чтобы потерять вашу дружбу?
- Если вам ничего не говорит по этому поводу ваша собственная
совесть, - ответила она, - то нет никакой надобности и мне давать вам
объяснения; вы все равно ничего не поймете. Но одно, я надеюсь, вы
поймете, что ваши посещения больше нежелательны.
- Я это и понял вчера, - сказал я, - сегодня же я пришел для
объяснений. Ваши собственные слова показывают, что прежде вы смотрели на
меня совсем другими глазами, и я желаю знать, какие причины заставили вас
так изменить свое мнение обо мне.
- Причина заключается в том, что вы нисколько не ценили и не дорожили
нашей дружбой. Другого объяснения я не могу вам дать, кроме того, что вы
оказались виновным в неблагодарности и в нечестном отношении к тем,
которые были вашими лучшими друзьями. Ваших же оправданий я выслушивать не
желаю.
- Один только вопрос! - вскричал я, стараясь, насколько мог,
сдерживать свои чувства. - Во имя справедливости я спрашиваю вас, в чем же
меня обвиняют? Я не уйду, пока не узнаю этого.
Миссис Хайленд, возмущенная, по-видимому, моим тоном, повернулась ко
мне спиною и вышла из комнаты.
Я взял газету и стал читать, или пытался читать.
Около двух часов я продолжал это занятие. Потом я встал и позвонил.
- Скажите мисс Леоноре, - сказал я вошедшей служанке, - что я желаю
ее видеть, и что вся ливерпульская полиция не заставит меня удалиться из
этого дома, пока я не увижу ее.
Служанка скрылась за дверью, и вскоре после этого в комнату вошла
Леонора с легкой улыбкой на своем прекрасном лице.
- Леонора, - сказал я, когда она вошла, - в вас я надеюсь еще найти
друга, несмотря на ваш холодный прием. Я прошу вас объяснить мне все это.
- Единственное, что могу вам сказать, - сказала она, - что мама и я,
вероятно, обмануты. Вас обвиняет один человек в неблагодарности и других
преступлениях, может быть, еще более ужасных.
- Адкинс! - вскричал я. - Это Адкинс, старший подшкипер "Леоноры"!
Больше некому!
- Да, это он вас и обвиняет и, к несчастью, ваше поведение делало
довольно правдоподобной ту историю, которую он рассказал нам. О, Роланд!
Тяжело было верить, что вы виноваты в неблагодарности и в других
преступлениях, но ваше продолжительное, необъяснимое для нас отсутствие
служило доказательством справедливости обвинений. Вы даже ни разу не
написали нам. Из этого вышло то, что вам теперь почти невозможно
восстановить доброе мнение о себе в глазах моей матери.
- И в ваших Леонора?
Она опустила свою голову, не давая ответа.
- Скажите, в чем же меня обвиняют? - спросил я.
- Я хочу, - ответила она, - Роланд, прежде чем услышу от вас первое
слово оправдания, сказать вам, что я никогда не верила, чтобы вы были так
виновны. Я слишком хорошо вас знала, чтобы поверить, что вы могли
совершить такие поступки при таких обстоятельства, как вас обвиняют. Это
не в вашем характере.
- Благодарю вас, Леонора! - сказал я. Вы теперь такая же, какою были
и раньше: то есть, самая прекрасная и самая благородная девушка во всем
свете.
- Не говорите этого, Роланд! Ничто кроме ваших собственных слов не
могло бы изменить мое положение о вас, которое составлялось в продолжение
многих лет, когда мы оба были еще детьми. Я скажу вам, почему моя мать так
относится теперь к вам. Когда мой отец умер в Новом Орлеане, мистер Адкинс
привел обратно корабль, и вы не возвратились на нем. Мы были этим очень
удивлены и спросили мистера Адкинса о причине, почему он не привез вас
домой. Он сначала не мог дать удовлетворительного объяснения, но когда мы
стали настаивать, он объяснил. Он сказал нам, что вы не только пренебрегли
своими обязанностями и доставили много горя моему отцу, когда он находился
на смертном одре, но, узнав, что нет никакой надежды на его выздоровление,
вы стали обращаться с ним, как с человеком, не имеющим уже для вас никакой
цены. Он рассказал, что вы еще прежде смерти моего отца убежали с корабля,
и никакие его просьбы не могли убедить вас остаться с ним. Это не могло
быть правдой, я знала, что вы не могли сделать. Но моя мать думает, что в
обвинениях, возводимых на вас мистером Адкинсом, есть частица правды, и
она вам никогда этого не простит. Ваш обвинитель утверждает также, что,
когда вы оставили корабль, то захватили часть чужих вещей, но это он
сказал несколько месяцев спустя, когда и самая мысль о вашем возвращении
сюда стала казаться невозможной.
