согнувшись в три погибели, мыльной водой пол мыла. И от этого заурядного
зрелища я немножко опомнился. Казалось бы, чего тут: грязь-то, она всюду
пристает, решила добрая женщина так Сестре послужить -- хвала ей. А нет,
сразу напряжение спало.
Мы поплутали еще немного по коридорам, причем мне показалось, что
священник специально меня запутывает. Потом он отворил прочную дубовую
дверь, знаком велел внутрь пройти, и сам вошел. Достал спички -- тоже
совсем обычные, дешевые, от таких порой и матрос прикуривает, чиркнул о
стену, запалил тусклую масляную лампу.
-- Садись, брат мой.
Комнатка крошечная, без всякой роскоши. На полу лишь ковер лежит, но
без того здесь совсем смерть, вокруг лишь камень холодный, ни камина, ни
окна, ни панелей деревянных. Стоит койка простая, узенькая, стол
крошечный, жесткий стул. Все. Из стены, в щелях между камнями воткнутые,
торчат крепкие палочки -- вешалка, на ней кой-какая одежда. Икона с
ликом Сестры, простая, будто у бедного крестьянина. На столике лампа,
кувшин с водой, кружка глиняная, да лист бумаги со стилом.
Аскет.
Священник бережно стило колпачком прикрыл, в карман спрятал -- будто
смутился такой роскоши, стило и впрямь хорошее было, резное, бамбуковое,
медными колечками опоясанное. Сел на койку, я на стул, больше-то и
некуда было.
-- Сейчас спрошу я тебе еще, брат мой. Ответь честно, не впади в
грех. Ты и впрямь тот Ильмар-вор, которого вся Держава ловит?
-- Тот самый, -- ответил я. -- Зачем спрашивать, брат? Неужто кто
решит мной назваться?
-- Уже решали, -- спокойно возразил священник. -- И у нас, и в других
городах. Больных людей в мире много, всегда найдутся те, кто готовы
любое злодеяние на себя взять, лишь бы гордыню потешить.
-- В чем тут гордыня... -- прошептал я, не для священника, для себя
самого. -- Ильмар я.
-- Тогда скажи, кого вы в пути с Печальных Островов встретили?
Ну и вопрос. Никого мы не встречали.
-- Никого, там даже птиц не летало... -- ответил я.
Священник вздохнул, поглядел на меня с явным разочарованием.
-- А! -- воскликнул я, сообразив. -- Корабль встретили, линкор
имперский...
Глаза у исповедники блеснули.
-- Что на берегу делали?
-- Да ничего... -- я запнулся. -- Ну...
Он ждал.
-- Любовью мы с летуньей Хелен занялись, как мальчишка ушел. Не по
похоти, с перепугу! Нет ведь в том греха?
У священника чуть уголок рта дернулся. Неужто тоже кастрат? По голосу
и фигуре -- не скажешь.
-- Нет... для мирского человека -- нет. Если все по доброй воле...
Он оборвал сам себя.
-- А что подарил тебе Маркус, младший принц Дома?
На все предыдущие вопросы он явно знал ответы. И спрашивал, лишь
проверяя меня. А вот сейчас... сейчас тон чуть изменился.
-- Титул. Сделал меня принц графом Печальных Островов.
-- Еще.
-- Кинжал, -- под пристальным взглядом священника я полез под плащи,
дотянулся до ножен, еще в Лузитании купленных, достал кинжал.
Он бросил на нож лишь один беглый взгляд. Я кинжал не протягивал,
исповедник тоже не просил.
-- Еще?
-- Больше ничего, -- растерянно ответил я. -- Да он сам нищий, принц
беглый... я богаче его был, когда на берег попали.
-- Допустим, Ильмар... -- видимо, священник поверил, что я и есть
беглый каторжник. -- Зачем ты в храм пришел?
-- Сестре исповедаться... укрыться...
Священник на миг сложил ладони лодочкой, прикрыл глаза, беззвучно
шевельнул губами -- видно, возносил короткую молитву Сестре.
-- Это благодать Сестры на тебя снизошла, Ильмар. Ее рука тебя вела.
Восславь Сестру, поблагодари Искупителя.
Я на всякий случай прошептал благодарность -- как будто мало этим
занимался по пути в Амстердам.
-- Меня зовут брат Рууд, -- сказал исповедник. -- Я укрою тебя от
Стражи.
Что?
