Майн Рид.
Квартеронка
С Перевод В. Курелла, Е. Шишмаревой
Источник: Золотой век, Харьков, "ФОЛИО", 1996
Глава I. ОТЕЦ ВОД
ОТЕЦ ВОД! Я славлю твой могучий бег. Подобно индусу на берегах свя-
щенной реки, склоняю я пред тобою колена и возношу тебе хвалу!
Но как несходны чувства, которые нас одушевляют! Индусу воды желтого
Ганга внушают благоговейный трепет, олицетворяя для него неведомое и
страшное грядущее, во мне же твои золотистые волны будят светлые воспо-
минания и связуют мое настоящее с прошлым, когда я изведал столько
счастья. Да, великая река! Я славлю тебя за то, что ты дала мне в прош-
лом. И сердце замирает от радости, когда при мне произносят твое имя!
Отец вод, как хорошо я знаю тебя! У твоих истоков я шутя перескакивал
через тоненькую струйку, ибо в стране тысячи озер, на вершине Hauteur de
terre, ты бежишь крохотным ручейком. На лоно вскормившего тебя голубого
озерка спустил я берестяной челн и отдался плавному течению, устремивше-
му меня на юг.
Я плыл мимо берегов, где на лугах зреет дикий рис, где белая береза
отражает в зеркале твоих вод свой серебристый стан и тени могучих елей
купают в твоей глади свои остроконечные вершины. Я видел, как индеец чи-
пева рассекал твои хрустальные струи в легком каноэ, как лось-великан
стоял в твоей прохладной воде и стройная лань мелькала среди прибрежной
травы. Я внимал музыке твоих берегов - крику ко-ко-ви, гоготу ва-ва -
гуся, трубному гласу большого северного лебедя. Да, великая река, даже в
далеком северном крае, на твоей суровой родине, поклонялся я тебе!
Все вперед и вперед плыву я, пересекая один за другим градусы, широты
и климатические пояса.
И вот я стою на твоем берегу, там, где ты прыгаешь по скалам и зо-
вешься водопадом Святого Антония и бурным, стремительным потоком прокла-
дываешь себе дорогу на юг. Как изменились твои берега! Хвойные деревья
исчезли, и ты нарядился в яркий, но недолговечный убор. Дубы, вязы и
клены сплетают шатром свою листву и простирают над тобой могучие руки.
Хотя леса твои по-прежнему тянутся без конца и края, девственной природе
приходит конец. Взор с радостью встречает приметы цивилизации, слух жад-
но ловит ее звуки. Среди поваленных деревьев стоит бревенчатая хижина,
живописная в своей грубой простоте, а из темной чащи леса доносится стук
топора. Над поверженными исполинами гордо качаются шелковистые листья
кукурузы, и золотые ее султаны сулят богатый урожай. Из-за зеленых крон
деревьев вдруг выглянет церковный шпиль, и молитва возносится к небу,
сливаясь с рокотом твоих волн.
Я снова спускаю челн на твои стремительные волны и с ликующим сердцем
плыву вперед и вперед, на юг. Я проплываю теснины, где ты с ревом проби-
ваешь себе путь, и восхищенно всматриваюсь в причудливые скалы, которые
то отвесной стеной поднимаются ввысь, то расступаются и мягкими изгибами
вырисовываются на синеве небес. Я смотрю на нависшую над водой скалу,
прозванную наядой, и на высокий утес, на округлой вершине которого в да-
лекие годы солдат-путешественник разбивал свою палатку.
Я скольжу по зеркальной поверхности озера Пепин, любуясь его зубчаты-
ми, похожими на крепостную стену берегами.
С волнением гляжу я на дикий утес Прыжок любви, чьи обрывистые склоны
часто отвечали эхом на веселые песни беззаботных путешественников, а од-
нажды эхо повторило скорбный напев - предсмертную песнь Веноны, красави-
цы Веноны, которая ради любви пожертвовала жизнью.
Вперед несется мой челн, туда, где безграничные прерии Запада подсту-
пают к самой реке, и взор мой с радостью скользит по их вечнозеленым
просторам.