- Где же теперь мистер Адкинс? - спросил я.
- Он в настоящее время в плавании, на пути из Нового Орлеана, на
"Леоноре". Он овладел доверием моей матери и служит у нас капитаном
"Леоноры". Недавно он сделался мне окончательно противен, когда объяснился
мне в любви. Это было уже слишком! Моя мать, я боюсь, слишком уж доверяет
всему, что он говорит. Она очень благодарна ему за его внимание к моему
отцу перед его смертью и за те заботы, которые он проявляет о нашем
благополучии. В последнее время его обращение сильно изменилось. Он держит
себя так, как будто он уже член нашей семьи и собственник корабля. Я
думаю, что он в самом непродолжительном времени, через несколько дней,
прибудет в Ливерпуль.
- Я хотел бы, чтобы он был в Ливерпуле теперь, - сказал я. - Когда он
приедет, я заставлю его признаться, что он лжец, Леонора! Никто никогда не
относился ко мне с большою добротою, чем ваш отец и ваша мать. И не в моем
характере платить им за это неблагодарностью и подлостью! Корабль вашего
отца был моим домом; я не оставил этого дома без достаточных причин. Меня
прогнал с корабля сам этот негодяй, который же меня и обвинил. Я останусь
в Ливерпуле до его возвращения и когда я обличу его и докажу, насколько я
ценил вашу дружбу, я снова уйду с чистым сердцем и полным сознанием своей
правоты!
Расставаясь, я просил Леонору передать матери, что не потревожу ее
больше своим посещением до приезда мистера Адкинса и тогда только явлюсь,
чтобы доказать, что я не был виновным в тех преступлениях, которые
возводит на меня этот человек.
На этом моя беседа с Леонорой закончилась.
6. ВСТРЕЧА С ТРУСОМ
Вскоре я получил ответ от двух шорных мастеров, которые знали мистера
Лири. Мне сообщили, что Лири действительно жил в Ливерпуле, но года три
или четыре тому назад уехал Австралию. Я отправился по адресам и лично
расспросил обо всем шорников, чтобы найти какие-нибудь следы моей матери.
Мистер Лири уехал в Австралию один, но в скором времени в Ливерпуль
приехала какая-то женщина, по-видимому, его жена, и все о нем разузнала.
Без сомнения, это была моя мать. Но где она теперь и как жила в
продолжении этих пяти лет? Все это было покрыто мрамором, рассеять который
мне не удалось, несмотря на все мои старания. Я остановился на самом
вероятном предположении, что она вслед за мастером Лири отправились в
Австралию, и, следовательно, для розысков мне придется, в конце концов,
ехать в Австралию самому.
Пока же я решил остаться в Ливерпуле и дождаться приезда мистера
Адкинса. Надо было разоблачить этого негодяя. Я слишком дорожил дружбою
миссис Хайленд и, должен сознаться, сильно и страстно полюбил Леонору,
свою названую сестру.
Прошло уже около трех недель после моего посещения миссис Хайленд и
ее дочери. Просматривая "Корабельный указатель", я прочитал о прибытии из
Нового Орлеана "Леоноры", под командой капитана Адкинса.
Я отправился тотчас же на док и нашел "Леонору", но мистера Адкинса
на корабле уже не было. По прибытии он сошел на берег и отправился в
гостиницу, в которой обыкновенно останавливался, когда бывал в Ливерпуле.
В гостинице я его уже не застал. Мне сообщили, что, позавтракав, он
утром ушел из дому.
