происшедшей с Анной.
Почти каждый день в лавочку к ним приходил молодой человек
франтоватой наружности и оставался с Анной подолгу. По вечерам они вместе
ходили в театр, в танцевальные залы или в другие увеселительные места. Я
проследил его и узнал, что у него две квартиры. Он служил где-то клерком.
Из того, что я узнал, ясно было, что он обманывает Анну и никогда на ней
не женится.
Я не знал, что мне делать. Если открыться, идти к Анне и сказать, что
этот молодой человек обманывает ее, то она все равно не поверит.
Это открытие всю мою жизнь. Я почувствовал к Анне сильнейшую
ненависть. Все мои жертвы, все мои десятилетние труды и заботы о ней она
не ставила ни во что и променяла меня на какого-то пустоголового франта.
Она оказалась неблагодарной, и я почувствовал себя страшно оскорбленным. Я
решил оставить ее отправиться в новое плавание. Может быть я поступил и
неправильно, но в то время я иначе поступить не мог.
Я отправился в Индию, и на этот раз мое плавание было очень
продолжительным. Я был в отсутствии четырнадцать месяцев.
Я не забыл Анны и продолжал любить ее, хотя хорошо знал, что никогда
она не может быть моею женою.
Когда я вернулся из Индии, я пошел в маленькую лавочку, но Анны уже
там не было. Я нашел ее в работном доме, в том самом, из которого она была
взята ребенком. Она была матерью семимесячного ребенка. Негодяй, так я и
думал, обманул ее и не женился на ней. Он ее бросил.
Я взял ее из работного дома и поместил в более или менее
комфортабельную обстановку. Теперь она сразу почувствовала разницу между
моим отношением и поведением того негодяя, который ее обманул. Она на
коленях, рыдая, просила меня ее простить. Называла себя безумною за то,
что не могла оценить раньше моей любви к ней.
- Я прощаю вас, Анна, - сказал я, - иначе я не вернулся бы к вам.
- И вы полюбите меня так же, как и раньше? - спросила она.
- Вероятно, полюблю.
- Джек, - сказала она, - вы самый благородный человек на всем свете;
я только теперь узнала вам настоящую цену. О! Как я была глупа, что раньше
не старалась понять этого!
Я прожил в Лондоне на этот раз довольно долго. Я ходил каждый день к
Анне и видел, что раскаяние ее было искрение, и что она теперь на самом
деле полюбила меня. Бедная девочка! Она рассчитывала еще быть счастливой,
но ошибалась.
Когда я израсходовал все деньги, то решил оставить ее. Жениться на
ней, по крайней мере, теперь - я не мог. Я чувствовал, что буду самым
несчастным человеком, если женюсь, да и ей не дам счастья. И, кроме того,
я думал, что это послужит ей хорошим уроком. Но это ее окончательно
погубило.
Я отправился снова в Индию и пробыл там четырнадцать месяцев.
Вернувшись в Лондон, я стал разыскивать Анну, но было поздно. Она
умерла в том же работном доме, где была раньше.
С этих пор я сделался тем Бурным Джеком, каким вы меня знаете.
15. ПЫЛАЮЩИЙ МЕДВЕДЬ
После смерти Гайнена я покинул Сонору и отправился на реку Туолуму.
Бурный обещал вскоре последовать за мною, как только окончит свои дела по
товариществу. Я поселился близ маленького города Джексонвиля, где и начал
свои работы. На этот раз моя работа пошла так успешно, что я нанял
несколько человек рабочих, а сам поселился в самом городке, устроившись
там довольно комфортабельно.
Однажды я получил из Соноры от Бурного записку, которую разбирал
почти целый час; только после усиленных трудов мне удалось понять, что
пишет старый моряк. На следующий день в Соноре рудокопы собирались учить
"манерам" одного разбойника, повесив его на дереве. Он убил свою жену, и
рудокопы после короткого следствия признали его виновным и решили
расправиться с ним судом Линча.