Даже в самых безумных мечтах я такого не мог представить. Нет,
конечно, слуги Сестры беглого Страже не выдадут -- это им прямо
заказано. Даже мог я такое представить, что священник мне совет даст,
или монетку бросит -- мол, благословение Сестры с тобой, спасайся,
несчастный.
Но чтобы укрывать!
На гнев Дома нарываться!
Дела мирские -- они от веры далеко, и нет у Владетеля власти над
Церковью. Так-то оно так... но я все же не крестьянин тупой, из дальней
деревушки, что местного пастора выше наместника губернского ставит.
Захочет Владетель -- и Церкви туго придется, ну, не самой Церкви,
конечно, в здравом уме никто на нее не покусится. Но Богу простые люди
служат, на земле живут, и не от всего убережет строгий взгляд Сестры и
любящий взор Искупителя. Было ведь когда-то, хоть и редко о том говорят,
что Владетель Клодий, которому Церковь отказала в праве вторую жену в
законный брак взять, сместил Преемника. Как -- про то легенды молчат, а
уж священники и совсем вспоминать не любят, но съехались епископы из
всех провинций, от Лузитании до Богемии, да и выбрали Господу нового
приемного сына.
Нет, не станет Церковь с Владетелем ссориться... не станет...
Я посмотрел на священника -- но взгляд того был тверд и невозмутим.
-- Ты под моей опекой, брат Ильмар, -- сказал он. -- Я укрою тебя.
-- Зачем? -- спросил я.
-- Чтобы тебя не схватила Стража. Город наводнен войсками.
-- Я не такой дурак, брат Рууд. Я спрашиваю, зачем тебе нужно меня
укрывать?
-- Сестра завещала спасать несчастные заблудшие души...
-- Брат Рууд! Милость Сестры безгранична. И души ее слуг полны
доброты. Только ответь, почему тогда на площадях казнят душегубов, секут
пальцы ворам, плетями учат беглых крестьян? Ответь, почему вы не укрыли
от беды всех? Тогда я поверю, что тебе ничего от меня не нужно.
-- Не в человеческих силах спасти всех. Когда мы можем помочь -- мы
помогаем...
-- Брат Рууд, тебе ведь двойной грех -- лгать, -- сказал я.
Священник быстро сложил руки столбиком, зашептал молитву. Видно, мои
слова пришлись к месту, почуял он в себе ложь, попытку уйти от ответа.
-- Ты прав, брат Ильмар, -- закончив краткую молитву, произнес он. --
Церковь не может спасти каждого беглого каторжника, да и не станет
чинить помехи мирскому правосудию.
-- Тогда почему ты хочешь меня укрыть?
-- Преемник Юлий, Пасынок Божий, велел всем слугам Искупителя и
Сестры доставить к нему Ильмара-вора и младшего принца Маркуса... буде
такие встретятся.
Я вздрогнул.
К самому Преемнику?
Это что же, сам Пасынок Господний меня видеть желает? Меня --
каторжника?
-- Повинуешься ли ты воле Преемника Юлия?
-- Повинуюсь, -- кивнул я. -- Да, брат мой.
И вдруг ехидный воровской норов проснулся, и заставил спросить:
-- А если бы отказался бы я, брат Рууд? Стражу бы кликнул? Или сам
принудил бы?
-- Не суди о том, что не сделано, -- спокойно ответил священник. -- Я
знаю, ты верующий человек, и чтишь Господа. Зачем тебе противится святой
воле?
Я кивнул.
-- Хорошо, брат Рууд. Повинуюсь, твоей защите себя вручаю, и готов
идти с тобой.
-- Подожди, -- неохотно сказал священник. -- Брат Ильмар, не так все
легко. Я не могу просто взять и доставить тебя к Преемнику Юлию. Стены
имеют уши, а люди имеют языки. У Дома другие планы на твой счет, Ильмар.
Если до Стражи дойдет, что ты здесь...
На миг мне представилась безумная, немыслимая сцена. Стража,
штурмующая храм, и священники, с мечами идущие навстречу...
Ой...
Во что же я вляпался?
-- Я не в праве никому говорить о том, что ты в храме, -- Рууд будто
рассуждал вслух. -- Все может случиться, и если прольется кровь...
Ох, грехи мои непомерные!
-- Я недостойный и слабый слуга Божий, -- Рууд посмотрел на меня. --
Я не смогу сам доставить тебя в Урбис. Мы пойдем к епископу -- и ему ты
признаешься, кто ты есть. Больше никому! Запомнил?