Я замедляю ход своего челна, чтобы посмотреть на всадника с разрисо-
ванным лицом, скачущего вдоль твоего берега на диком коне, и полюбо-
ваться на гибких дакотских девушек, купающихся в твоих хрустальных стру-
ях, а затем - снова вперед, мимо Скалистого карниза, мимо богатых рудами
берегов Галены и Дюбюка и воздушной могилы смелого рудокопа.
Вот я достиг того места, где бурный Миссури яростно бросается на те-
бя, как будто хочет повлечь за собою по своему пути. С утлого суденышка
я слежу за вашим поединком. Жестокая короткая схватка, но ты побеждаешь,
и отныне твой укрощенный соперник вынужден платить тебе золотую дань,
вливаясь в твое могучее русло, и ты величественно катишь свои воды впе-
ред.
Твои победоносные волны несут меня все южнее. Я вижу высокие зеленые
курганы - единственный памятник древнего племени, некогда обитавшего на
твоих берегах. Но сейчас передо мной встают поселения другого народа.
Сверкающие на солнце колокольни и купола вздымают в небо острые свои
шпили, дворцы стоят на твоих берегах, а другие, плавучие, дворцы качают-
ся на твоих волнах. Впереди виден большой город.
Но я не задерживаюсь здесь. Меня манит солнечный юг, и, вновь дове-
рившись твоему течению, я плыву дальше.
Вот широкое, как море, устье Огайо и устье другого крупнейшего твоего
притока, знаменитой реки равнин. Как изменились твои берега! Ни нависших
скал, ни отвесных утесов. Ты прорвался сквозь сковавшие тебя горные цепи
и теперь широко и свободно прокладываешь себе путь через собственные на-
носы. Ты сам в минуту буйного разгула создал свои берега и можешь прор-
вать их, когда тебе вздумается. Теперь леса вновь окаймляют тебя - леса
исполинов: раскидистые платаны, высокие тюльпанные деревья, желто-зеле-
ные тополя поднимаются уступами от самой воды. Леса стоят на твоих бере-
гах, и на своей широкой груди ты несешь остовы мертвых деревьев.
Я проношусь мимо последнего твоего большого притока, пурпурные воды
которого лишь слегка окрашивают твои волны. Плыву вниз по твоей дельте,
вдоль берегов, прославленных страданиями Де Сото1 и смелыми подвигами
Ибервиля2 и Ла Салля3.
Тут душу мою охватывает беспредельное восхищение. Лишь человек с ка-
менным сердцем, бесчувственный ко всему прекрасному, способен взирать на
тебя здесь, в этих южных широтах, не испытывая священного восторга.
Сказочные картины, сменяя одна другую, как в панораме, развертываются
передо мной. Нет на земле пейзажа прекраснее. Ни Рейн с его замками на
скалах, ни берега древнего Средиземного моря, ни острова Вест-Индии -
ничто не может сравниться с тобой. Ни в одной части света нет такой при-
роды, нигде мягкое очарование не сочетается столь гармонично с дикой
красотой. Однако взор не встречает здесь ни скал, ни даже холмов; лишь
темные кипарисовые чащи, опушенные серебристыми мхами, служат фоном кар-
тине, и они не уступают в величавости гранитным утесам.
Лес уже не подходит вплотную к твоим берегам. Его давно свалил топор
поселенца, и на смену ему пришли золотистый сахарный тростник, белоснеж-
ный хлопок и серебристый рис. Лес отступил назад и теперь лишь издали
украшает картину. Я вижу тропические деревья с широкими блестящими
листьями - пальмы сабаль, аноны, водолюбивую ниссу, катальпу с крупными
трубчатыми цветами, душистый стиракс и магнолию с ее восковыми лепестка-
ми. С листвой этих прекрасных туземок смешивают свою листву и сотни чу-
десных пришельцев: апельсин, лимон и фиговое дерево, индийская сирень и
тамаринд, оливы, мирты и бромелии, а поникшие ветви вавилонской ивы сос-
тавляют разительный контраст с прямыми стеблями гигантского сахарного
тростника и копьевидными листьями высокой юкки.
Окруженные этой пышной растительностью, стоят виллы и роскошные
усадьбы самой разнообразной архитектуры, столь же разнообразной, как и
национальности населяющих их людей, ибо на твоих берегах живут люди са-
мых различных наций, и все они принесли тебе свою дань, украсив тебя да-
рами всемирной цивилизации.
Прощай, отец вод!
