- Да.
Я посмотрел на котенка, а когда вновь повернулся к зеркалу, там опять
был мальчишка.
- Он жестокий, - ни к кому не обращаясь, сказал я.
- Конечно.
- И злой.
- Вовсе нет. Ты жестокий, когда добиваешься своего. Но цели у тебя
добрые, Данька.
Я молча подошел к кровати, разделся, лег под одеяло и лишь после
этого спросил:
- Так часто бывает, Котенок?
Так, как с тобой, редко. Чаще наоборот, когда во взрослом живет
ребенок. И вот это страшно. Тогда можно смело говорить - он милосердный и
злой. Он мягко и нежно добивается зла... А теперь спи, Данька. Давай будем
все решать завтра.
7. МЫ ЗАГОРАЕМ
Меня разбудил Лэн. Потряс за плечо и чуть виноватым голосом сказал:
- Данька, завтракать пора.
И тут же, без всякого перехода, добавил:
- Извини, что я вчера на тебя дулся. Понимаю, тебе не хочется
вспоминать этот Лабиринт...
- Да брось, проехали уже, - успокоил я. - А где наш мудрый и
пушистый?
- Вниз пошел, ему уже есть захотелось, - с готовностью ответил Лэн.
Вчерашний день как-то стерся у меня из памяти. И Лабиринт казался
ерундой, и страхи его - детскими, ненастоящими. Меч я взял, это хорошо.
Лэн за мной в Лабиринт не лазал - еще лучше. А что в глубине души я
взрослый и жестокий, так и что с того? В возрасте мы с моей сущностью
когда-нибудь сравняемся... А жестоким я не был и не буду.
- Лэн, а в Лабиринте я тебя встретил, - похвастался я, умываясь. - То
есть не тебя, это Меч меня обманывал.
Лэна мои слова не обрадовали. Он перестал плескать в лицо водой и
смущенно спросил:
- Данька, ты что, меня боишься?
- Не тебя, а за тебя, дурак, - обиделся я. - В Лабиринте тебя... то
есть ненастоящего тебя, похитили Летящие. Это у меня такой страх был,
представляешь?
Лэн смутился еще больше.
- Так ты меня там спасал? А я еще злился вчера...
- Нет, это был не Настоящий страх, - признался я. - Настоящий -
другой. Пошли завтракать?
- Пошли, - скучным голосом сказал Лэн.
Мы спустились по лестнице. Ножны хлопали меня по ногам - одни
тяжелые, с мечом Туака, другие совсем-совсем легкие - это были ножны
Настоящего меча.
Народу в "Заведении" стало еще больше, Магда носилась между столиками
не одна, а с незнакомой девицей, их постоянно окликали, требуя вина. И
неудивительно.
Котенок висел над блюдцем со сливками и неторопливо лакал.
- Ты зачем это делаешь? - прошипел я, садясь за столик.
- Настало время, - невозмутимо заявил Котенок, с видимым сожалением
отрываясь от опустевшего блюдца. - Теперь уже можно... Лэн, а ты чего
такой кислый?
Лэн что-то буркнул и принялся ковырять в тарелке - жареная рыба
вперемешку с картошкой.
- Они тут решили, что мы тоже коты, - предположил я. - Точно, Лэн?
Все время рыбой кормят.
Ответить Лэн не успел - к нам подошла какая-то женщина. Я поднял на
нее глаза - и узнал. Гарет, жена торговца! Я зашарил взглядом по столикам,
но Габора не увидел. А вот их рыжая дочка сидела метрах в пяти и нахально
улыбалась мне!
- Привет, Крылатые, - добродушно сказала Гарет. - Я присяду?
- Конечно, - Лэн торопливо отодвинул один стул. Тоже мне,
джентльмен...
Гарет обвела нас изучающим взглядом и снизошла до объяснений:
- Как услышала про двух Крылатых с котенком, так сразу поняла - это о
вас. Герои дня. С нами-то котенок больше отмалчивался.
- Говорить было не о чем, - хмуро сообщил Котенок, забираясь ко мне
на руки. Я погладил его. И чего он так завелся?
- Реата давала вам наш адрес, - тем временем продолжила Гарет, не
обращая на Солнечного котенка особого внимания. - Зашли бы в гости...
