лица, надеялся найти среди них представителя закона.
- Где же судья? - повторил я.
- Тут, тут, не беспокойся! - ответил один.
- Где судья? - гаркнул другой.
- Судья! Куда ты запропастился? Судья! - закричал третий, словно об-
ращаясь к кому-то в толпе. - Валяй сюда, ваша милость! Прошу покорно,
тут вас желают видеть!
Сначала я подумал, что он говорит всерьез и что в толпе действительно
стоит судья.
Единственное, что меня поразило, - это слишком вольное обращение с
представителем закона.
Но мое заблуждение длилось недолго, ибо в то же мгновение ко мне поч-
ти вплотную подскочил перевязанный и перепачканный тиной Рафьен и, прон-
зив меня взглядом своих злых, налитых кровью глаз, пригнулся к самому
моему лицу и прошипел:
- Неужто, пускаясь воровать негров, мистер никогда не слыхал о судье
Линче?
Кровь застыла у меня в жилах. Только теперь я понял страшную правду:
меня собираются линчевать!
Глава LXXVII. ПРИГОВОР СУДЬИ ЛИНЧА
У меня и раньше мелькало подобное подозрение. Я вспомнил, как мне
крикнули из лодки: "Вы ответите нам! Мы здесь закон!" Я слышал какие-то
загадочные обрывки фраз, пока мы шли лесом, а когда мы выбрались на по-
ляну, обратил внимание на то, что все обогнавшие нас чего-то ждали, но я
не мог понять причины этой остановки.
Теперь я увидел, что мужчины отошли в сторону и стали в круг; их тор-
жественный вид указывал на то, что они готовятся к какому-то важному де-
лу. Возле меня остались одни только подростки да негры, ибо и негры
участвовали в моей поимке. Рафьен же подошел ко мне, желая, очевидно,
насладиться местью и помучить меня.
Все это пробудило во мне страшные подозрения, которые были сначала
только подозрениями. Я даже намеренно гнал прочь подобные мысли; мне
представлялось, что если я стану думать об этом, то непременно накликаю
на себя беду. Но теперь это уже были не подозрения - это была уверен-
ность. Они линчуют меня!
Многозначительный и ехидный вопрос Рафьена о судье Линче был встречен
дружным взрывом смеха собравшихся возле меня подростков. И Рафьен про-
должал:
- Нет, видно, ты не слышал о таком судье - ведь ты приезжий, англича-
нин. А среди ваших париков такого нет. Он-то уж не станет тебя марино-
вать двадцать лет под следствием. Нет, лопни мои глаза! Живо рассудит.
Оглянуться не успеешь!
Не довольствуясь словами, этот мерзавец сопровождал свою речь издева-
тельскими ужимками и жестами, к вящему удовольствию нетребовательной ау-
дитории, которая буквально покатывалась со смеху.
Если бы меня не связали, я кинулся бы на него, но, даже связанный и
даже зная, с каким грубым человеком я имею дело, я не удержался от иску-
шения и крикнул ему:
- Ты не посмел бы так глумиться надо мной, негодяй, если б у меня не
были скручены руки! А пока что не мне досталось, а тебе! На всю жизнь
останешься калекой! Впрочем, что за беда: стрелок ты все равно неважный.
Слова мои привели Рафьена в ярость, тем более что мальчишки принялись
теперь хохотать уже над ним. Было бы несправедливо назвать их всех ис-
порченными вконец. В их глазах я был аболиционистом и, по их понятиям,
просто воровал негров, а пример и прямое поощрение старших пробуждали в
них самые темные инстинкты. Однако в основе своей это были незлые ребя-
та. Простые мальчуганы, выросшие в лесной глуши, они оценили смелость
моего ответа и больше уже не насмехались надо мной.
Иное дело Рафьен. Он разразился потоком ругательств и угроз и уже по-
тянулся было, чтобы схватить меня здоровой рукой за горло, но тут его
позвали на совет, и, помахав несколько раз кулаком перед моим носом и
выругавшись на прощанье, он оставил меня в покое.