"Мне кажется, - писал старый моряк, - что этого человека я видел
несколько лет тому назад, и что вы тоже узнаете его, когда увидите, хотя,
конечно, я могу и ошибиться. Приезжайте и посмотрите на него сами. Я жду
вас завтра к одиннадцати часам утра в моей палатке". Хотя фамилия
разбойника была совершенно неизвестна Бурному, но это не имело никакого
значения.
Письмо Бурного сильно меня взволновало. Кем мог быть разбойник,
которого я знал и которого также знал много лет тому назад Бурный? Как
молния, меня пронзила страшная мысль, что разбойник был Лири, что его
несчастная жертва - моя мать.
Сонора находилась от Джексонвиля в тридцати милях. Я вышел из дому
еще до зари и пошел пешком, так как все равно пришел бы на несколько часов
раньше назначенного времени. Пройдя около мили, я свернул с большой дороги
на тропинку, которая значительно сокращала расстояние. Я преодолел уже
более половины пути и проходил вблизи густой лесной чащи. Вдруг из-за
кустов выскочил большой старый медведь, так называемый "гризли", и
бросился на меня.
На мое счастье поблизости рос большой дуб с низкими, горизонтально
распростертыми ветвями. Я едва успел схватиться за ветку и быстро
взобраться наверх. Промедли я еще хоть одну секунду, я очутился бы в
объятиях медведя. Хорошо еще и то, что это был не бурый, а серый, который
не умеет лазать по деревьям. Я знал это, и потому чувствовал себя в
безопасности. Мой враг - медведица крупных размеров - расположилась под
деревом, на котором я сидел, вместе со своими двумя медвежатами и стала с
ними играть. Я сначала с большим любопытством смотрел на их возню, но
вскоре мысль о моем положении настолько заняла меня, что игра медвежат уже
не доставляла мне никакого удовольствия. Со мной не было ни кинжала, ни
револьвера. Я очутился в осаде, снятие которой зависело только от медведя.
Я видел, что медведица ничуть не намерена уходить от дерева, пока ее
медвежата находятся здесь. Было мало вероятно, чтобы кто-нибудь пришел и
выручил меня. Тропинка была глухая и мало кому известная. Осада предстояла
продолжительная.
Я закурил сигару, глотнул бренди из фляжки и стал придумывать
всевозможные способы выбраться из затруднительного положения.
Время от времени медведица делала попытки стряхнуть меня с дерева, но
я видел, что ее попытки тщетны.
Больше всего меня беспокоило то обстоятельство, что я могу опоздать в
Сонору. Кроме того, так как я вышел из дому без завтрака, то начал ощущать
голод и жажду. Сигара только отчасти помогала мне заглушить муки голода.
День был жаркий. Солнце так и пекло. Жажда моя сделалась просто
нестерпимой. Моя фляжка не только не утоляла ее, но еще больше возбуждала.
Я начал приходить в отчаяние и решил, что спущусь с дерева и вступлю в
борьбу с медведицей, имея в качестве оружия только небольшой складной нож.
Мой план был безумием; это значило идти на верную смерть, но другого
выхода мне не представлялось.
Я вынул новую сигару, закурил ее и решил, что как только докурю, то
сейчас же спущусь с дерева. Вдруг мне пришла в голову счастливая мысль.
Ветви дерева, на котором я сидел, были обвиты одним из растений-паразитов.
Это был испанский мох или "борода старика", как называют его за сходство
его нитей с длинной седой бородой. Растение давно уже погибло, и его нити
были совершенно высохшими. Я осторожно собрал эти сухие нити с ветки, на
которой сидел, и с соседних ветвей. У меня образовался их целый большой
пук. Затем я открыл свою фляжку с бренди и вылил содержимое на спину
медведицы, которая все время находилась под деревом, а оставшейся
жидкостью смочил собранный мною мох; затем осторожно зажег мох и бросил
его вниз на спину медведицы. В одно мгновение медведица была охвачена
огнем.
