Д'Отвиль великодушно предложил мне свой плащ, но я отказался. Он тоже
был одет в легкую полотняную одежду, но не это явилось причиной моего
отказа. Даже если бы я сильно страдал от холода, я не принял бы услуги
от него. Я начинал его опасаться.
Аврора вскоре уснула. При свете зарниц я видел, что глаза ее закрыты,
а ее спокойное, ровное дыхание свидетельствовало о том, что она спит.
Это тоже огорчило меня. Я ждал каждой новой зарницы, чтобы взглянуть на
нее. Каждый раз, как вспышка света озаряла ее прелестное лицо, я вгляды-
вался в ее черты со смешанным чувством любви и боли. О, может ли ко-
варство скрываться под этой прекрасной внешностью? Может ли таиться об-
ман в этой благородной душе? Разве я не уверен, что она любит меня?
Как бы то ни было, у меня теперь отрезаны пути к отступлению. Я дол-
жен довести до конца начатую игру хотя бы ценой моей жизни или моего
счастья. Я должен думать только о той цели, которая привела меня сюда.
Когда я немного успокоился, я опять принялся думать о том, как нам
выбраться. Лишь только рассветет, я снова пойду на поиски лошадей, пос-
тараюсь найти их по следам и поймать, а затем спрячу в лесу, где нам
придется укрываться до следующего вечера.
А если мы не найдем лошадей?
Долгое время я не мог решить, как нам тогда поступить. Наконец мне
пришел в голову новый, вполне осуществимый план, и я поспешил поделиться
им с д'Отвилем, который тоже не спал. Мой план был так прост, что я
удивлялся, как не додумался до этого раньше. Д'Отвиль отправится в
Бринджерс, наймет новых лошадей или экипаж и на следующий вечер встретит
нас на береговой дороге.
Что могло быть проще? В Бринджерсе ничего не стоило нанять лошадей, а
тем более экипаж. Д'Отвиля там не знают, и, конечно, никто не заподоз-
рит, что он связан со мной. Я не сомневался, что в похищении квартеронки
станут обвинять меня. Гайар, во всяком случае, это подумает - значит,
разыскивать будут меня одного. Д'Отвиль согласился, что так и нужно сде-
лать, если мы не найдем сбежавших лошадей; договорившись о подробностях,
мы уже с меньшей тревогой стали дожидаться рассвета.
Наконец рассвело. Первые бледные лучи медленно проникали сквозь гус-
тые вершины деревьев, но все же было настолько светло, что мы могли во-
зобновить поиски. Аврора осталась на месте, а мы с д'Отвилем снова ра-
зошлись в разные стороны. Он направился в глубину леса, а я - к дороге.
Вскоре я подошел к изгороди, окружавшей поля Гайара, ибо мы все еще
находились очень близко от его плантации. Затем я двинулся вдоль изгоро-
ди к тому месту, где проселочная дорога углублялась в лес. Я решил снова
проделать путь, по которому мы ехали прошлой ночью, так как думал, что
лошади могли убежать по знакомой дороге.
И я оказался прав. Когда я подошел к этому месту, я увидел на земле
следы подков двух лошадей, направлявшихся к реке. Там же виднелись и
следы, оставленные нами прошлой ночью. Я сравнил: несомненно, это были
одни и те же лошади. У одной из них была сломана подкова, и я с первого
взгляда узнал ее след. Я заметил еще одну подробность: рядом с отпечат-
ками подков виднелись полосы, прочерченные обломками сучьев, к которым
были привязаны повода. Это подтвердило мои догадки о том, что лошади са-
ми сорвались с привязи.
Теперь вопрос был в том, далеко ли они убежали. Стоит ли мне идти за
ними и пытаться их поймать? Уже совсем рассвело, и это было бы очень
опасно. Гайар и его люди уже, наверно, давно на ногах и рыщут по окрест-
ностям. Отдельные группы, конечно, скачут вдоль береговой дороги и обша-
ривают проселки между плантациями. На каждом шагу я могу встретить ко-
го-нибудь из его шайки.
По следам лошадей было видно, что они неслись во весь опор. Они нигде
не останавливались, чтобы пощипать траву. Вероятнее всего, они выскочили
на береговую дорогу и помчались прямо в город. Лошади были наемные и,
наверно, хорошо знали дорогу домой. Кроме того, это были мексиканские
мустанги, которым нередко случается после долгого путешествия возвра-
щаться домой без седоков.