Несколько минут я провел в томительном ожидании. Я не знал ни того,
что обсуждает толпа, ни того, что собираются со мной сделать, одно
только было мне ясно - к судье меня не поведут. Из долетавших до меня
обрывков фраз, как, например: "Выпороть его, подлеца!", "Обвалять в дег-
те и перьях!", я понял, какое наказание меня ждет. Но, вслушавшись вни-
мательно, я убедился, что очень многие из моих судей считают эту кару
еще чересчур мягкой. Некоторые прямо утверждали, что за нарушение закона
я должен поплатиться жизнью.
На эту точку зрения стало большинство, и они призвали Рафьена себе на
подмогу.
Постепенно мною начал овладевать страх, вернее - ужас, который достиг
предела, когда я увидел, как кольцо мужчин разомкнулось и двое из них,
взяв веревку, подошли к стираксовому дереву, росшему на краю поляны, и
перекинули конец через толстый сук.
Судебное разбирательство кончилось, теперь оставалось вынести приго-
вор. Даже у судьи Линча была своя процедура.
Когда веревку закрепили, один из мужчин - это был работорговец - по-
дошел ко мне и в подражание судье огласил обвинение и приговор.
Я нарушил закон, совершив два тягчайших преступления: украл двух ра-
бов и покушался на жизнь своего ближнего. Присяжные в числе двенадцати
человек, рассмотрев обвинение, признали меня виновным и приговаривают
меня к смерти через повешение. Он даже в точности повторил принятую в
судопроизводстве формулу: меня "повесят за шею, пока я не буду мертв -
мертв!"
Вы сочтете мой рассказ преувеличенным, даже невероятным. Вы подумае-
те, что я шучу. Вы не поверите, что подобное беззаконие может твориться
в христианской - в цивилизованной - стране. Вы решите, что люди эти
просто хотели подшутить надо мной и что у них и в мыслях не было меня
вешать.
Ваше право сомневаться, но клянусь, что таково действительно было их
намерение, и тогда я был так же убежден в том, что они меня повесят, как
теперь убежден в том, что остался жив.
Хотите - верьте мне, хотите - нет, но не забывайте, что я был бы не
первой жертвой суда Линча, и, слушая приговор, я хорошо помнил это. А
кроме того, передо мной были такие вещественные доказательства, как ве-
ревка, дерево и судьи, один вид которых мог бы убедить любого. Ни проб-
леска милосердия не отражалось на их лицах!
Не знаю, что я говорил и что делал в эту страшную минуту. Помню
только, что негодование пересиливало страх, что я возмущался, угрожал,
слал им проклятия, а мои беспощадные судьи лишь смеялись в ответ.
Приговор должен был быть с минуту на минуту приведен в исполнение, и
меня уже потащили к дереву, как вдруг послышался топот копыт, и нес-
колько мгновений спустя из леса выскочила группа всадников.
Глава LXXVIII. В РУКАХ ШЕРИФА
Первое, что мне бросилось в глаза, было спокойное, решительное лицо
скакавшего впереди Рейгарта, и сердце у меня затрепетало от радости. За
ним ехал окружной шериф в сопровождении отряда добровольной полиции -
десятка полтора человек, среди которых были наиболее уважаемые местные
землевладельцы. Они на всем скаку ворвались на лужайку, и эта спешка до-
казывала, что прибыли они сюда неспроста. Все они были вооружены винчес-
терами либо пистолетами.
Да, сердце мое затрепетало от радости. Настоящий преступник, стоя у
подножия виселицы, не обрадовался бы гонцу, принесшему ему весть о поми-
ловании, больше, чем обрадовался я. В приехавших я сразу узнал друзей,
на их лицах прочел свое спасение. Поэтому я нимало не огорчился, когда
шериф, спешившись, подошел ко мне и, положив руку мне на плечо, объявил,
что арестовывает меня "именем закона". Не огорчила меня ни резкость то-
на, ни даже грубоватый жест. Эта внешняя грубость была явно намеренной,
и арест я принял с ликованием, ибо он сохранял мне жизнь. Я понял, что
спасен!
Но то, что так обрадовало меня, отнюдь не пришлось по вкусу моим са-
мозванным судьям, и они стали громко выражать свое недовольство. Меня
уже осудил суд присяжных из двенадцати свободных граждан, кричали они,
суд признал меня виновным в краже негров, двух негров; когда меня хотели
задержать, я оказал сопротивление и "малость продырявил" одного челове-
ка, и поскольку вина моя доказана, нечего тут рассусоливать: вздернуть
преступника на первом дереве, и все тут!
