деньги, это ничего бы не изменило. Он отказал бы мне с той же холодной
улыбкой, даже если бы от его ответа зависела моя жизнь.
Стоит ли передавать во всех подробностях наш разговор? Он был доста-
точно краток. Мне с вежливой улыбкой сообщили, что письмо еще не получе-
но. А когда я заикнулся о займе, со мной не стали церемониться. Добро-
душная улыбка мигом сошла с кирпичной физиономии Брауна. "Нет, так дела
не делаются. К сожалению, ничем не могу помочь". И это все! По его тону
я понял, что беседа окончена. Я мог бы умолять. Мог бы открыть ему, для
чего мне нужны деньги, но лицо Брауна не располагало к откровенности.
Впрочем, это и к лучшему. Браун только посмеялся бы над моей сердечной
тайной, и сегодня же весь город смаковал бы за чашкой чая забавную исто-
рию.
Но, так или иначе, письмо не пришло, и Браун отказался ссудить меня
нужной суммой.
Надежды мои рухнули, и я с отчаянием в душе поспешил обратно в отель.
Глава LIII. ЭЖЕН Д'ОТВИЛЬ
Весь остаток дня я потратил на розыски Авроры. Но мне ничего не уда-
лось узнать о ней, даже приехала ли она в город.
Я заглянул в бараки, где временно поместили негров, но там Авроры то-
же не оказалось. Ее либо еще не привезли, либо устроили в другом месте.
Никто ее не видел, никто о ней ничего не знал.
Разочарованный и усталый от бесплодной беготни по раскаленным и
пыльным улицам, я возвратился в свой отель.
Я ждал вечера. Ждал Эжена д'Отвиля - так звали моего нового знакомо-
го.
Этот молодой человек меня сильно заинтересовал. Наша короткая встреча
пробудила во мне удивительное чувство доверия. Он доказал мне свое дру-
жеское расположение и поразил знанием жизни. Несмотря на свою молодость,
он представлялся мне человеком необыкновенно проницательным. И мне поче-
му-то казалось, что он придет мне на помощь. Не было ничего удивительно-
го в том, что он так молод и вместе с тем многоопытен: американцы рано
развиваются, особенно уроженцы Нового Орлеана. В пятнадцать лет креол -
уже взрослый мужчина. И, конечно, д'Отвиль - по-видимому, мой сверстник
- знал жизнь неизмеримо лучше, чем знал ее я, чья юность прошла в стенах
старинного колледжа.
Тайное предчувствие подсказывало мне, что он хочет и может мне по-
мочь. Как? - спросите вы. - Ссудив мне нужную сумму?
Нет! У меня сложилось впечатление, что у него самого совсем нет или
очень мало денег - слишком мало, чтобы выручить меня. Иначе на мой воп-
рос, где найти его в Новом Орлеане, он не дал бы такого ответа. Что-то в
его интонации говорило мне, что он остался не только без средств, но да-
же без крова. Может быть, это уволенный клерк, решил я, или бедный ху-
дожник. Одет он, правда, хорошо, даже изысканно, но одежда ровно ничего
не значит, тем более на пароходах, курсирующих по Миссисипи.
Итак, я нисколько не обольщался на его счет, и все же, как это ни
странно, мне казалось, что он может выручить меня. И мне не терпелось
сделать его поверенным своей тайны - тайны своей любви, своих мучений.
Быть может, не только это побуждало меня открыться ему.
Тот, кто сам испытал горе, знает, какое облегчение приносит искреннее
слово участия. Дружеское участие целительно и сладко. Как бальзам, смяг-
чает душевную боль добрый совет друга.
Слишком долго таил я свою печаль и теперь жаждал излить кому-нибудь
душу. Кто в чужой стране разделит горе иностранца? Я не посмел ничего
сказать даже доброму Рейгарту. Кроме самой Авроры, одной только Эжени,
бедной Эжени была известна моя тайна. Но лучше бы она не знала ее!
Теперь я решил облегчить свое сердце, доверившись юному Эжену, - ка-
кое странное совпадение! Может быть, беседа с ним хоть немного утешит
меня, хоть немного облегчит мое сердце.
Я ждал вечера. Вечером обещал он прийти. Ждал с нетерпением, не сводя
глаз со стрелки часов и негодуя на маятник, неторопливо отбивающий се-
кунды.
Д'Отвиль не обманул меня. Наконец он пришел, Я услышал его серебрис-
тый голос... вот и он сам передо мной.
