движения пильщика за работой - отсюда и его название. Судно, напоровшее-
ся на такое дерево, иногда застревает на его сучьях, а бывает, и разла-
мывается пополам от собственной тяжести.
По течению плыло много предметов, заинтересовавших меня. Стебли са-
харного тростника, видимо уже отжатые в давильне (в сотне миль выше по
течению я бы их не встретил), листья и початки кукурузы, тыквенные кор-
ки, пучки хлопка, доски от забора, иногда труп какого-нибудь животного с
сидящим на нем ястребом или летающим вокруг черным стервятником.
Я находился в широтах, где водятся аллигаторы, но здесь эти большие
ящеры встречаются редко - они предпочитают болотистые заводи или реки с
дикими берегами. В быстром течении Миссисипи и на ее возделанных берегах
путешественник редко увидит крокодила.
Пароход приближался то к одному, то к другому берегу. Они тут нанос-
ного и сравнительно недавнего происхождения. Это полоса земли шириной от
сотни ярдов до нескольких миль, которая постепенно понижается, так что
иногда кажется, что река течет по вершине длинного гребня. Дальше лежит
пойма - заболоченная равнина, каждый год затопляемая рекой и состоящая
из озер и топей, покрытых осокой и камышом. В некоторых местах эти дикие
болота и трясины простираются миль на двадцать, а то и больше. Там, куда
весенние воды доходят только во время разлива, равнина покрыта темными,
почти непроходимыми лесами. Между обработанной полосой земли вдоль бере-
га и широкой поймой темной стеной тянутся леса, образуя как бы задний
план всего пейзажа и заменяя собой горные цепи, характерные для других
стран. Эти леса состоят главным образом из гигантских кипарисов. Однако
здесь встречаются и другие деревья, распространенные в этих краях, как,
например, стираксовое дерево, виргинский дуб, рожковое дерево, нисса,
тополь и многочисленные виды магнолий и дубов. Подлесок из карликовых
пальм и разные виды тростника образуют густые заросли, а с ветвей де-
ревьев свешивается длинной бахромой испанский мох - странный паразит,
придающий лесу мрачный характер.
Между лесом и рекой лежат обработанные поля. В некоторых местах река
течет на несколько футов выше их уровня, но поля защищены дамбой - ис-
кусственной насыпью, возведенной на обоих берегах, которая тянется на
несколько сот миль от устья.
Тут выращивают сахарный тростник, рис, табак, хлопок, индиго и куку-
рузу. На полях работают партии черных невольников в полосатых и ярких
одеждах, чаще всего голубого цвета. Я вижу большие фургоны, запряженные
мулами или быками: они выезжают с полей или медленно двигаются вдоль бе-
рега. Вижу, как стройный креол в хлопчатобумажной куртке и ярко-синих
штанах скачет верхом на небольшой испанской лошадке по прибрежной доро-
ге. Вон богатая усадьба плантатора, окруженная апельсиновыми рощами,
большой дом с зелеными жалюзи, прохладными верандами и красивой оградой.
Дальше - огромный сарай для сахарного тростника или навес для табака,
или склад для хлопка; а возле них множество чистеньких деревянных хижин,
сбившихся в кучу или растянувшихся в ряд, словно купальни на модном ку-
рорте.
Теперь мы плывем мимо плантации, куда съехались гости и идет шумное
веселье - по-видимому, это местный праздник. В тени деревьев стоит много
оседланных лошадей, среди них немало под дамскими седлами. На веранде,
на лужайке перед домом и в апельсиновой роще гуляют мужчины и дамы в на-
рядных платьях. Слышится музыка, пары танцуют на открытом воздухе. И я
невольно завидую этим счастливым креолам и их беззаботной жизни аркадс-
ких пастушков.
Картины одна другой живописнее проходят у меня перед глазами, разво-
рачиваясь в красочную панораму. Захваченный этим зрелищем, я на время
забыл про Эжени Безансон.
