чувством растерянности.
Меня поддерживала только мысль, что я ошибся. Вероятно, это все-таки
была не Аврора.
Глава XLVI. ДЖУЛЕП ПО ПОСЛЕДНЕМУ СЛОВУ НАУКИ
Люди пьют, чтобы потопить в вине заботы и горе. Спиртные напитки,
принятые в надлежащей дозе, способны заглушить и физическую и нравствен-
ную боль - правда, только на время. Но нет таких физических и нравствен-
ных мук, которые было бы труднее укротить, чем терзания ревности. Надо
много и долго пить, прежде чем смоешь этот разъедающий сердце яд.
Однако и бокал вина может принести какое-то облегчение, и я прибегнул
к этому средству. Я знал, что действие его кратковременно и что мученья
мои скоро возобновятся, но даже такая недолгая передышка была мне желан-
на. Уж слишком тяжело было оставаться наедине со своими мыслями.
Я не из тех, кто мужественно переносит боль. Сколько раз я прибегал к
вину, желая успокоить ноющий зуб! Таким же точно способом я решил успо-
коить и жестокие страдания сердца. Лекарство было под рукой, и притом
любое - на выбор.
В одном углу курительного салона помещалась роскошная буфетная стой-
ка, уставленная шеренгами графинов и бутылок с этикетками и серебряными
пробками, стаканами, горками лимонов; тут же стояли ступки для сахара и
пряностей, висели пучки благоухающей мяты, красовались душистые ананасы,
бокалы с соломинками, через которые тянут мятный джулеп, кобблер с хере-
сом и другие не менее изысканные напитки.
И над всем этим великолепием царил бармен. Но не подумайте, что это
был какой-нибудь субъект из породы официантов, испитой, с землистыми ще-
ками и нечистой кожей, это сомнительное украшение всех английских оте-
лей, которое одним своим видом способно отбить всякий аппетит. Напротив:
представьте себе щеголя, одетого по последней моде - разумеется, по моде
своей страны и своего сословия, то есть людей на Миссисипи. При исполне-
нии обязанностей он не носит ни сюртука, ни жилета, но рубашка его дос-
тойна особого описания; она из тончайшего полотна ирландских мануфактур,
слишком тонкого, чтобы его могли носить те, кто ткет, а такой прекрасной
работой не может похвалиться даже первоклассный лондонский поставщик с
Бонд-стрит. В манжетах золотые запонки, в пышных складках жабо на груди
сверкают брильянты. Из-под отложного воротничка виднеется черная лента,
повязанная спереди бантом а ля Байрон; впрочем, тут уж скорее повинно
жаркое тропическое солнце, чем желание подражать поэту-мореплавателю.
Поверх рубашки он носит шелковые, искусно вышитые подтяжки с массивными
золотыми пряжками. Шляпа-панама, сплетенная из ценной травы с островов
Океании, венчает его напомаженные кудри. Таков наш бармен с парохода. О
нижней половине его туловища говорить не стоит: эта часть бармена не
видна, она закрыта стойкой.
Словом, это отнюдь не подобострастно ухмыляющийся холуй, а франтова-
тый, весьма самоуверенный модник; ему нередко принадлежит буфет со всем
его содержимым, и ведет он себя столь же независимо, как стюард или даже
сам капитан.
Я еще не подошел к буфету, а уж на стойке оказался стакан, и молодой
человек бросил в него несколько кусочков льда. А ведь мы еще не обменя-
лись с ним ни единым словом. Он не стал дожидаться заказа, прочтя в моих
глазах твердое намерение выпить.
- Кобблер?
- Нет, - сказал я, - мятный джулеп.
- Прекрасно! Я приготовлю вам такой джулеп, что на ногах не устоите.
- Спасибо. Вот это как раз мне и нужно.
Тут бармен поставил рядом два больших бокала. В один он насыпал ложку
сахарной пудры, бросил туда ломтик лимона, ломтик апельсина, несколько
веточек зеленой мяты, затем пригоршню толченого льда, добавил треть ста-
кана воды и наконец большую стеклянную стопку коньяку. Покончив с этим,
он взял в обе руки по бокалу и стал переливать содержимое из одного в
другой с такой скоростью, что лед, коньяк, лимон и все прочее находились
как бы во взвешенном состоянии между двумя сосудами. Заметим, что расс-
тояние между бокалами было по меньшей мере два фута. Это искусство, ко-
торое дается лишь долгой практикой, составляло, как видно, предмет осо-
бой профессиональной гордости бармена и неотъемлемую принадлежность его
ремесла. После многократных эволюций джулепу наконец разрешено было ос-
таться в одном из двух бокалов и украсить собою стойку.
