окошках бились и сыпались -- я Марка к себе прижал, лицо от осколков
укрывая и сам зажмурился. А Хелен впереди ругалась по-черному, и плакала
навзрыд при каждом треске -- все это в те короткие миги, пока мы
останавливались.
Только в таких слезах я ее никогда не упрекну. Летуны не зря у Дома в
чести, это я накрепко понял. И водить планёр -- куда большее умение и
храбрость нужны, чем по полю боя на пулевики скорострельные ходить...
Небо-то какое далекое...
Лежал я, присыпанный деревом и стеклом вперемешку, пол-лица тряпка
оторвавшаяся прикрывала. Только одним глазом и мог смотреть вверх. А
пошевелиться страшно. Ног не чую. Неужели хребет сломал, и теперь
доживать калекой? Кому безногий вор нужен? Только палачу...
Не дело, видно, людям по небу летать. Совсем не дело.
-- Ильмар!
Марк стащил с моего лица тряпку -- я даже разглядел на ней шов, и
ухмыльнулся тому, что торопливая штопка пережила планёр. Мальчишка вроде
ничуть не пострадал, стоял прямо, лишь на ногу чуть припадал, но это еще
с островов, это ничего...
-- Ты как?
-- Ног не чую, -- пожаловался я. -- Конец мне, парень. Вот оно как...
летать...
Марк задумчиво смотрел на меня. Потом сообщил:
-- Ты вроде не обделался...
-- Да ты в своем уме! -- рассвирепел я. -- Чего несешь!
-- Когда позвоночник ломают, то под себя ходят, -- сообщил Марк. --
Пошевели ногой.
Я попробовал, но ничего не ощутил.
-- Нога шевелится, -- сказал Марк.
Приподнявшись на локтях, я глянул на ноги. Напрягся.
И впрямь -- двигаются.
-- Как же так, словно немые... -- прошептал я.
Мальчишка вдруг засмеялся:
-- Ильмар... да я же у тебя на коленках четыре часа просидел...
отдавил тебе ноги. Пройдет!
-- Тьфу ты...
Встать не получилось, зато я сел. Ноги и впрямь начало покалывать.
-- Отъел задницу, -- абсолютно несправедливо ругнулся я на мальчишку.
-- Где летунья?
-- Вон...
Хелен сидела в стороне. Левая рука у нее была замотана в самодельный
лубок, она как раз затягивала зубами последний узел.
-- Поломалась немного, -- пояснил Марк. -- Да не беда, главное --
живы.
-- Тебе все не беда, сам-то целехонек...
Я огляделся. Вокруг, метров на сто, не вру, валялись обломки планёра.
Здесь, наверху, берег был довольно ровный, абсолютно пустынный.
Пригорки, песок, редкие чахлые кустики. Шум моря под обрывом позади
почти не слышен.
-- Хелен! -- крикнул я. Летунья обернулась. -- Спасибо!
Она непонимающе смотрела на меня.
-- Хелен, ты посмелее любого мужика! -- сказал я. -- И поискуснее.
Спасибо, что жизнь спасла, что в панику не ударилась. Может я и вор
презренный, только все равно -- буду за тебя Сестру с Искупителем
молить!
Девушка дернула плечами. Ее голубая форма была вся изорвана, блузку
большей частью она на лубок пустила... и все же ей явно понравились
слова.
-- Плохая я летунья, Ильмар-вор. Планёр разбила. Знаешь, сколько
планёр стоит?
Откуда же мне знать. Много, наверное. Я за всю жизнь столько не
украду...
-- Хорошая ты летунья, Хелен. Спасибо.
-- А ведь ты к Виго тянула, Ночная Ведьма, -- вдруг сказал Марк. -- К
гарнизону планёрному. Потому мы едва не сгибли!
-- Уж очень ты смышленый, Маркус, -- откликнулась Хелен.
Мальчишка усмехнулся. Он очень спокойный был, и даже чумазое лицо,
грязная одежда, рваные штаны не могли скрыть этой уверенности.
-- Мы где-то вблизи Байоны упали, -- сказал Марк. -- Знакомые места?
-- Не пропадем, -- успокоил я его. -- Доберемся до города,
отъедимся... ветчину тут хорошо готовят, переоденемся. Будь спокоен, я
тебя не брошу.
Что-то меня тревожило. Не так все шло. Совсем не так, как я думал.
-- А деньги откуда? Воровать будешь?
Я помедлил, но все же полез рукой в карман и достал увесистый
железный слиток.