-- Да, брат мой... -- прошептал я. -- Можно мне напиться?
-- Пей, Ильмар. Утоли жажду. Но у меня нет ничего кроме чистой
воды...
Я жадно выпил полную кружку. Вода, на самом-то деле, была не такая уж
чистая и свежая. Стоялая, и хорошо если со вчерашнего дня. Брат Рууд --
аскет... прости Сестра, я даже сейчас предпочел бы глоток легкого
вина...
Почему-то мне думалось, что резиденция епископа будет где-то наверху,
под крышей храма. А пришлось подниматься совсем немного. Старик,
наверное, епископ, как же я не сообразил, тяжело ему карабкаться...
Здесь встречалась охрана. Тоже священники, только в алых одеждах, с
короткими бронзовыми мечами, дозволенными Сестрой. Обманчивые мечи -- из
особой бронзы, она подороже стали выйдет.
Нас не останавливали. Видно, брат Рууд на хорошем счету, и к епископу
вхож. Мы миновали два поста, остановились у двери, ничем от других не
отличающейся. Рууд тихонько постучал. Миновала минута, и дверь
открылась. В проеме стоял молодой парень, такой же бледный и
просветленный, как сам Рууд.
-- Добрый вечер, брат Кастор...
-- Добрый, брат Рууд...
Кастор глянул мимолетно на меня, но любопытствовать не стал.
-- Мы должны поговорить с его преосвященством.
-- Брат Ульбрихт готовился отойти ко сну...
-- Служение Сестре не знает отдыха.
Как все просто у них! Кастор отступил, освобождая проход. Мы вошли в
большой зал, больше всего напомнивший мне чиновничью канцелярию. Столы,
заваленные бумагами, стеклянный сосуд, в котором мок, впитывая чернила,
десяток стильев. У стены высится механическая счетная машина, масляно
поблескивающая медными шестеренками.
Ого! Неужели у храма такая потребность в бухгалтерии?
-- Я спрошу брата Ульбрихта... -- без особого энтузиазма сказал
Кастор. Только сейчас я заметил еще одну дверцу в стене. С чего бы это
епископ амстердамский, брат во Сестре Ульбрихт, опочивал рядом с
канцелярией?
Священник скользнул в дверь, а я подошел к окну. Глянул. На площади
еще горели фонари, и в их свете поблескивали кольчужные нашивки на
кожаных куртках стражников. Два или три патруля прохаживались вокруг
храма.
Вовремя же я успел.
-- Входите, братья, -- тихо позвал Кастор. -- Его преосвященство вас
примет.
Брат Рууд зачем-то взял меня за руку -- будто боялся, что я растаю в
воздухе, или вздумаю убегать. Провожаемые взглядом Кастора, мы вошли в
опочивальню епископа.
Да. Брат наш во Сестре аскетом не был.
Дорогой персидский ковер устилал весь пол. Стены тоже были в коврах,
гобеленах, картинах -- словно бы и не роскоши ради, потому что на каждом
выткан, вышит, или нарисован лик Сестры. Наверное, подношения храму от
прихожан. И все же эти горы мягкого хлама больше подошли бы опочивальне
старой аристократки, чем обиталищу духовного лица.
Мебель тоже была дорогая, пышная, а уж кровати -- низкой, широкой, с
железными шариками, украшающими спинки, -- в спальне богатого повесы
стоять, а не у священника...
И запах -- да что ж это, сплошные благовония и духи разлиты в
комнате? Куда такое годится?
Но когда я увидел самого епископа, все насмешливые и неодобрительные
мысли разом вылетели из головы.
Епископ амстердамский, брат во Сестре Ульбрихт, был парализован. Он
сидел в легком деревянном кресле на колесиках, одетый в одну ночную
рубашку. Еще не старик, хоть и пожилой, но весь высохший, прикрытые
пледом ноги тонки и неподвижны.
-- Подожди там, брат Кастор... -- сказал епископ.
Священник за нашей спиной молча вышел, прикрыл дверь.
-- Добрый вечер тебе, брат Рууд, -- вполголоса сказал епископ. -- И
тебе, незнакомый брат. Прости, что не встаю, но я ныне и перед Пасынком
Божьим не встал бы...
Я рухнул на колени. Подполз к епископу, припал губами к слабой руке:
-- Благословите меня, святой брат. Благословите, ибо я грешен и
нечестив.
Шел от брата Ульбрихта тяжелый запах болезни. Вот почему так духами в