Глава IX. ЭЖЕНИ БЕЗАНСОН
Нет, неправда, я не забыл Эжени Безансон. Ее нежный образ не раз
мелькал в моем воображении, и я невольно связывал его с местами, мимо
которых мы проезжали и где она, наверно, родилась и выросла. А веселый
праздник, в котором принимало участие много девушек-креолок, снова на-
помнил мне о ней, и, спустившись со штормового мостика, я вошел в салон,
надеясь опять увидеть заинтересовавшую меня незнакомку.
Однако сначала меня постигло разочарование. Большая стеклянная дверь
в дамский салон была закрыта, и хотя в общем салоне было много дам, но
среди них не оказалось прелестной креолки. Дамское отделение, располо-
женное на корме судна, считается святилищем, куда допускаются только те
мужчины, у кого там есть знакомые, да и то лишь в определенные часы.
Я не принадлежал к числу таких счастливцев. Среди более сотни пасса-
жиров судна я не знал ни одной души - ни мужчины, ни женщины: к счастью
или к несчастью, но и меня никто не знал. При таких обстоятельствах мое
появление в дамском салоне считалось бы нарушением приличий; поэтому я
уселся в общем салоне и принялся наблюдать моих спутников.
Это была очень смешанная публика. Тут собрались богатые торговцы,
банкиры, биржевые маклеры и комиссионеры из Нового Орлеана с женами и
дочерьми, каждое лето уезжавшие на север, чтобы укрыться от желтой лихо-
радки и отдаться более приятной эпидемии - жизни на модном курорте. Были
и владельцы хлопковых и кукурузных плантаций, расположенных выше по те-
чению реки, возвращавшиеся домой, и мелкие торговцы из северных городов,
и плотогоны. В холщовых штанах и красных фланелевых рубахах они сплавля-
ли плоты за две тысячи миль вниз по течению и теперь возвращались обрат-
но, разодетые в новенькие костюмы из черного сукна и белоснежные рубаш-
ки. Какими щеголями вернутся они домой, к истокам Солт-Ривер, Камберлен-
да, Ликинга или Майами! Были здесь и креолы, старые виноторговцы из
французского квартала, со своими семьями; костюмы их отличались живопис-
ностью: пышные жабо, собранные у пояса панталоны, светлые прюнелевые
башмаки и массивные драгоценности.
Попадались тут и расфранченные приказчики, которым разрешили покинуть
Новый Орлеан на жаркие месяцы, и еще более богато одетые молодые люди, в
костюмах из тончайшего сукна, в белоснежных рубашках с кружевными жабо,
особенно крупными брильянтами на запонках и толстыми перстнями на
пальцах. Это были так называемые "охотники". Они собрались вокруг стола
в курительной комнате; один из них вытащил уже из кармана новенькую ко-
лоду карт, выдававшую их истинную профессию.
Среди них я заметил и того детину, который так развязно предлагал мне
держать пари. Он несколько раз прошел мимо меня, бросая в мою сторону
взгляды, которые никак нельзя было назвать дружелюбными.
Наш знакомец управляющий тоже сидел здесь. Не думайте, что должность
дворецкого или управляющего лишала его права находиться в салоне первого
класса. На американских пароходах нет салона второго класса. Миссисипи -
это далекий запад, и тут не знают такого разделения.
Надсмотрщики с плантаций обычно люди грубые, этого требует их профес-
сия. Однако этот француз был явным исключением. Он казался очень почтен-
ным старым господином. Мне нравилась его внешность, и я чувствовал к не-
му симпатию, хотя он, видимо, не разделял моих чувств.
Кто-то из присутствующих пожаловался на москитов и попросил открыть
дверь в дамский салон. Несколько человек - и дамы и мужчины - поддержали
эту просьбу. Это ответственное дело доверялось лишь стюарду. Обратились
к нему. Просьба была обоснованна, а потому ее следовало удовлетворить, и
вскоре двери в "рай" раскрылись. Легкий сквозной ветерок подул вдоль
длинного салона от носа к корме судна; не прошло и пяти минут, как в нем
не осталось ни одного москита, кроме тех, что укрылись от сквозняка в
каютах. Для пассажиров это было большим облегчением.