-- Сукин сын! -- закричала Хелен. -- Лишний вес тащил!
На эти слова я не отозвался. Невелик вес. Зато хватит денег домой
добираться.
Марк улыбнулся, глядя на железо. Конечно, он не заметил, как я
прихватил его из купеческой ухоронки.
-- Встать можешь, Ильмар?
Я попробовал.
-- Нет пока. Да не стой ты, парень, помоги ноги растереть...
-- Не можешь -- это хорошо, -- вдруг сказал Марк.
Глаза у него были виноватые, но не слишком.
-- А ноги ты сам разотрешь. Ладно? Мне пора, Ильмар-вор. Спасибо тебе
за все, теперь разойдемся.
У меня челюсть отвисла.
Хелен захохотала, откидывая голову. Радостно и неподдельно.
-- И тебе спасибо, Ночная Ведьма, -- сказал ей Марк. -- Ты и впрямь
лучшая из лучших.
-- Никуда тебе не деться, Маркус, -- она перестала смеяться. -- Все
равно ведь схватят. Сам знаешь.
-- Знаю, -- согласился он.
-- Повинись, мальчик. Повинись и сдайся. Дом простит...
-- А вот это уже не твое дело, -- отрезал Марк. -- За себя бойся.
-- Ты что же, гаденыш, уходишь? -- ко мне вернулся дар речи. -- Я
тебя от рудника избавил, а ты бросаешь? Да я тебя придушу, щенок!
Мальчик повел в воздухе рукой. Губы его шелохнулись.
Я первый раз увидел, как лезут в Холод при ярком свете, и так близко.
Просверк -- солнечный луч на острие, что выползает из ниоткуда.
Порыв ветра. Холодного ветра.
Марк стоял с кинжалом в руке и смотрел на меня.
-- Достойный поступок для мальчика твоей крови, -- сказала вдруг
Ночная Ведьма. Марк ее будто и не услышал. Протянул мне нож, держа за
лезвие, как положено.
-- За мое спасение, Ильмар-вор, жалую тебя клинком Дома и титулом
графа... -- он замялся, -- графа Печальных Островов.
Хелен от хохота упала на землю. Ударилась сломанной рукой, застонала,
но смеяться не перестала.
-- Владей по праву, применяй с честью.
Я машинально взял клинок. Посмотрел на узорную рукоять, на
протравленное лезвие.
И впрямь -- герб Дома. Аквила -- орел, парящий с мечом в лапах.
Неужто Марк так родовит, что с малолетства вправе титулы жаловать?
-- Прощай, Ильмар-вор.
Марк повернулся и пошел. Спина все же напряженная была, будто боялся
он, что метну кинжал. Но шел ровно и не спеша. По песку, через кусты,
все дальше и дальше.
-- Граф Ильмар, позволено ли будет бедной баронессе присесть в вашем
присутствии?
Хелен стояла надо мной, слегка согнувшись в насмешливом поклоне.
-- Хозяин Печальных Островов, почему вы так спешно покинули свои
ленные владения?
Она не удержалась, снова прыснула, как молоденькая глупая девчонка.
Уселась рядом, сказала почти ласково:
-- Граф... Граф-вор.
-- Не смейся, летунья, -- сказал я. -- Все воры. И графы тоже. А над
больным смеяться -- последнее дело. Тебе руку сломало, мальчишке ум
растрясло...
Хелен покачала головой:
-- Ты не прав, граф Ильмар. Есть у него право дворянством жаловать.
По крайней мере -- было. Только особо не радуйся, титул с тебя мигом
снимут...
-- Титул не снимают, -- огрызнулся я, будто принял слова о дворянстве
всерьез.
-- Еще как снимают. Вместе с головой. Давай, разотру тебе ноги.
Я молча спустил штаны, и Хелен принялась здоровой рукой массировать
голени. Без брезгливости, не морща нос от грязи и пота.
Она и не такую грязь повидала, наверное.
-- Он что, столь высокороден? -- спросил я.
-- А ты даже не знаешь, кто твой дружок? -- Хелен хихикнула. -- Ох,
какие графы нынче необразованные... Высокороден, не сомневайся. Колет
ноги?
-- Колет.
-- Хорошо. Сейчас за мальчишкой двинемся.
-- Зачем?
Хелен вздохнула:
-- Возьмем живым, так и ты жить останешься. И не просто жить, а с
титулом. Я скажу, будто ты с самого начала мне помогал. Слово чести!
Кажется, она не шутила. Да и не шутят высокородные с честью.