Теперь надлежало завершить творение. От ананаса был отрезан тонкий
ломтик, затем этот ломтик зажали между большим и указательным пальцами,
перегнули его пополам и ловким круговым движением протерли им края бока-
ла.
- Новейшая орлеанская мода, - заметил с улыбкой бармен, заканчивая
манипуляцию.
Последняя процедура имела двоякое назначение. Ломтик ананаса не
только снимал налипшие на стекло остатки сахара и кусочки мяты, но, пус-
кая сок, добавлял свой аромат к напитку.
- Новейшая орлеанская мода, - повторил бармен. - Последнее слово нау-
ки.
Я кивнул в знак одобрения.
Наконец джулеп был готов - это явствовало из того, что бокал пододви-
нули ко мне по мраморной стойке.
- Соломинку? - последовал краткий вопрос.
- Да, пожалуйста.
В бокал была опущена соломинка, и, зажав ее губами, я стал жадно втя-
гивать в себя, быть может, самый упоительный из всех алкогольных напит-
ков - мятный джулеп.
После первого же глотка я почувствовал его действие. Пульс стал ров-
нее, лихорадка улеглась, кровь спокойнее потекла по жилам, а сердце буд-
то погрузилось в струи Леты18. Облегчение наступило почти мгновенно, и я
не понимал, как раньше до этого не додумался. На душе у меня, правда,
все еще было скверно, по теперь я знал, что нашел безотказное средство
утешения. Пусть действие его будет временным, но я был рад и этому. И,
припав к соломинке, я стал жадно, большими глотками втягивать в себя бо-
жественный напиток и втягивал его до тех пор, пока звон потревоженных
соломинкой кусочков льда о дно бокала не оповестил меня о том, что джу-
леп иссяк.
- Еще один, пожалуйста!
- Вам понравилось?
- Чрезвычайно!
- Я же вам говорил. Смею вас уверить, сударь, что на нашей посудине
вам смешают мятный джулеп не хуже, если не лучше того, что подают в
Сент-Чарльзе или на Веранде.
- Великолепная штука!
- Могу вам предложить кобблер с хересом - тоже язык проглотите.
- Не сомневаюсь, но я не люблю хереса, предпочитаю вот это.
- Вы правы. Я лично - тоже. А ананас - это новинка, и я нахожу - но-
винка удачная.
- И я нахожу.
- Возьмите другую соломинку.
- Спасибо.
Бармен был на редкость любезен. Я полагал, что любезность эта вызвана
моими похвалами его джулепу. Но, как я установил потом, дело было не в
этом. В Луизиане люди не так-то податливы на дешевую лесть. Я был обязан
его хорошему мнению о моей особе совершенно иной причине - тому, что я
так ловко осадил назойливого пассажира! Возможно также, что ему стало
известно, как я проучил подлеца Ларкина. Весть о подобного рода "подви-
гах" очень быстро распространяется на Миссисипи, где такие качества, как
сила и мужество, ценятся превыше всего. Посему в глазах бармена я был
лицом, которое можно удостоить внимания, и за дружеской беседой с ним я
проглотил второй джулеп, а затем попросил и третий.
Аврора была на время забыта, а если образ ее вдруг всплывал в моем
воображении, то не вызывал уже прежней горечи. Иногда я снова видел сце-
ну прощания, но поднимавшаяся в душе боль икстепенно притуплялась, была
не так невыносима, как прежде.
Глава XLVII. ПАРТИЯ В ВИСТ
Посередине курительного зала стоял стол, за которым сидели человек
пять-шесть. Примерно столько же стояло позади, заглядывая им через пле-
чо.
Жесты и сосредоточенные лица этих людей, а также характерное хлопанье
по столу, звон долларов и частые возгласы: "туз", "валет", "козырь" -
свидетельствовали о том, что здесь идет карточная игра. То был юкр.