Шериф ответил, что это незаконно, что нужно уважать правосудие, что
если я совершил преступления, в которых меня обвиняют, то я буду наказан
со всей строгостью закона, но что сперва меня нужно отвести к судье, где
мне будет предъявлено обвинение по всей форме, и наконец выразил свое
намерение доставить меня к мистеру Клейборну, здешнему мировому судье.
Толпа начала громко пререкаться с отрядом шерифа, и нельзя сказать,
чтобы этому высокому должностному лицу оказывали подобающее почтение;
некоторое время я даже опасался, как бы негодяи не настояли на своем. Но
американский шериф мало похож на вялого джентльмена, обычно отправляюще-
го эту должность в Англии. В девяти случаях из десяти это человек реши-
тельный и смелый, и шериф Хикмен, с которым пришлось столкнуться моим
судьям, не составлял исключения из общего правила. Кроме того, на мое
счастье, в наспех собранном моим другом Рейгартом отряде оказались люди
такого же склада. Сам Рейгарт, хотя и мирный человек, был известен своим
хладнокровием и отвагой, а хозяин гостиницы и несколько сопровождавших
шерифа плантаторов славились как люди надежные, ревнители закона и спра-
ведливости. Вооруженные до зубов, они положили бы жизнь в защиту шерифа
и его требований. Правда, численно их было меньше, но на их стороне был
закон, и это давало им преимущество.
В одном мне сильно повезло - моих обвинителей недолюбливали. Хотя Га-
йар, как уже говорилось раньше, всячески старался создать себе репутацию
человека высоконравственного, он не пользовался уважением окрестных
плантаторов, особенно плантаторов американского происхождения. Кроме то-
го, все понимали, что главных крикунов тайно подбил против меня адвокат.
Что касается Рафьена, которого я ранил, то участники моей поимки слышали
выстрел его винчестера и знали, что стрелял первым он.
В спокойную минуту они признали бы за мной законное право защищаться,
во всяком случае по отношению к этому субъекту.
Однако, если бы обстоятельства сложились иначе, если бы "оба негра"
были украдены у всеми уважаемого землевладельца, а не у мсье Доминика
Гайара, если бы Рафьен был человеком достойным, а не жалким пропойцей и
бродягой, и если бы присутствующие сразу не почувствовали, что здесь
речь идет не о простой краже, - тогда дело могло обернуться для меня
плохо, несмотря на вмешательство шерифа и его отряда.
Но и тут не обошлось без длительной и гневной перебранки; и та и дру-
гая сторона орала, грозила друг другу кулаками, защелкали даже взводимые
курки винчестеров и пистолетов.
Но храбрый шериф не дрогнул, Рейгарт держался весьма мужественно, хо-
зяин гостиницы и несколько молодых плантаторов выказали должную отвагу -
и закон восторжествовал.
Да, волею судеб и благодаря вмешательству десятка благородных людей
закон восторжествовал, иначе мне ни за что не уйти бы живым с этой поля-
ны.
Судья Линч вынужден был отступить перед судьей Клейборном, и жестокий
приговор первого был на время отменен.
Одержавший победу шериф и его отряд окружили меня, и мы тронулись в
путь.
Но хотя мои кровожадные судьи уступили, они могли еще передумать и
попытаться вырвать меня из рук правосудия. Поэтому шериф велел дать мне
лошадь и сам ехал рядом со мной, а с другой стороны меня охранял его ис-
пытанный помощник. Рейгарт и плантаторы старались держаться поближе к
нам, а кричащая и ругающаяся толпа замыкала шествие, кто на лошадях, а
кто и просто пешком.
В таком порядке мы проследовали через лес и поле, спустились по доро-
ге, ведущей в Бринджерс, и наконец прибыли в резиденцию сквайра Клейбор-
на - мирового судьи округа.
К дому его примыкала большая комната, где сквайр имел обыкновение
отправлять правосудие. Этот "судебный зал" сообщался с домом простой