Когда он вошел в комнату, меня снова поразили его печальный вид,
бледность и сходство с кем-то, кого я знал раньше.
В комнате было душно и жарко. Лето медлило уходить. Я предложил про-
гуляться. Беседовать можно и на открытом воздухе, а ярко сиявшая луна
осветит нам путь.
Когда мы выходили из отеля, я протянул своему гостю портсигар. Но он
отказался от сигары, заявив, что не курит.
"Удивительно! - подумал я. - Креолы все, как правило, заядлые ку-
рильщики. Еще одна странность в характере моего нового приятеля!"
Мы прошли пo рю Рояль и свернули по Кэнел-стрит в сторону болота. По-
том пересекли рю де Рампар и вскоре очутились за чертой города.
Впереди показались какие-то строения, но не дома - во всяком случае,
не жилища живых. Бесчисленные купола с крестами, разбитые колонны, бе-
левшие в свете луны памятники свидетельствовали о том, что перед нами
город мертвых. Это было знаменитое новоорлеанское кладбище, то самое
кладбище, где покойников-бедняков топят в жидкой грязи, а богатеев -
что, впрочем, вряд ли лучше - провяливают в горячем песке.
Ворота были отворены. Мрачная торжественность этого места манила ме-
ня, она гармонировала с моим настроением. Спутник мой не возражал, и мы
вошли.
Долго бродили мы среди могильных плит, статуй, памятников, миниатюр-
ных часовенок, колонн, обелисков, саркофагов, высеченных из белоснежного
мрамора, огибали свеженасыпанные холмики, говорившие о недавней утрате и
недавнем горе, и старые могилы, украшенные свежими цветами - символ не
увядшей еще любви и привязанности, - и наконец уселись на замшелую мо-
гильную плиту, над которой печально раскачивала длинные свои ветви вави-
лонская ива.
Глава LIV. УЧАСТИЕ ВЗАМЕН ЛЮБВИ
По дороге мы говорили о самых незначительных предметах: о моей встре-
че с шулерами на пароходе, об "охотниках" Нового Орлеана, о лунной ночи.
Пока мы не забрели на кладбище, пока не уселись рядом на могильной
плите, я молчал о том, что владело всеми моими помыслами. Но теперь
пришло время открыться, и полчаса спустя Эжен д'Отвиль уже знал историю
моей любви. Я поведал ему все, что произошло со мной, начиная с моего
отъезда из Нового Орлеана и вплоть до нашей встречи на пароходе. Подроб-
но рассказал о своей беседе с банкиром Брауном и о долгих и бесплодных
поисках Авроры.
Он терпеливо выслушал мою исповедь до конца и прервал меня только
один раз, когда я стал описывать мое объяснение с Эжени и драматическую
развязку этой сцены. Мой рассказ, видимо, не только сильно заинтересовал
его, но и глубоко тронул. Я слышал, как он всхлипывал, видел при свете
луны его залитое слезами лицо.
"Великодушный юноша, - думал я. - Как близко принимает он к сердцу
горе совершенно чужого ему человека!"
- Несчастная Эжени! - прошептал он. - Неужели вам ее не жаль?
- Не жаль! Ах, мсье, вы не представляете себе, как я ее жалею! Никог-
да эта сцена не изгладится из моей памяти! С какой радостью я предложил
бы Эжени свое сочувствие, дружбу, принес бы любую жертву, если бы они
могли что-нибудь возместить и что-нибудь поправить! Одно только не в мо-
ей власти - дать ей свою любовь. Всей душой сокрушаюсь я об этой благо-
родной девушке, мсье д'Отвиль. И я отдал бы все, лишь бы залечить рану,
которую нанес невольно. Но она, конечно, забудет свою несчастную страсть
и со временем...
- О нет, никогда! Никогда! - прервал д'Отвиль с горячностью, которая
поразила меня.
- Но почему вы так думаете?
- Почему? Потому что знаю по собственному опыту. Хоть я и молод, но
пережил уже нечто подобное... Бедная Эжени! Такие раны не залечиваются.
Она никогда не оправится! Никогда!
- Бедняжка! Мне жаль ее, жаль ото всей души.
- Тогда почему бы вам не разыскать ее и не сказать ей об этом?
- Зачем? - спросил я, несколько удивленный подобным предложением
- Быть может, ваше сочувствие хоть немного утешило бы ее.