Пытаться догнать их значило бы бессмысленно подвергать себя опаснос-
ти: я сразу отказался от этой мысли и повернул обратно к лесу.
Подходя к нашему лагерю, я старался ступать неслышно - мне стыдно
сознаться, из каких побуждений: в моем сердце шевелились недостойные
чувства.
Мне послышались звуки голосов.
"Боже мой! Опять д'Отвиль поспел раньше меня!"
Несколько секунд я боролся с собой, но не устоял и стал приближаться
к ним, крадучись, как вор.
"Д'Отвиль снова оживленно и дружески разговаривает с ней! Они стоят
так близко, что лица их почти соприкасаются. Как они поглощены разгово-
ром! Они говорят очень тихо, они шепчутся, как влюбленные! О Боже!"
В эту минуту я вспомнил сцену на пристани. Вспомнил, что на юноше был
такой же плащ и что он был небольшого роста...
Это он стоял передо мной! Теперь загадка объяснилась. Я был лишь шир-
мой, жалкой игрушкой в руках этой кокетки!
Вот он, настоящий возлюбленпый Авроры!
Я остановился как пораженный громом. Острая боль пронзила сердце,
будто отравленная стрела впилась глубоко в мою грудь и застряла в ней,
терзая меня. Ноги у меня подкосились, и я чуть не потерял сознание.
"Она что-то вынула из-за корсажа. Она что-то протягивает ему! Залог
любви!.. Нет, я ошибся. Это - бумаги, те самые, что она взяла с конторки
у Гайара. Что это значит? Здесь скрыта какая-то тайна. О! Я потребую
объяснений у вас обоих! Я все узнаю! Терпение, сердце! Терпение!"
Д'Отвиль взял бумаги и спрятал их под блузу. Затем он повернулся, и
взгляд его упал на меня.
- А, мсье! - воскликнул он, направляясь ко мне. - Ну, как дела? Вы не
нашли лошадей?
Я сделал над собой усилие и ответил спокойно:
- Только их следы.
Но даже произнося эту короткую фразу, голос мой дрогнул от волнения.
Д'Отвиль должен был заметить мое состояние, однако не показал и виду.
- Только следы, мсье? Куда же они вели?
- К береговой дороге. Больше нечего рассчитывать на них.
- Значит, мне надо сейчас же отправляться в Бринджерс?
Он интересовался моим мнением.
Его вопрос обрадовал меня. Мне хотелось, чтобы он ушел: я жаждал ос-
таться наедине с Авророй.
- Я думаю, это было бы лучше всего, если вы не считаете, что еще
слишком рано.
- О нет! Кроме того, у меня есть дела в Бринджерсе, и они займут весь
день.
- Вот как!
- Будьте спокойны, я вовремя приеду за вами. Не сомневаюсь, что дос-
тану лошадей или экипаж. Через полчаса после того, как стемнеет, я буду
ждать вас у проселочной дороги. Не бойтесь, мсье! Я твердо верю, что для
вас все кончится благополучно. А для меня, увы!..
Вместе с последними словами у него вырвался глубокий вздох.
"Что это значит? Уж не смеется ли он надо мной? Нет ли у этого стран-
ного юноши еще тайны, кроме моей? Он, верно, знает, что Аврора, любит
его! Неужели он так уверен в ее любви, что, не колеблясь, оставляет нас
наедине? Или он играет мной, как тигр своей жертвой? Может, они оба иг-
рают мной?.."
Все эти ужасные мысли теснились у меня в голове и помешали мне отве-
тить на его последнее замечание. Я только пробормотал, что не теряю на-
дежды, но он не обратил внимания на мои слова. По какой-то причине он,
видимо, хотел скорей уйти и, попрощавшись с Авророй и со мной, резко по-
вернулся и пошел быстрым, легким шагом через лес.
Я глядел ему вслед, пока он не скрылся за деревьями, и почувствовал
облегчение, когда он ушел. Хотя нам была нужна его помощь, хотя от нее
зависело наше спасение, в ту минуту мне хотелось никогда больше не ви-
деть его.
Глава LXIX. УПРЕКИ ВЛЮБЛЕННОГО
Теперь я объяснюсь с Авророй. Теперь я дам волю мучительной ревности,
облегчу свое сердце в горьких упреках и упьюсь сладостной местью, осыпая
ее обвинениями.
