помещался музей. Молодой человек у входа сообщил мне, что Фред Джонсон
вышел около часа назад.
- Вы хотите встретиться с ним по личному вопросу или это как-то
связано с музеем?
- Я слышал, что он интересуется творчеством художника по имени Ричард
Хантри...
Он совсем расплылся в улыбке.
- Мы все им интересуемся. Вы, наверное, приезжий?
- Да, я из Лос-Анджелеса.
- Вы не видели нашу постоянную экспозицию работ Хантри?
- Еще нет.
- Вы пришли как раз вовремя, сэр. Здесь сейчас миссис Хантри. Она
посвящает нам один день в неделю.
В первом зале, который мы миновали, находились светлые и приятные
классические скульптуры. Второй зал был совершенно другим. Картины,
которые я там увидел, напоминали окна в иной мир, словно те, через которые
исследователи джунглей ночами наблюдают жизнь зверей. Но звери на полотнах
Хантри, казалось, превращались в людей, а может, это были люди,
становящиеся зверьми.
Женщина, возникшая в зале за моей спиной, ответила на мой
невысказанный вопрос:
- Это так называемые образы творения... они представляют полную
фантазии концепцию эволюции, созданную художником. Они относятся к периоду
первого большого взрыва его творческого вдохновения. Возможно, это
покажется неправдоподобным, но все картины были созданы в течение шести
месяцев.
Я повернулся, чтобы посмотреть на нее. Несмотря на строгий костюм и
несколько аффектированную манеру изложения, она излучала силу и
собранность. Было видно, что эта женщина с коротко стриженными седеющими
волосами обеими руками держится за жизнь.
- Вы миссис Хантри?
- Да, - она явственно была довольна тем, что я ее узнал. - Меня,
собственно, уже не должно быть тут, сегодня вечером у меня прием. Но мне
трудно не прийти в музей в дни моего дежурства.
Она проводила меня к дальней стене, на которой висел цикл женских
образов. Одна из картин привлекла мое внимание. Молодая женщина сидела на
бревне, частично прикрытом шкурой буйвола, оттеняющей ее бедра. Красивая
грудь и плечи натурщицы были обнажены. Над ней, в глубине картины, висела
в пространстве голова быка.
- Он называл ее "Европа", - сказала миссис Хантри.
Я повернулся к ней, она улыбнулась. Я снова глянул на девушку на
картине.
- Это вы, миссис?
- В определенном смысле. Я часто позировала ему.
С минуту мы изучающе смотрели друг на друга. Она была моего возраста,
может, чуть моложе, но под голубым платьем до сих пор таилось упругое тело
Европы. Я задал себе вопрос, что заставило ее проводить меня по выставке -
внутренний порыв? мысль о муже? или, может, симпатия...
- Вы уже когда-нибудь видели его картины, мистер? Мне показалось, они
вас изумили.
- Да. Я до сих пор изумлен.
- Его работы обычно производят на людей такое впечатление, когда с
ними знакомятся впервые. Скажите мне, что вас заставило им
заинтересоваться?
Я сказал ей, что являюсь частным детективом, которому Баймееры
поручили вести следствие о пропаже их картины. Мне хотелось посмотреть на
ее реакцию.
Ее лицо под маской косметики слегка побледнело.
- Баймееры - невежды! Картина, которую они купили у Граймса,
фальшивка! Он предлагал мне купить ее задолго до того, как показал им. Я и
прикасаться к ней не захотела! Это обыкновенная попытка скопировать стиль,
в котором Ричард уже давно не работал.
- Как давно?
- Лет тридцать. Это манера из времен его жизни в Аризоне. Не
исключено, что Пол Граймс сам написал эту картину.
- А Граймс - человек с такой репутацией?
Я задал на один вопрос больше, чем следовало.
- Я не стану говорить о его репутации ни с вами, ни с кем бы то ни
было другим. Он был другом и учителем Ричарда еще в Аризоне.
- Но вашим другом он не был?
