из тех молодых людей, которым нужен отец...
Ее слова были необычайно откровенны и трогательны, но произносила она
их абсолютно равнодушным тоном и при этом вглядывалась мне в глаза, будто
стараясь прочитать, какое впечатление производит на меня сказанное. Я
пришел к выводу, что она тревожится о судьбе своего сына и старательно
создает видимость теплого семейного гнезда.
- Вы не знаете, миссис, где бы я мог найти Фреда?
- Понятия не имею. Он может быть в университете, в музее и в любой
другой точке города. Он очень активный человек и постоянно в бегах. Если
все будет хорошо, то весной будущего года он должен защищать диплом. Я
уверена, что ему это удастся!
Она несколько раз кивнула головой, но повторяла этот жест понуро и
тупо, словно женщина, бьющаяся головой о стену.
Как будто в ответ на ее слова, со стороны клиники показался старый
голубой "Форд". Приблизившись к нам, он замедлил ход и свернул в сторону
тротуара, чтобы остановиться сразу за моей машиной. У сидевшего за рулем
молодого человека были длинные светло-рыжие волосы и усы того же цвета.
Краем глаза я заметил, что миссис Джонсон произвела головой
отрицательный жест, настолько незначительный, что практически незаметный.
Молодой человек нервно заморгал. Внезапным поворотом руля он направил еще
движущуюся машину вновь на проезжую часть улицы, чуть не задев при этом
мою левую заднюю фару. Машина натужно набирала скорость, оставляя за собой
черный шлейф выхлопа.
- Это был Фред?
- Да, это он, - ответила женщина, слегка поколебавшись. - Интересно,
куда это он?
- Вы дали ему знак, чтобы он не задерживался, миссис.
- Я?! Наверное, вам показалось, сэр!
Я оставил ее перед домом и помчался за голубым "Фордом". Он вылетел
на автостраду под желтый свет и свернул вправо, в сторону университета.
Сидя перед красным сигналом, я следил, как черный след выхлопных газов
постепенно исчезает, вплетаясь в висящую над городом дымную пелену.
Когда светофор сменил огни, я двинулся в сторону университетского
городка, где проживала подружка Фреда, Дорис Баймеер.
5
Университет располагался высоко на выдающемся в море мысу, основание
которого, подточенное приливами и отливами, тонуло в болотной тине. Почти
со всех сторон университетский городок был окружен водой и с определенного
расстояния просвечивал сквозь голубоватую морскую дымку, словно защищенный
средневековый замок.
Вблизи его строения не производили столь романтического впечатления.
Глянув на псевдомодернистские кубы, прямоугольники и панели, можно было
догадаться, что жизнь их творца прошла над проектами общественных зданий.
Служитель на стоянке у въезда сообщил мне, что студенческий городок
расположен в северной части мыса.
Поднимаясь по крутой дороге, огибающей территорию университета, я
озирался в поисках Фреда Джонсона. Студентов было не так уж много, но все
вокруг казалось заполненным и изменчивым, словно некто, поместивший здесь
этот участок, все надеялся, что он приклеится, но этого не случилось.
В Академиа-Вилледж хаос лишь увеличивался. По узким улочкам сновали
одинокие собаки и одинокие студенты. Смешанная застройка состояла из
киосков с гамбургерами, домиков на одну-две семьи и корпусов общежитий.
"Шербурн", в котором обитала Дорис Баймеер, был одним из самых крупных -
семь этажей, растянувшихся почти на целый квартал.
Я ухитрился припарковать машину вплотную за домиком-прицепом,
раскрашенным так, что он напоминал деревянную избушку на колесах. Голубого
"Форда" нигде не было видно. Я вошел в здание и поднялся лифтом на
четвертый этаж.
Здание было новым, но в нем уже поселился дух, обычно витающий в
старых перенаселенных домах. Смешение запахов, оставляемых быстро
сменяющимися поколениями обитателей: пот, духи, наркотики и выпивка.
