и взошел на него. Корабль назывался "Леонора". Осмотревшись, я заметил
человека, которого принял за капитана, и обратился к нему с просьбой дать
мне какую-нибудь работу. Но этот человек не обратил никакого внимания на
мою просьбу и не дал никакого ответа. Я твердо решил не уходить с корабля
без ответа. Когда пробило девять часов, я незаметно забрался под шлюпку и
проспал там до утра.
Рано утром я опять вышел на палубу. Капитан, наконец, обратил на меня
внимание и спросил, кто я и что мне нужно.
Я сказал, что меня зовут Роллинг Стоун.
- "Катящийся камень!" - воскликнул капитан. - Для чего же и откуда вы
сюда изволили прикатиться, сэр?
Капитан показался мне человеком, заслуживающим доверия, и я подробно
и вполне искренно пересказал ему все мои приключения. В результате меня
приняли на корабль.
Корабль шел в Ливерпуль с грузом хлопка и принадлежал капитану,
фамилия которого была Хайленд.
Нигде со мной лучше не обходились, как на этом корабле.
У меня не было определенного дела или занятия, но капитан Хайленд
постепенно посвящал меня во все тайны морского дела. Я был почти постоянно
при нем, и он всегда заботливо охранял меня от дурного влияния.
Приучить меня к работе капитан Хайленд поручил старому парусному
мастеру. Этот мастер относился ко мне хорошо, как все остальные, за
исключением только одного человека, - старшего капитанского помощника,
мистера Эдуарда Адкинса. С первого же дня моего вступления на корабль
Адкинс возненавидел меня, и эту ненависть я сразу инстинктивно угадал,
хотя она и не проявлялась открыто.
По приходе "Леоноры" в Ливерпуль капитан Хайленд на все время стоянки
корабля пригласил меня к себе в дом. Семейство капитана Хайленда состояло
из жены и дочери, которой в это время было около девяти лет от роду.
Я думал, что ничего в целом свете не было прекрасней этой девочки.
Может быть, я и ошибался, но таково было мое мнение.
Наша стоянка в Ливерпуле продолжалась шесть недель, и в продолжение
всего этого времени я находился в доме капитана и был постоянным товарищем
его маленькой дочери Леоноры, в честь которой назывался так и корабль
капитана Хайленда.
Во время стоянки мой добрый покровитель спрашивал, не желаю ли я
съездить на несколько дней в Дублин, чтобы повидаться с матерью. Я сказал,
что в Дублине, вероятно, в настоящее время находится "Надежда" и я могу
легко попасть в руки капитана Браннона.
За время моего пребывания в доме у Хайлендов Леонора привыкла
называть меня своим братом, и когда я расставался с нею на корабле, она
была очень опечалена нашей разлукой, и это доставило мне большое утешение.
Я не буду очень долго останавливаться на своих отроческих годах,
чтобы не утомить читателя.
В продолжение трех лет я плавал на корабле "Леонора", под командой
капитана Хайленда, между Ливерпулем и Новым Орлеаном.
Всякий раз, когда мы приходили в Ливерпуль и пока стояли там, дом
капитана Хайленда был моим домом. С каждым посещением моя дружба с миссис
Хайленд и с прелестной дочерью Леонорою, моей названной сестрой,
становилась все теснее и теснее. На меня стали смотреть, как на одного из
членов семьи.
Во время пребывания в Ливерпуле было много случаев съездить в Дублин
и повидаться с моей матерью. Но меня удерживала боязнь попасть в руки
мистера Лири и, кроме того, я ничего теперь не мог бы сделать ни для
матери, ни для брата, ни для сестры. Я с надеждой думал о том времени,
когда достигну такого положения, что смогу вырвать из ужасных рук мистера
Лири дорогую мою мать, брата и сестру.
Прошло уже почти три года со дня моего поступления на "Леонору". Мы
прибыли в Новый Орлеан. После прибытия капитан сейчас же сошел на берег и
остановился в одном из отелей. В продолжение нескольких дней я его не
видел.
Однажды на корабль прибыл посыльный и сказал, что капитан Хайленд
болен и немедленно зовет меня к себе.