Эффект получился необычайный. Раздался страшный рев, и медведица, вся
охваченная огнем и ставшая похожей на движущийся огненный куст, в диком
ужасе помчалась прочь от дерева. На ее рев издалека донесся рев другой
гризли, но я не стал дожидаться его и, быстро спустившись с дерева,
поспешил в Сонору. Я шел с такою быстротой, что пришел еще за два часа до
назначенного времени.
16. СУД ЛИНЧА НАД ЛИРИ
Было около девяти часов, когда я вошел в палатку Бурного. Он меня уже
поджидал. Я хотел сразу же направиться вместе с Бурным туда, где
содержался преступник. Меня всего охватило нетерпение как можно скорее его
увидеть.
- Пойдемте, Бурный, - сказал я, как только вошел, - пойдемте! Мы
можем идти и говорить в одно и то же время.
Бурный, ни слова не говоря, встал и последовал за мною.
- Бурный, - обратился я к своему моряку, - скажи мне все, что вы
знаете.
- Я знаю очень мало, - ответил он, - боюсь, что сделал большую
глупость, вызвав вас сюда. Я вчера видел того человека, которого сегодня
повесят. Мне показалось, что это тот самый человек, который приходил с
вами на борт корабля "Надежда" в Дублине, когда вы в первый раз выходили в
море. Вы мне сказали тогда, что это был ваш отчим. Теперь мне кажется, что
это ошибка моего воображения. Ведь это случилось уже очень давно, трудно
хорошо запомнить. Но я все-таки счел необходимым, чтобы вы сами в этом
убедились.
Я сказал Бурному, что он поступит совершенно правильно, одновременно
выразив надежду, что скорее всего моряк ошибся.
Бурный, без сомнения, хотел меня немного успокоить. Я был слишком
голоден, и мы зашли в первую встреченную нами гостиницу позавтракать.
Утолив голод, мы отправились к тому месту, где преступник содержался под
стражей.
Его посадили в одну из гостиниц, вокруг которой стояла громадная
толпа народа, собравшаяся посмотреть на казнь. Я хотел сейчас же пойти
взглянуть на преступника, но охрана меня не пустила, и я должен был
дожидаться, пока его выведут.
Ждать приходилось долго. Я был очень расстроен и встревожен и решил
немедленно отправиться посмотреть на жертву преступника. Дом, где лежала
убитая женщина, находился недалеко от гостиницы, в которой содержался
преступник.
Сопровождаемый Бурным, я пошел к дому и вошел в квартиру, в которой
лежало тело несчастной. Меня охватило необычайное волнение, когда я
подходил к трупу убитой женщины. Я боялся увидеть тело моей матери. Но
первый же брошенный взгляд на убитую успокоил меня. Это была совсем
молодая женщина лет девятнадцати-двадцати. Она была очень красива.
Мы вышли из дома, в котором лежала убитая, и пошли обратно к
гостинице. Когда мы подошли, то увидели, что толпа сильно увеличилась и с
каждой минутой продолжала прибывать, так как приближался час казни
преступника. Наконец назначенное время настало, и преступника в
сопровождении стражи вывели. Мое сердце сильно забилось.
Бурный оказался прав. Разбойник был Лири.
Преступника повели за город. В полутора милях, на высоком холме, рос
большой дуб. Здесь и должна была совершиться казнь. Под дубом же была
вырыта могила.
Разбойник не выказывал никакого волнения. Он шел бодро вперед. Сзади
ехала телега, в которой помещались четыре или пять джентльменов, игравших,
по-видимому, большую роль в происходящем. Когда мы приблизились к месту
казни, один из джентльменов, сидевших в телеге, встал и попросил внимания.
Когда водворилась тишина, он обратился к толпе со следующей речью:
"Джентльмены! Перед началом казни я считаю необходимым изложить вам
обстоятельства этого дела и те мотивы, которые привели нас к убеждению в
справедливости присужденного наказания. Преступник, стоящий перед вами,
Джон Метьюс, осужден судом присяжных из двенадцати человек и признан
виновным в убийстве своей жены, или женщины, считавшейся его женой. Его
защищал опытный адвокат, и судебное следствие велось с соблюдением всех