- Что вы! Напротив. Мне кажется, это было бы жестоко.
- Вы ошибаетесь, мсье. Неразделенную любовь легче перенести, если
встречаешь теплое участие. Ведь сердце исходит кровью, натолкнувшись на
высокомерное презрение и злорадную жестокость. Для ран любви дружеское
участие - подлинный бальзам. Поверьте мне! Я чувствую, я знаю, что это
так.
Последние слова он произнес с убежденностью, показавшейся мне даже
несколько странной.
"Загадочный юноша! - подумал я. - Такой нежный, чувствительный и
вместе с тем так искушен!"
Мне представлялось, что я разговариваю с существом высшего порядка -
человеком выдающегося ума, который все видит и все понимает.
Его взгляды были мне внове и противоречили общепринятому мнению, но
впоследствии я убедился в их справедливости.
- Если бы я мог рассчитывать, что мое дружеское участие будет приятно
Эжени, я попытался бы разыскать ее, предложить ей...
- Это вы еще успеете сделать, - перебил д'Отвиль, - а сейчас у вас
есть другое дело, не терпящее отлагательства. Вы намерены выкупить квар-
теронку?
- Намеревался еще сегодня утром. Увы, теперь исчезла и эта надежда!
Выкупить ее не в моей власти.
- Сколько денег соблаговолили оставить вам шулеры?
- Немногим более ста долларов.
- Да, этого недостаточно. Судя по вашему описанию, за нее дадут в де-
сять раз больше. Как досадно, что я не богаче вас! У меня не наберется и
ста долларов. Как все это, право, печально!
Д'Отвиль сжал голову руками и несколько секунд сидел молча, в глубо-
ком раздумье. Глядя на него, я невольно проникся убеждением, что он иск-
ренне сочувствует моему горю и ищет способа помочь мне.
- А если ей не удастся? - пробормотал он про себя, но настолько гром-
ко, что я расслышал. - Если она не найдет бумаг, тогда и она жестоко
поплатится. Это рискованно! Может быть, лучше не пробовать?..
- Сударь, о чем это вы? - перебил я его.
- Ax, да... Простите! Я думал об одном деле... Но не важно. Не лучше
ли нам вернуться? Мне холодно. Я озяб среди этих мрачных могильных плит
и памятников.
Вид у него был смущенный, словно он невольно высказал вслух свои за-
таенные мысли.
Хотя меня и удивили его слова, я не счел возможным требовать объясне-
ния и молча поднялся. Я совсем пал духом. Видимо, он не в силах мне по-
мочь.
И тут у меня вдруг мелькнула мысль, сулившая надежду, вернее - слабый
отблеск надежды. Я поделился ею со своим спутником.
- У меня есть эти сто долларов, - сказал я. - Для покупки Авроры это
все равно что ничего. Не попытать ли мне счастья за зеленым столом?
Все-таки какой-то шанс.
- Боюсь, это бесполезно. Вы проиграете, как уже проиграли.
- Это еще неизвестно. У меня столько же шансов проиграть, как и выиг-
рать. Совершенно необязательно садиться играть с профессиональными кар-
тежниками, как на пароходе. В Новом Орлеане достаточно игорных домов,
где процветает чистый азарт: фараон, кости, лото, рулетка - выбор бога-
тый. Счастье здесь зависит от того, как ляжет карта или упадет кость. А
это дело случая. Ну как, сударь? Что вы мне посоветуете?
- Вы правы, - ответил он. - Здесь все зависит от удачи. И можно наде-
яться на выигрыш. Если даже вы проиграете, это ничего не изменит в отно-
шении завтрашнего дня. Зато если выиграете...
- Вот-вот!.. Если я выиграю...
- В таком случае, нельзя медлить ни минуты. Уже поздно. Игорные дома
давно открыты. Игра сейчас в самом разгаре. Пойдемте!
- Вы пойдете со мной? Благодарю, д'Отвиль! Благодарю!
И мы торопливо зашагали по дорожке, ведущей к выходу, и, очутившись
за воротами кладбища, повернули к городу.
Мы направились к тому самому месту, откуда начали свою прогулку, - к
рю Сен-Луи, ибо по соседству с ней сосредоточены крупнейшие игорные при-
тоны Нового Орлеана.
Разыскать их было нетрудно: в ту пору им не приходилось скрываться.
Страсть к азартным играм, унаследованная креолами от основателей города,