- Мне бы не хотелось говорить на эту тему. Пол помог моему мужу,
когда эта помощь имела для него значение. Но с течением времени люди
меняются. Все меняется... - она обвела глазами вокруг себя, не
останавливая взгляд на картинах мужа, словно даже они стали ей чужими, как
полузабытые сны. - Я стараюсь заботиться о наследии моего мужа, о
подлинности его работ. Множество людей не прочь были бы составить
состояние на его творчестве.
- А Фред Джонсон - не один из них?
Казалось, мой вопрос поразил ее. Она потрясла головой и ее прическа
заколыхалась, словно мягкий серый колокольчик.
- Фред покорен творчеством моего мужа. Но я бы не сказала, что он
пытается зарабатывать на нем, - она некоторое время помолчала. - А что,
Рут Баймеер обвиняет его в краже своей дурацкой картины?
- Прозвучало его имя...
- Но это бессмыслица! Даже если бы Фред был способен на это, чего я
не думаю, то у него слишком хороший вкус, чтобы купиться на такую явную
подделку!
- И тем не менее, я хотел бы поговорить с ним. Вы случайно не знаете
его адреса?
- Я могу посмотреть, - она вышла и вскоре вернулась. - Фред живет с
родными на Олив-Стрит, номер 2024. Не будьте с ним слишком суровы, это
очень ранимый молодой человек и большой поклонник Хантри.
Я поблагодарил ее за информацию. Она поблагодарила меня за интерес к
творчеству мужа. У меня создалось впечатление, что она являет собой
достаточно сложную фигуру, будучи рекламным агентом, хранителем святыни и
еще кем-то. Невольно я подумал, что это нечто, не поддающееся точному
определению, - не что иное, как неутоленный эротизм.
4
Дом Джонсонов стоял в ряду однотипных деревянных четырехэтажных
зданий, построенных, видимо, в начале века. Оливковые деревья, давшие
название улице, были еще старше. Их листва отливала матовым серебром в
свете полуденного солнца.
Это был район второразрядных гостиниц, частных домов, врачебных
кабинетов и зданий, частично перестроенных под конторы. Мне показалось,
что возведенная посреди района огромная современная клиника с окнами,
напоминавшими гигантские соты, высосала из окружающего все соки.
Дом Джонсонов выглядел более заброшенным, чем соседние здания.
Некоторые доски потрескались, со стен давно сошла краска. Он стоял, словно
старый, вытянутый дух строения, за палисадником, поросшим порыжелой травой
и сочными сорняками.
Я постучал в дверь, снабженную ржавой москитной сеткой. Казалось, дом
медленно и неохотно пробуждается к жизни. Было слышно, как кто-то тяжело
плетется вниз по лестнице.
Плотный старик отворил дверь и уставился на меня сквозь сетку. У него
были седые волосы и короткая неряшливая бородка с густой проседью.
- В чем дело? - раздраженно спросил он.
- Я хотел бы повидать Фреда.
- Не знаю, дома ли он. Я вздремнул, - он наклонился ко мне, приблизив
к сетке лицо, и я почувствовал явственный запах вина. - А что вам нужно от
Фреда, мистер?
- Я хочу поговорить с ним.
Он смерил меня с головы до ног своими маленькими красноватыми
глазками.
- И о чем же вы, мистер, хотите с ним поговорить?
- Я предпочел бы сам сказать ему об этом.
- Лучше скажите мне. Мой сын - очень занятой молодой человек, его
время стоит денег. Он - эксперт, - это слово он произнес почти с
восхищением. - А это стоит еще дороже.
Я сделал вывод, что у старика закончился запас вина и поэтому он
вознамерился выпотрошить меня. Из-за лестницы показалась какая-то женщина
в одежде сестры милосердия. Во всех ее движениях сквозила важность,
однако, заговорила она тонким девчоночьим голоском:
- Я поговорю с этим господином, Джерард. Не забивай свою бедную
голову делами Фреда.
Она коснулась рукой его волосатого плеча, пристально, словно врач,
ставящий диагноз, посмотрела ему в глаза и, слегка потрепав, отослала его.
Не вступая в спор, он двинулся в сторону лестницы.