Мне давно хотелось узнать этy весьма распространенную в Америке игру,
поэтому я подошел поближе и стал наблюдать за игроками. Один из них был
мой давешний приятель, поднявший ложную тревогу. Он сидел ко мне спиной
и не сразу меня заметил.
Двое или трое игроков были превосходно одеты. На них были сюртуки из
тончаншего сукна, жабо из самого дорогого батиста, в манишках сверкали
драгоценные запонки, на руках - драгоценные перстни. Но руки выдавали
их. Они яснее всяких слов говорили, что эти господа не всегда носили
столь изящные безделушки. Никакое туалетное мыло не могло ни смягчить
грубую, шершавую кожу, ни уничтожить мозолей - следов тяжелого труда.
Что из того! Мозоли на руках не мешают быть джентльменом. На далеком
Западе происхождение не играет большой роли, и простой деревенский па-
рень может здесь стать президентом.
Но что-то во внешности этих джентльменов, чего я не могу даже опреде-
лить словами, заставляло усомниться в том, что они джентльмены. А между
тем в их манерах не чувствовалось ни высокомерия, ни глупого чванства.
Напротив, из всех сидящих за столом они казались наиболее благовоспитан-
ными. Играли они необычайно сдержанно и спокойно. И, возможно, именно
эта чрезмерная сдержанность, невозмутимость и внушили мне какие-то неяс-
ные подозрения. Настоящие джентльмены из Теннесси или Кентукки, а также
молодые плантаторы из долины Миссисипи и французские креолы из Нового
Орлеана вели бы себя иначе. Хладнокровие и выдержка, полное спокойствие
при объявлении козыря, ни тени досады при проигрыше доказывали, во-пер-
вых, что это люди бывалые, а во-вторых, что юкр для них не новинка. Вот
и все, что мне удалось заключить по их внешнему виду. Это могли быть
врачи, адвокаты или просто праздные люди - категория, нередко встречаю-
щаяся в Америке.
В то время я еще слишком плохо знал далекий Запад, чтобы отнести их к
определенной общественной группе. Кроме того, в Соединенных Штатах и, в
частности, на Западе нет того различия в одежде и внешности, которая в
Старом Свете выдает принадлежность к той или иной профессии. Вы встрети-
те священника в синем фраке с блестящими пуговицами: судью в таком же
фраке, но зеленом; врача в белом полотняном пиджаке, а булочника - оде-
тым с ног до головы в тонкое черное сукно. Там, где каждый человек при-
тязает на звание джентльмена, он старается не подчеркивать свою профес-
сию ни одеждой, ни чем-либо еще. Даже портной никак не выделяется в тол-
пе своих сограждан-клиентов. Страна характерной одежды лежит дальше на
юго-запад - я имею в виду Мексику.
Некоторое время я стоял и присматривался к игрокам и игре. Если бы я
не был знаком с особенностями денежного обращения на Западе, я бы пред-
положил, что игра идет на огромные суммы. По правую руку каждого игрока
рядом с небольшими столбиками серебра достинством в один, половину и
четверть доллара лежала груда банковских билетов. Так как мой глаз при-
вык к купюрам в пять фунтов стерлингов, то куши могли показаться мне ог-
ромными, но я уже знал, что эти внушительных размеров банкноты с эффект-
ной гравировкой и водяными знаками - всего-навсего обесцененные ассигна-
ции стоимостью от одного доллара до шести с четвертью центов. Тем не ме-
нее ставки были далеко не маленькие, и часто за одну партию из рук в ру-
ки переходили суммы в двадцать, пятьдесят и даже сто долларов.
Я заметил, что виновник ложной тревоги тоже участвовал в игре. Он си-
дел ко мне спиной и, казалось, был так поглощен юкром, что даже не обо-
рачивался. Как одеждой, так и всем своим видом он сильно отличался от
остальных. На нем была белая касторовая шляпа с широкими полями и прос-
торная, со свободными рукавами куртка. Он походил не то на зажиточного
фермера из Индианы, не то на торговца свининой из Цинциннати. Чувствова-
лось, однако, что ему не впервые совершать путешествия по реке и он уже
не раз бывал на Юге. Вероятно, мое второе предположение было правильно -
он и впрямь был торговцем свининой.