Хоть я не родился под этим благодатным южным небом, но провел здесь
долгие годы и люблю эту страну даже больше, чем свою родину. Здесь про-
жил я дни светлой юности, возмужал и провел бурные годы зрелости, и вос-
поминания об этих годах, полных неувядаемой романтики, никогда не изгла-
дятся из моей памяти. Здесь мое сердце впервые познало Любовь - первую
чистую любовь. Неудивительно, что страна эта всегда будет окружена для
меня немеркнущим сиянием.
Читатель, выслушай историю этой любви!
Глава II. ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ В НОВОМ ОРЛЕАНЕ
Как многие юнцы, вырвавшиеся из колледжа, я тяготился жизнью в отчем
доме. Мной овладела жажда путешествий; я мечтал увидеть мир, знакомый
мне пока только по книгам.
Вскоре мне удалось осуществить мою мечту. Без всякого сожаления смот-
рел я, как холмы моей родины скрываются за темными волнами, не тревожась
о том, увижу ли я их когда-нибудь снова.
Хоть я и вышел из стен классического колледжа, я не чувствовал ника-
кой склонности к классическим знаниям.
За десять лет, проведенных над напыщенными гиперболами Гомера, одно-
образными стихами Вергилия и скучными нескромностями Горация Фланка, я
не проникся тем восхищением перед классической литературой, какое испы-
тывают - или притворяются, что испытывают, - почтенные ученые с очками
на носу.
Я не создан, чтобы жить в мире отвлеченных идей или в мечтаниях о
прошлом. Я люблю окружающую меня реальную жизнь. Пускай дон-кихоты изоб-
ражают трубадуров среди развалин старинных замков, а жеманные барышни
посещают места, воспетые в путеводителях. Что до меня, то я равнодушен к
романтике прошлого. В современном Вильгельме Телле я вижу лишь наемника,
готового продать силу своих мускулов любому тирану, а живописный лацца-
рони, при ближайшем знакомстве, представляется мне обыкновенным мелким
воришкой.
Глядя на разрушающиеся стены Афин и развалины Рима, я замечаю лишь
бесприютность и голод. Я не любитель живописной нищеты. Меня не трогают
романтические лохмотья.
А между тем именно жажда романтических приключений заставила меня по-
кинуть родной дом. Меня увлекало все яркое и необыкновенное, ибо я был в
том возрасте, когда человек больше всего влюблен в романтику. Да я и
сейчас не изменился. Теперь я старше, но час разочарования для меня еще
не наступил и, думаю, никогда не наступит. В жизни много романтического
- это не иллюзия. Романтика живет не в светских гостиных с их нелепыми
обычаями и глупыми церемониями; она не носит блестящих мундиров и сторо-
нится безвкусных придворных празднеств. Звезды, ордена и титулы ей чуж-
ды. Пурпур и позолота убивают ее.
Романтику надо искать в других местах - среди великой и могучей при-
роды, хотя и не только там. Ее можно найти среди полей и дубрав, среди
скал и озер, так же как и на людных улицах больших городов. Ибо родина
ее в человеческих сердцах - сердцах, которые охвачены высокими стремле-
ниями и бьются в груди у людей, жаждущих Свободы и Любви.
Итак, я устремился не к старым классическим берегам, а в более моло-
дые страны. В поисках романтики я отправился на запад. И я нашел ее и
упивался ею под ярким небом Луизианы.
В январе 18 . . года я ступил на землю Нового Света, на землю, поли-
тую английской кровью. Любезный шкипер, который перевез нас через Атлан-
тический океан, доставил меня на берег в своей шлюпке. Я стремился уви-
деть места, где происходили последние исторические сражения; в ту пору я
увлекался военной историей. Но мне хотелось осмотреть поле боя в Новом
Орлеане не из простого любопытства. Я придерживался мнения, считавшегося
в то время еретическим, что мирные люди, вынужденные взяться за оружие,
сражаются в иных случаях не хуже наемников-профессионалов, и что дли-
тельная военная муштра не служит непременным залогом победы. История
войн при поверхностном изучении как будто опровергает это мнение; оно
противоречит также и свидетельствам военных. Однако свидетельства про-
фессионалов не имеют большого значения в этом вопросе. Разве можно найти
хоть одного военного, который не старался бы выставить свое искусство в