Стеклянную дверь разрешили держать открытой, что было приятно для
всех, но особенно для кучки расфранченных приказчиков, которые могли те-
перь беспрепятственно осматривать внутренность "гарема". Многие из них,
как я заметил, воспользовались этой возможностью; они не глазели туда
открыто, так как это сочли бы дерзостыо, но искоса посматривали в святи-
лище или, делая вид, будто читают, бросали туда взгляд поверх книги, или
ходили взад и вперед по салону и, приближаясь к запретной границе, как
бы невзначай заглядывали внутрь. У некоторых там, видимо, были знакомые,
однако не такие близкие, чтобы это давало им право войти; другие были не
прочь завязать знакомство, если представится случай. Я перехватил нес-
колько выразительных взглядов, а иногда и ответных улыбок, свиде-
тельствующих о взаимном понимании. Часто нежная мысль передается без
слов. Язык порой приносит нам горькое разочарование. Не раз бывал я сви-
детелем того, как он разрушал совсем уже созревший молчаливый договор
двух любящих сердец.
Меня забавляла эта безмолвная пантомима, и я сидел несколько минут,
наблюдая ее. Поддавшись общему любопытству, я и сам время от времени не-
вольно заглядывал в дамский салон. Я вообще люблю наблюдать. Все новое
интересует меня, а эта жизнь в салоне американского парохода была мне
совершенно незнакома и казалась очень занятной. Мне хотелось ближе поз-
накомиться с ней. Быть может, меня интересовало и еще кое-что: я надеял-
ся снова увидеть молодую креолку Эжени Безансон.
Мое желание вскоре исполнилось: я увидел ее. Она вышла из своей каюты
и прогуливалась по салону, изящная и оживленная. Теперь на ней не было
шляпы; ее густые золотистые волосы были уложены на китайский манер -
прическа, принятая и у креолок. Пышные волосы, собранные тяжелым узлом
на затылке, оставляли открытыми благородный лоб и стройную шею, что ей
очень шло. Белокурые волосы и светлая кожа почти не встречаются у крео-
лов. Обычно волосы у них черные, а кожа смуглая; но Эжени Безансон сос-
тавляла редкое исключение.
Несмотря на кокетливое, почти легкомысленное выражение ее лица,
чувствовалось, что за этой внешностью скрывается сильный характер. Она
была прекрасно сложена, а лицо ее хоть и не отличалось классической пра-
вильностью черт, однако принадлежало к тем лицам, на которые нельзя
смотреть без восхищения.
По-видимому, она знала некоторых своих попутчиц, так как непринужден-
но разговаривала с ними. Впрочем, женщины быстро сходятся, а француженки
- особенно.
Нетрудно было заметить, что говорившие с ней пассажирки относились к
ней с уважением. Быть может, они уже знали, что ей принадлежит изящный
экипаж с лошадьми. Весьма возможно!
Я продолжал следить за этой интересной дамой. Я не мог назвать ее де-
вушкой, ибо, несмотря на свою молодость, креолка производила впечатление
особы, имеющей жизненный опыт. Держалась она очень свободно и, казалось,
могла распоряжаться собой и всем, что ее окружает.
"Какой у нее беззаботный вид! - подумал я. - Эта женщина не влюбле-
на!"
Не могу объяснить, что привело меня к такому заключению и отчего оно
доставило мне удовольствие, однако это было так. Почему? У нас с ней не
было ничего общего. Она стояла настолько выше меня, что я едва осмели-
вался на нее взглянуть. Я считал ее каким-то высшим существом и лишь из-
редка бросал на нее робкие взгляды, как смотрел бы на красавицу в церк-
ви. Конечно, у нас с ней не было ничего общего. Через час уже стемнеет,
а ночью она сойдет на берег, и я больше никогда ее не увижу. Я буду ду-
мать о ней еще час или два, а может, и день, и чем больше буду сидеть и
смотреть на нее, как глупец, тем дольше буду думать. Я сам плел себе се-
ти, зная, что стану вздыхать о ней и после того, как она сойдет на бе-
рег.
Тут я решил бежать от этих чар и вернулся к своим наблюдениям на
штормовом мостике. Еще один взгляд на прелестную креолку - и я уйду.
В эту минуту она опустилась в кресло, так называемую качалку, и ее
движения еще раз подчеркнули красоту и пропорциональность ее сложения.