- Дела, - сообщил я, а сам наклонился к Котенку и тихо спросил: - Ты
чего?
- Не люблю таких, - шепотом ответил Котенок. - Таких вот... ничем их
не проймешь. Все видели, все знают...
Я едва не расхохотался. Солнечный котенок злился из-за того, что ему
впервые встретился нелюбопытный человек! Гарет не удивлялась, не
восхищалась, не пугалась Котенка. И тот бесился от злости.
Хвастунишка...
- У меня к вам предложение, - сказала тем временем Гарет, поглядывая
то на меня, то на Лэна. - Деловое.
- Угу, - вяло ответил я, пересиливая смех. Котенок делал вид, что
дремлет. Посетители изнывали от любопытства.
- Мы с дочерью собрались на морскую прогулку. Присоединитесь?
- Зачем?
Гарет помолчала секунду. Потом усмехнулась:
- Во-первых, мы заплатим. А во-вторых... можно будет позагорать.
Суденышко, куда мы погрузились оказалось совсем маленьким, как яхта.
Никакой команды на нем не было, но Гарет и Реату это не смущало. Они
принялись поднимать парус, натягивать одни веревки и ослаблять другие -
словом, заниматься той морской ерундой, которую сухопутному человеку не
понять. Нас с Лэном бесцеремонно использовали в качестве мускульной силы,
явно не задаваясь вопросом об аморальности детского труда. Впрочем, когда
на нас - Крылья, то мы сильнее большинства взрослых. Крыло пьет силы, но
умеет и отдавать их обратно.
Минут через пять парус раскрылся и яхта заскользила во тьме. Я
привычно опустил на глаза прозрачный щиток очков осмотрелся. Вдали белел
парус - один из кораблей торговцев шел в гавань. Город у берега колол
глаза огнями фонарей. Я стал смотреть вперед. Тьма, тьма до самого
горизонта... Интересно, где Гарет собралась загорать? Она уверяла, что
путешествие займет меньше одного дня, и мы сможем, при желании, вернуться
к вечеру...
Подбежал Солнечный котенок, и я заметил, что коготки он выпустил и
прочно цепляется за деревянную палубу. Боится? Поймав мой взгляд, Котенок
взмыл в воздух и сказал:
- Не люблю воду. Чужая стихия... Ты не в курсе, куда мы плывем?
- Я думал, ты знаешь, - признался я. Котенок поморщился.
- Как ты уже неоднократно слышал, я еще маленький...
В сопровождении плывущего по воздуху Котенка я прошел на нос яхты.
Вода плескала о борт в полуметре под ногами, в лицо бил ветер. Странно
как-то, мы же плывем на паруснике... Я глянул на Гарет. Она стояла у
мачты, ни за что не держась, и смотрела на дочку, точно так же застывшую
напротив нее. Не колеблясь, я поднял щиток и посмотрел сквозь темноту
Настоящим взглядом.
- Тоже видишь? - полюбопытствовал Котенок.
- Вижу.
Между Гарет и Реатой кружились в воздухе тускло светящиеся
зеленоватые нити. С пальцев стекали, капая на палубу, серые огоньки.
- Я предполагаю, что они служат Сумраку, - очень спокойно, даже
облегченно сказал Котенок.
- Это плохо? - тихо спросил я.
- Нет, что ты. Это не плохо и не хорошо. У них свой путь, у нас свой.
Пока они не пересекаются.
- Иди к Лэну, - велел я. - На всякий случай.
Котенок кивнул и полетел на корму. Лэн, похоже, наблюдал за
удаляющимся городом... А я подошел к женщинам, стал чуть в стороне, чтобы
не попасть под зеленую "паутину", и спросил:
- Я не помешаю?
- Уже нет, - отводя взгляд от дочери, произнесла Гарет. - Ты все
видишь?
- Ага, - на всякий случай согласился я.
- Тогда скажи своему другу, пусть закроет глаза и уберет
светоусилитель. - Гарет глянула на меня и добавила: - Да и ты зажмурься.
Мы выплываем из этого мира.
Я невольно посмотрел вперед по курсу яхты. И увидел, что там
колеблется, медленно растягиваясь, едва заметная радужная пленка. Словно
мы протыкали изнутри огромный мыльный пузырь...