- Мое имя Сара Джонсон, - сказала она. - Я мать Фреда.
Темные с сединой волосы оттеняли ее лицо, былые формы и выражение
которого, как и у ее мужа, скрывались под маской жира. Однако, белый
халат, обтягивающий ее массивную фигуру, был чистым и крахмальным.
- Фред дома?
- Кажется, нет, - она глянула над моим плечом в направлении улицы. -
Я не вижу его машины.
- Когда можно ждать его возвращения?
- Трудно сказать. Фред учится в университете, - она сообщила об этом
таким тоном, словно этот факт был единственной гордостью ее жизни. - У
него все время меняются часы занятий. Кроме того, он работает в музее, и
его туда часто приглашают. Не могу ли я вам чем-нибудь помочь?
- Возможно. Нельзя ли мне войти?
- Лучше я выйду к вам, - решительно заявила она. - У нас ужасный
беспорядок. С тех пор, как я возобновила работу, у меня совсем не остается
времени на дом.
Она вытащила массивный ключ, торчавший в двери изнутри, и, выйдя,
повернула его за собой. Я начал подозревать, что в периоды запоя она
запирает своего мужа в доме.
Вместе со мной она спустилась с крыльца и подняла глаза на облезлый
фасад.
- Снаружи на него тоже не стоит смотреть. Но я ничего не могу с этим
поделать. Это собственность клиники, как и остальные дома, - в будущем
году его должны снести. Всю эту сторону улицы собираются превратить в
автомобильную стоянку, - она вздохнула. - Понятия не имею, куда мы
денемся. Цены растут, а мой муж - инвалид...
- Мне очень жаль...
- Вы о Джерри? Да-а... мне тоже жаль... Когда-то он был сильным
деловым человеком. Но некоторое время назад он пережил нервное потрясение
- еще во время войны - и так и не смог прийти в себя. Ну, и пьет он
слишком много. Впрочем, не он один... - задумчиво добавила она.
Мне нравилась откровенность этой женщины, хотя она производила
впечатление особы достаточно суровой. Я невольно подумал о том, что, по
странному стечению обстоятельств, именно мужья медсестер часто становятся
инвалидами...
- Ну, ладно. Не расскажете ли вы мне, зачем вы приехали?
- Собственно, я просто хотел бы поговорить с Фредом.
- О чем?
- Об одной картине.
- Да, это его специальность. Фред может вам рассказать о картинах
все, что вы хотите знать... - неожиданно она оставила эту тему, словно та
ее пугала, и произнесла уже другим, тихим и неуверенным, голосом: - У
Фреда какие-то неприятности?
- Надеюсь, что нет, миссис.
- Я тоже надеюсь. Фред - приличный мальчик, он всегда был таким. Я
хорошо его знаю, ведь я его мать, - она бросила на меня долгий
подозрительный взгляд. - Вы не из полиции, сэр?
- Я журналист. Собираюсь писать статью о художнике по имени Ричард
Хантри.
Она вдруг вся сжалась, словно почувствовав угрозу.
- Понимаю...
- Кажется, ваш сын специалист по его творчеству?
- Я в этом не разбираюсь, - ответила она. - Фред интересуется многими
художниками. Он намерен зарабатывать этим на жизнь.
- В качестве хозяина галереи?
- Он хотел бы дорасти до этого. Но для этого необходим капитал. А мы
даже не хозяева дома, в котором живем...
Она подняла глаза на старый высокий дом, словно он был источником
всех ее тревог. Из окошка вверху, под самой крышей, словно узник из башни,
за нами наблюдал ее муж. Она махнула ему рукой, словно метнув ядро,
Джонсон исчез в темноте за стеклом.
- Меня преследует мысль, что в один прекрасный день он выпадет из
какого-то из этих окон... Бедняга, он до сих пор страдает от последствий
войны. Иногда просто валится без сил на пол. Я порой думаю, не должна ли я
вернуть его снова в клинику для инвалидов войны, но духу не хватает. Он
намного счастливее здесь, с нами. Фред и я очень тосковали по нему, а Фред