Проходя коридором, я слышал доносящуюся из-за большинства дверей музыку,
заглушающую человеческие голоса. Эти словно бы спорящие друг с другом
отзвуки наилучшим образом отражали разнообразие обитателей дома.
Я был вынужден несколько раз постучать в дверь комнаты 304. Девушка,
открывшая мне дверь казалась чуть уменьшенной копией матери. Она была
более милой, но менее решительной и не слишком уверенной в себе.
- Мисс Баймеер?
- Что вам угодно?
Она уставилась на какую-то точку, находящуюся сразу за моим левым
плечом. Я отклонился и глянул назад, подсознательно опасаясь удара. Но там
не было никого.
- Не могу ли я войти и немного поговорить с вами, мисс?
- Мне очень жаль, но я занимаюсь медитацией...
- И на какую же тему?
- Собственно, я и сама не знаю, - она тихо засмеялась и подняла руку
к виску, крутя в пальцах прядку прямых волос цвета сурового полотна. - Мне
еще ничего не пришло. Понимаете, мистер, ничто не материализовалось...
Она сама, казалось, еще не материализовалась в полной мере. Светлые
волосы были полупрозрачными. И вся она легко покачивалась, как занавесь на
окне. Потом потеряла равновесие и тяжело оперлась на дверной косяк.
Я подхватил ее под руки и вернул в вертикальное положение. Руки ее
были холодны, а сама она казалась слегка ошеломленной. Я задумался над
тем, что она могла колоть, пить или вдыхать.
Обхватив за плечи, я ввел ее в комнату. Противоположные двери вели на
балкон. Комната была обставлена скромно, как жилище бедняка: несколько
жестких стульев, узкая железная кровать, карточный столик, несколько
циновок. Единственной декоративной деталью была бабочка из красной жатой
бумаги, натянутой на основу из деревянных реек. Она была величиной со свою
хозяйку и свисала на шнуре с вбитого посреди потолка крюка, медленно
поворачиваясь вокруг своей оси.
Девушка села на одну из лежащих на полу циновок и устремила взгляд на
бумажную бабочку. Прикрыв ноги длинной полотняной хламидой, казалось,
составлявшей весь ее гардероб, она без особого успеха попыталась принять
позу лотоса.
- Это ты сделала бабочку, Дорис?
Она покачала головой.
- Нет, я не умею делать такие вещи. Это декорация с моего выпускного
бала. Маме пришло в голову повесить ее здесь. Я ее ненавижу! - создавалось
впечатление, что ее ломкий тихий голос не совпадает с движениями губ. - Я
плохо себя чувствую...
Я опустился рядом с ней на одно колено.
- Что ты принимала?
- Только несколько таблеток от нервов. Они помогают мне медитировать.
Она снова принялась возиться со своими ногами, пытаясь зафиксировать
их в нужном положении. Ступни ее были грязны.
- Что это за таблетки?
- Такие красные. Только две... Все потому, что со вчерашнего дня у
меня маковой росинки во рту не было. Фред говорил, что принесет мне из
дому что-нибудь поесть, но, наверное, его мама ему не разрешила. Она меня
не любит... хочет, чтобы Фред принадлежал ей одной, - помолчав, она
добавила все тем же тихим и ласковым голосом: - Пусть провалится ко всем
чертям, где ей и место.
- Но ведь у тебя самой есть мать, Дорис...
Она оставила в покое свои ступни и села, вытянув ноги и прикрыв их
своей хламидой.
- Ну и что с того?
- Если тебе нужна еда или помощь, почему ты не попросишь у нее?
Она неожиданно резко затрясла головой, волосы упали ей на глаза и
губы. Она подняла их резким движением обеих рук, напоминающим жест
человека, снимающего резиновую маску.
- Не нужна мне такая помощь! Она хочет отнять у меня мою свободу,
запереть меня и выбросить ключ! - она неуклюже поднялась на колени и ее
голубые глаза оказались вровень с моими. - Вы что, шпик?
- С какой стати?
- Точно? Она мне грозилась напустить на меня шпиков. Мне очень жаль,
что она до сих пор не сделала этого, я могла бы им всякого порассказать...