Я не мог больше сдерживать свое волнение, не мог скрывать свои
чувства. Я должен был высказать все!
Пока д'Отвиль не исчез из виду, я нарочно стоял, отвернувшись от Ав-
роры. И даже долее того. Я старался сдержать бешеные удары своего серд-
ца, старался казаться спокойным и равнодушным.
Тщетное притворство! От ее глаз не укрылось мое состояние, в таких
вещах инстинкт никогда не обманывает женщин.
Так было и на этот раз. Она все поняла. Вот почему в ту минуту она
дала волю своему порыву.
Я повернулся, чтобы заговорить с ней, но тут почувствовал, что руки
ее обвились вокруг моей шеи; она нежно прильнула ко мне, а лицо подня-
лось навстречу моему. Ее большие, ясные глаза смотрели в мои с нежным
вопросом.
В другое время этот взгляд успокоил бы меня: ее глаза светились горя-
чей любовью. Так могли смотреть только глаза истинно любящей девушки.
Но сейчас я не знал жалости. Я пробормотал:
- Аврора, ты не любишь меня!
- Ах, почему ты так жесток со мной? Я люблю тебя, Бог свидетель, люб-
лю всем сердцем!
Но и эти слова не рассеяли моих подозрений. Обвинения мои были слиш-
ком обоснованны, ревность пустила слишком глубокие корни, чтобы ее могли
успокоить пустые уверения. Только доказательства или признания могли
убедить меня.
Раз начав, я уже не мог остановиться. Я припомнил ей все: сцену, ко-
торую видел на пристани, дальнейшее поведение д'Отвиля, мои наблюдения
прошлой ночью и то, чему я только что был свидетелем. Я ничего не забыл,
но ни в чем не упрекал ее. У меня впереди было достаточно времени для
упреков, я хотел сначала услышать ее ответ.
Она отвечала мне со слезами. Да, она знала д'Отвиля раньше, она сразу
мне в этом призналась. В их отношениях была какая-то тайна, но она умо-
ляла меня не спрашивать у нее объяснений. Она просила меня быть терпели-
вым. Эта тайна принадлежит не ей. Скоро я все узнаю. Пройдет немного
времени, и все раскроется.
С какой готовностью мое сердце впитывало эти утешительные слова! Я
больше не сомневался. Как мог я не верить этим чистым, омытым слезами
глазам, сияющим глубокой любовью?
Сердце мое смягчилось. Я снова нежно обнял мою невесту, и горячий по-
целуй скрепил нашу клятву верности.
Мы могли бы долго пробыть на этом месте, освященном нашей любовью, но
осторожность требовала его оставить. Опасность была слишком близка. В
двухстах ярдах от нас тянулась изгородь, отделявшая плантацию Гайара от
леса; оттуда можно было даже видеть его дом, стоявший вдали, среди по-
лей. Густые заросли служили нам укрытием, но, если бы погоня направилась
в нашу сторону, люди прежде всего стали бы обыскивать эту чащу. Нам надо
было найти себе другое убежище, поглубже в лесу.
Я вспомнил о цветущей поляне, где меня ужалила змея. Вокруг нее рос
густой, тенистый подлесок, там мы могли найти укромное место, где нас не
обнаружил бы и самый зоркий глаз. В ту минуту я думал только о таком
убежище. Мне не приходило в голову, что есть способ отыскать нас в самой
густой чаще или в непроходимых зарослях тростника. И я решил спрятаться
на этой поляне.
Чаща папайи, в которой мы провели ночь, находилась близ юго-восточно-
го края плантации Гайара. Чтобы добраться до поляны, нам надо было прой-
ти около мили к северу. Если бы мы пошли напрямик через лес, мы почти
наверное сбились бы с пути и, возможно, не нашли бы надежного убежища.
Кроме того, мы могли бы заблудиться в лабиринте болот и проток, изрезав-
ших лес по всем направлениям.
Поэтому я решил идти вдоль плантации, пока мы не выйдем на тропинку,
которая когда-то привела меня на поляну, - я хорошо ее запомнил. Конеч-
но, это было немного рискованно, пока мы не дойдем до северного края
плантации, но мы могли держаться подальше от изгороди и по возможности
не выходить из подлеска. К счастью, по опушке леса параллельно изгороди
тянулась к северу широкая полоса пальметто, отмечавшая границу ежегодно-
го паводка. Эти причудливые растения с широкими веерообразными листьями