Время было летнее, и в Новом Орлеане свирепствовала желтая лихорадка,
унесшая в короткое время в могилу много народа. Я быстро собрался и
отправился в гостиницу, в которой остановился капитан Хайленд. Я нашел его
больным желтой лихорадкой. Когда я вошел, он на минуту пришел в сознание,
посмотрел на меня долгим, пристальным взглядом, пожал мне руку и через
несколько мгновений умер.
Горе, которое я испытал при потере этого дорогого мне человека, было
не меньше, чем когда я потерял отца.
Тотчас же после смерти капитана Хайленда мистер Адкинс принял команду
над "Леонорой". Я уже говорил о той ненависти, которую он питал ко мне.
При жизни капитана Хайленда он не смел ее обнаруживать. После же смерти
капитана мистер Адкинс сразу проявил свое отношение ко мне. Мой ящик с
вещами был выброшен на берег, и мне немедленно было приказано убираться с
"Леоноры".
Опять передо мной грозно встал вопрос, что же мне делать.
Возвращаться на родину не имело смысла, потому что я не имел ни
денег, ни положения. Мне больше всего хотелось увидеть Леонору, которую я
очень любил. Но с чем я приеду к ним? Только с печальным известием об их
незаменимой потере. В конце концов я решил остаться в Америке и добиться
какого-нибудь положения, а затем уже явиться на родину.
4. ЭПИЗОД ИЗ СОЛДАТСКОЙ ЖИЗНИ
В Новом Орлеане в это время было большое оживление. Соединенные Штаты
объявили войну Мексике и производили набор волонтеров. Вместе с другими
праздношатающимися записался в волонтеры и я, и был назначен в
кавалерийский полк, который в скором времени по сформировании и выступил в
поход.
В сущности, это был с моей стороны довольно глупый поступок. Помню
как нам, вновь поступающим, выдавали лошадей. Собрали нас и привели к
месту, где стояли предназначенные нам кони, которых было тут столько же,
сколько и нас, волонтеров. Нам было сказано:
- Пусть каждый сам выбирает себе по вкусу и по силам.
Я в лошадях смыслил очень мало, по правде сказать. Мне приглянулся
вороной конь, без отметин, с красивой гривой и густым хвостом трубой. Я
вскочил на него, но он проявил большой норов, и я долго не мог его
укротить. Только с помощью товарищей мне удалось это сделать. Таким же
точно образом выбирали себе коней и мои товарищи. Кому какого коня удалось
себе захватить и объездить, тот с тем конем и оставался.
В полку я близко сошелся с одним молодым человеком из штата Огайо по
имени Дэйтон. Мы с ним вместе провели всю компанию.
Я не особенно много чего видел на этой войне и в настоящем бою был
только два раза: в сражениях при Буэна-Виста и при Церро-Гордо.
Во время одной схватки под Дейтоном была убита лошадь. Он упал вместе
с нею. Я не мог остановиться и узнать, что сталось с моим другом, так как
находился в строю и своей остановкой мог расстроить ряды. По окончании
преследования мексиканцев я вернулся к тому месту, где в последний раз
видел Дэйтона. После продолжительных розысков я, наконец, нашел его.
Убитая лошадь при падении сломала ему ногу и всей своей тяжестью лежала на
больной ноге. В таком положении Дэйтон находился почти три часа. Освободив
его с невероятными трудностями из-под трупа убитой лошади и устроив более
или менее удобно, я отправился в лагерь за помощью. Вернувшись обратно с
несколькими товарищами, мы перенесли Дэйтона в лагерь, а через несколько
дней он был отправлен в госпиталь. Это было наше последнее свидание во
время мексиканского похода.
После этой стычки мне не пришлось больше участвовать ни в одном
боевой действии, да и вообще война уже кончалась, и наш полк охранял
сообщение между Вера-Крусом и столицей Мексики.
В скором времени мы получили приказ возвратиться в Новый Орлеан, где
нам уплатили вознаграждение за нашу службу, и кроме того, каждому
участнику войны отвели 150 акров земли.