- она кивнула головой с мстительным удовлетворением, резко двигая своим
тонким подбородком.
- Что, например?
- Например, что единственное, чем они занимались всю свою жизнь - это
ругань и драки! Построили себе этот огромный, холодный, мертвый дом и жрут
друг друга в нем, не переставая. Или молчат...
- А по какому поводу были драки?
- По поводу какой-то Милдред в том числе... Но на самом деле они
просто не любили друг друга... и жутко жалели каждый себя по этому поводу.
И винили в этом меня в том числе, во всяком случае, по их поведению это
было видно. Я не слишком много помню о сцене, произошедшей, когда я была
еще маленькая... Только то, что они дрались надо мной... были голые и
орали, будто разъяренные великаны, а я стояла между ними... И что его член
торчал, такой огромный... Она взяла меня на руки, отнесла в ванную и
заперла дверь на ключ, а он выломал ее плечом. Потом долго ходил с рукой
на перевязи... А я, - тихо прибавила она, - с тех пор хожу с душой на
перевязи...
- Таблетки тебе в этом случае не помогут.
Она зажмурила глаза и выпятила нижнюю губу, словно упрямый ребенок,
готовый вот-вот расплакаться.
- Никто не просил вашего совета! Вы шпик, да? - она шумно втянула
воздух носом. - От вас пахнет грязью, грязными человеческими тайнами!
Я выдавил из себя нечто, символизирующее кривую усмешку. Девушка была
молода и глупа, наверное, немного отуманена и, как сама мне сказала,
находилась под действием наркотика. Но она была молода и волосы ее были
чисты. Мне было грустно, что она слышит от меня запах грязи.
Я поднялся, слегка задев головой бумажную бабочку, подошел к
балконной двери и выглянул наружу. В узком пространстве между двумя
корпусами виднелся краешек светлого моря. По нему двигался трехмачтовый
корабль, убегая от легкого ветерка.
Когда я обернулся, комната показалась мне темной, будто прозрачный
кубик тени, полный невидимой жизни. Казалось, бабочка и впрямь начала
летать. Девушка поднялась и, покачиваясь, стояла под нею.
- Вас прислала моя мать?
- Не совсем так. Но я с ней говорил.
- Думаю, она вам рассказала обо всех моих грехах. О том, какая я
злая? Какой у меня невыносимый характер?
- Нет. Но она тревожится о тебе.
- Ее тревожит моя связь с Фредом?
- Думаю, да.
Она утвердительно кивнула и так и не подняла головы.
- Меня это тоже тревожит, но совсем по другому поводу. Она думает,
что мы любовники или что-то в этом роде. Но, оказывается, я неспособна
жить с людьми. Чем ближе я к ним подхожу, тем мне холоднее!
- Почему?
- Я их боюсь! Когда он... когда мой отец выломал дверь ванной, я
влезла в корзину для белья и закрыла за собой крышку. Я никогда не забуду,
что я тогда почувствовала: словно я умерла, похоронена и навсегда в
безопасности!
- В безопасности?
- Но ведь мертвого невозможно убить!
- Чего ты боишься, Дорис?
Она подняла на меня глаза и глянула из-под светлых бровей.
- Людей.
- И Фреда тоже?
- Нет. Его я не боюсь. Иногда он доводит меня до бешенства. Тогда мне
хочется его... - она прервалась на полуслове. Я услыхал скрип стиснутых
зубов.
- Чего тебе тогда хочется?
Она заколебалась; на лице ее отразилось напряжение, словно она
вслушивалась в отголоски собственного внутреннего мира.
- Я хотела сказать: "убить его". Но на самом деле я так не думаю. В
конце концов, к чему это привело бы? Бедный старина Фред тоже уже мертв и
похоронен, как и я.
Под влиянием минутной злости я хотел возразить ей, сказать, что она
слишком молода и хороша собой для таких разговоров. Но она была свидетелем
и мне не хотелось с ней ссориться.
- А что произошло с Фредом?
- Много всякого. Он из бедной семьи и полжизни потратил на то, чтобы