-- Нет. Пусть идет. Мы с ним вместе бежали, он за меня смерть в вину
взял. Не стану я его ловить, Ночная Ведьма.
-- Я особо и не надеялась, -- просто ответила Хелен.
-- Сама беги... если хочешь.
-- Не могу. Тоже зашибла ноги, Ильмар. Из меня сейчас ловец... как из
тебя граф.
-- Давай тоже разотру, летунья...
Потянулся было к ней я, опомнился и замер. Мы уставились друг на
друга.
-- Это от страха, -- сказала Хелен. -- От страха всегда так.
Хочется... жизни радоваться.
Я провел ладонью по гладкой белой коже. Спросил:
-- Ну и как, летунья, рады мы жизни?
Секунду она колебалась. Зрачки у него расширились, губы дрогнули:
-- Рады... граф.
И черные женщины у меня были, и китаянки. А вот высокородных --
никогда. Происхождением не вышел. И все дружки, что про любовниц-графинь
рассказывали, врали напропалую, это уж без сомнения.
Одно обидно -- не меня она хотела, а жизнь в себе почувствовать.
И не Ильмару-вору отдалась, а Ильмару-графу. Пускай даже графу на
час.
А так... как с черными. Вначале непривычно, а потом видишь -- женщина
как женщина.
Страстная она оказалась, будто ее год в одиночной камере продержали,
да еще со связанными руками. Только и я -- от пережитого, от свободы
нахлынувшей, от тюремного воздержания был грубый как насильник.
Кажется, именно это ей и понравилось.
Потом я лег рядом, положил Хелен руку на упругий животик, посмотрел
искоса. Довольна? Довольна.
А вот у меня настоящего удовлетворения не было. Так... одно
облегчение да сладкая усталость.
Будто не по правде все, а сон любовный приснился.
-- Ноги-то разошлись? -- спросила Хелен. -- У меня вроде да. Даже
рука меньше болит.
Она улыбалась, а мне вдруг противно стало. Что же это, я для нее
лекарством послужил? Поднялся -- ноги и впрямь слушались, стал
одеваться.
-- Не сердись, Ильмар, -- сказала летунья. -- Злая я сейчас. Маркуса
упустила, планёр разбила. Перед Домом ответ держать...
-- Пошли со мной, -- сказал я. -- Выбираться вдвоем легче.
Хелен облизнула губы.
-- Ты иди, Ильмар-вор. И быстрее иди. Здесь пост есть, башня стоит
неподалеку.
-- Какая башня?
-- Наша башня, летунов. Погоду изучать, ветра. Карты там составляют,
чтобы летать над побережьем. Они планёр должны были увидеть, вышлют сюда
конный разъезд. Ты уходи на север, к Виго. Я не скажу, куда ты пошел.
Вот оно как.
Судьба у вора -- простая. Хватай да беги. О друзьях не думай, девиц
выбирай на час.
-- И на том спасибо, Хелен.
Кинжал я за пояс спрятал. Может я теперь и граф, только все одно --
Слова не знаю.
-- Удачи тебе, вор Ильмар.
-- Какой удачи, Ночная Ведьма?
-- Тебе теперь жизнь сохранить -- вот и вся удача. Забейся в щель, да
и живи тихонечко. Кинжал лучше выбрось в море, слишком вещь приметная.
-- Вор Ильмар подумает, -- сказал я.
Хелен улыбнулась мне с земли. Она по-прежнему лежала нагая, не
стесняясь... хотя чего уж теперь стесняться? Красивая, умная, и как
всегда -- не моя.
Отвернулся я, и захромал потихоньку на север, к Байону, к Виго. Ноги
еще слушались плохо.
Но все же Хелен была права -- разошлась кровь в жилах.
Испытанный, видно, способ.
Часть вторая.
Веселый Город.
Глава первая, в которой меня трижды называют дураком, а я и не спорю.
Осень -- она всюду осень. Даже на солнечной лузитанской земле. А уж в
веселом вольном городе Амстердаме -- тем более.
Холодно нынче. И дождь накрапывает, мелкий, противный. Две недели
прошло, как я с Печальных Островов удрал... из ленного своего владения
-- посмеемся-ка вместе. За полмесяца всю Державу с юга на север пересечь
-- занятие утомительное. Даже если превращенный в денежки железный
слиток позволил путешествовать с комфортом: в одежде торговца, на
быстрых дилижансах во втором, а то и в первом классе. И отсыпался я не
под кустом, не в притонах бандитских, а в хороших гостиницах, что нынче