Из гостиницы я в сильном волнении поспешил к дому миссис Хайленд. Как
я и предполагал, мистер Адкинс был у миссис Хайленд. Когда я подошел к
двери, Адкинс как раз выходил оттуда.
- Здравствуйте, мистер Адкинс! - сказал я, сдерживая, насколько
возможно, душивший меня гнев. - Мы опять встречаемся, и уверяю вас, с моей
стороны, с глубоким удовольствием.
Он хотел пройти не отвечая, но я загородил ему дорогу.
- Кто вы такой и что вам от меня нужно? - спросил он задорным тоном и
с тем вызывающим видом, какой он любил принимать и прежде.
- Я Роланд Стоун, - ответил я, - и желаю вас видеть по чрезвычайно
важному делу.
- Ну вот, вы видите меня! Что это за важное дело?
- Я могу сообщить это вам только в присутствии миссис Хайленд и ее
дочери.
- Миссис Хайленд не желает вас видеть, - сказал Адкинс, - а еще менее
ее дочь, я думаю. За себя скажу, что я не желаю иметь с вами никаких дел.
- Я могу поверить только последней части вашего сообщения, - ответил
я, - но бывает такая необходимость, когда делаешь и то, что не особенно
нравится. Если в вас есть хоть искра мужества, то вернемся в дом и вы
повторите миссис Хайленд в моем присутствии то, что вы сказали за моей
спиной.
- Я опять повторяю, что я не желаю говорить с вами. Дайте мне дорогу!
Сказав это, Адкинс сделал жест, как бы намереваясь отстранить меня с
дороги.
- Я дам тебе дорогу, негодяй, когда ты исполнишь мое приказание, - и,
схватив его за шиворот, я повернул его к дому.
Он сопротивлялся этой попытке и ударил меня. Я возвратил ему удар с
таким процентом, что сам остался на ногах, а покачнувшись упал на порог.
Теперь я потерял всякое самообладание. Я позвонил и схватил Адкинса
за волосы с целью втащить его в дом, но в это время подоспели трое
полицейских.
После продолжительной борьбы с полицейскими, которым помогал Адкинс и
какой-то случайный прохожий, я, наконец, был побежден, и мне на руки
надели железные наручники.
Когда меня повели, я заметил, что миссис Хайленд и Леонора были у
окна и, без сомнения были свидетельницами всего происшествия. Меня привели
в участок и заперли в камеру.
На следующее утро меня привели к судье. Адкинс обвинял, а три
полицейских и прохожий, принявший участие в борьбе со мной, были
свидетелями. Я был приговорен к двум неделям тюрьмы.
На восьмой день моего заключения я был очень удивлен, когда мне
объявили, что меня желают видеть два посетителя.
Оказалось, что это были мои старые приятели. Один был Вильгон, второй
подшкипер капитана Хайленда, а другой - плотник Мейсен, тоже с "Леоноры".
Когда я был на "Леоноре", оба эти человека относились ко мне очень
хорошо, и я очень обрадовался их приходу, но я еще больше обрадовался,
когда узнал причину их посещения. Мейсен сказал мне, что он до сих пор
плотник на "Леоноре". Недавно мисс Хайленд приходила к нему на борт, чтобы
узнать всю правду об отношениях между Адкинсом и мною и о причинах,
заставивших меня покинуть "Леонору" после смерти капитана Хайленда.
- Я был очень рад, когда узнал что вы вернулись, Роланд, - сказал
Мейсен, - но в то же время был огорчен, узнав о ваших теперешних
злоключениях. Я решил вывести вас из того затруднительного положения, в
котором вы находитесь, хотя я могу за это потерять свое место. Я рассказал
ей всю правду, сказал, что Адкинс человек дурной, и что я докажу это. Я
обещал ей также посетить вас. Вильтон теперь служит шкипером на другом
судне, и я взял его с собой, зная, что он тоже может помочь вам.
- Ничто не доставит мне большего удовольствия, как увидеть Адкинса
потерявшим место командира "Леоноры", - сказал Вильтон, потому что я знаю,
что он обкрадывает вдову. Мы должны доказать миссис Хайленд, что она
доверяет негодяю.
Вильтон и Мейсен пробыли со мной почти час: мы решили не