В Новом Орлеане было много спекулянтов, которые скупали нарезанные
волонтерам земельные участки. Одному из таких спекулянтов я продал свой
участок за 200 долларов. Кроме того, от полученного жалованья у меня
осталось около 50 долларов. Меня потянуло на родину, и я решил ехать в
Дублин повидаться с матерью.
5. ХОЛОДНЫЙ ПРИЕМ
По приезде в Дублин я немедленно направился к нашему дому.
Но меня ждало страшное разочарование: никого из своих я не нашел. Моя
мать уехала уже более пяти лет тому назад. От соседей я узнал следующее:
после моего отъезда мистер Лири все больше и больше предавался пьянству.
Работу он совершенно забросил. Сначала он пропивал доход, получаемый с
мастерской, а потом стал постепенно пропивать и все обзаведение. Когда
нечего уже было больше пропивать, он исчез, оставив в страшной нужде мою
мать с детьми.
Вместо того, чтобы радоваться, что, наконец, она избавилась от
негодяя, мать моя стала толковать о нем и решила продать остатки имущества
и отправиться на розыски своего бежавшего мужа.
Выручив около 90 фунтов стерлингов от продажи дома и мастерской, она
вместе с детьми отправилась в Ливерпуль, рассчитывая найти там мистера
Лири, так как Ливерпуль был его родиной, и по слухам он бежал туда. Вот
все, что я узнал от соседей.
Я немедленно собрался и отправился в Ливерпуль. Кроме розысков
матери, я сильно хотел повидаться с миссис Хайленд и ее красавицей-дочерью
Леонорой, которые тоже жили в Ливерпуле, и которых я не видел около трех
лет.
Первое, что я сделал по приезде в Ливерпуль, - собрал адреса
седельных и шорных мастеров, которым я написал письма с просьбой сообщить
мне все то, что им известно о мистере Лири.
Затем я отправился к миссис Хайленд. Тут меня ждал страшный удар. Я
рассчитывал на родственную, сердечную встречу, но принят был более, чем
холодно, и миссис Хайленд всем своим поведением давала мне понять, что
крайне удивлена моим посещением. Леонора, которой было 16 лет и которая из
девочки, какою я ее оставил, превратилась во взрослую девушку удивительной
красоты, тоже приняла меня очень сухо и холодно.
Я до того был ошеломлен таким приемом, что совершенно растерялся и по
уходе от миссис Хайленд долго не мог придти в себя.
Мало-помалу я привел в порядок свои мысли и стал более хладнокровно
обсуждать свое положение. Первая мысль, которая пришла мне в голову, была,
что я кем-нибудь оклеветан перед миссис Хайленд и своей названной сестрой.
Это мог сделать только мистер Адкинс, который был единственным человеком
из всего экипажа "Леоноры", относившимся ко мне с ненавистью. Я
окончательно остановился на этой мысли и решил на следующий день снова
отправиться к миссис Хайленд и объясниться с ней и Леонорой.
Когда на следующее утро я приближался к дому миссис Хайленд, то
увидел, что она стоит у окна. Я позвонил. Открывшая мне дверь служанка на
мой вопрос ответила, что ни миссис Хайленд, ни Леоноры нет дома. Я
оттолкнул от двери изумленную служанку и прошел в гостиную.
Служанка последовала за мной; я обернулся к ней и приказал:
- Скажите миссис Хайленд, что мистер Роланд Стоун здесь и не уйдет,
пока не поговорит с нею.
Служанка ушла, и вскоре после этого в гостиную вошла миссис Хайленд.
Она ничего не сказал, а ждала, что я ей скажу.
- Миссис Хайленд, - начал я, - я слишком близко знаком с вами и
слишком глубоко уважаю вас, поэтому мне не верится, чтобы вы без
достаточных причин могли так со мной обойтись. Сознание, что я ничего
дурного не сделал ни вам, ни вашей семье, заставило меня вернуться и
просить вас объяснить мне причины такой перемены по отношению ко мне. Ведь
вы прежде принимали меня здесь, как родного сына! Что я сделал такого,