- Лэн, подними щиток! - заорал я. - Подними щиток и закрой глаза!
А в следующий миг радужная пленка под напором яхты лопнула. И во тьму
ворвался свет.
Это было словно в темной комнате повернули выключатель. Рассвет не
приходит так быстро, и тучи не могут разлететься со скоростью реактивного
самолета. А здесь все произошло сразу. Тьма сменилась светом, темная
непроглядная вода - светящейся лазурью, скорость - неподвижностью, серые
очертания яхты - буйством красок. Больше всего меня поразили краски. От
света я еще не успел отвыкнуть, а вот что такое настоящий яркий цвет,
оказывается, забыл.
Дерево яхты было янтарно-желтым, парус - снежно-белым, металлические
детали такелажа - темно-бронзовыми и медно-красными. На мачте, почти
неразличимый на фоне неба, трепетал голубой вымпел. А вокруг, до самого
горизонта, - спокойное лазурное море.
Яхта дрейфовала, словно и не мчалась только что со скоростью
торпедного катера. Зато волны ощутимо раскачивали ее, и я вцепился в руку
Гарет, чтобы не упасть. Та улыбнулась снисходительно, но ласково.
С кормы, пошатываясь, щуря глаза, шел Лэн. Вокруг него сумасшедшими
прыжками носился Котенок.
- Это... это не у нас? - с какой-то тайной надеждой спросил мой
Младший.
Я покачал головой.
- Мы вышли в другой мир.
- В твой?
- Нет, кажется... - Я посмотрел на Гарет. Но ответила Реата:
- Это мир королевства Тамал, мальчики. Очень хороший мир... Правда,
мама?
- Правда, - подтвердила Гарет. - Тебе здесь понравится.
- Так вы что, обратно не собираетесь? - сообразил я. Гарет покачала
головой:
- Нет. Там нам скоро будет нечего делать. Умные уходят первыми,
жадные ждут до конца. Хорошо было торговать с Летящими... да и с вами,
Крылатые... но все кончается.
- Почему кончается?
Гарет покачала головой, словно вопрос ее удивил:
- Тебе виднее, мальчик с Настоящим взглядом, идущий со стороны Света.
Мы, торговцы, всего лишь чувствуем, когда наступают перемены.
Она победоносно улыбнулась:
- Женщины торговцев покидают мир Крылатых. Мужчины тоже чувствуют,
что пора уходить, но они не верят сами по себе. Они хотят собрать сливки,
которых уже не будет.
Я кивнул, словно понял ее слова. Посмотрел на Лэна. А тот стоял
задрав голову и смотрел на висящее в зените солнце.
- Дурак! - завопил я, закрывая Лэну глаза ладонью. Лэн даже не
шевельнулся, лишь с восторгом сказал:
- И сквозь руку светит... Данька, это солнце?
- Солнце, дубина! Ты глаза испортишь!
- Почему? - Лэн попробовал высвободиться, и я не раздумывая пригнул
ему голову. Наставительно сказал:
- На солнце нельзя смотреть. Запомни! Нельзя смотреть на солнце!
- Правда? - с сомнением спросил Лэн. Я убрал с его лица руку и
спросил:
- Что видишь?
- Круги разноцветные...
- Закрой глаза и сиди, - посоветовал я. А сам спросил у Котенка,
который висел в воздухе, как и Лэн, неотрывно глядя на солнце.
- Он глаза не испортил?
- Нет, сейчас пройдет, - успокоил меня Котенок. - Ничего, детям
положено обжигаться, чтобы узнать, что огонь горячий.
- А ты сам?..
- Я-то? - хмыкнул Котенок, разглядывая солнце. - Ха-ха!
Ясно было, что сейчас от него ничего не добиться. Я снова взглянул на
Лэна, который уселся на палубу и послушно жмурил глаза. И только теперь,
при солнечном свете, я понял какой же он бледный.
Кожа у Лэна была белая до голубизны. Волосы светло-светло-каштановые,
про такие иногда говорят - выгоревшие. Может, они и выгорели. От тьмы. Да
еще черная ткань Крыла оттеняла его бледность. Кошмар...
Я сел рядом, положил ему руку на плечо и спросил:
- Как глаза?
- Уже нормально. Темно, - продолжая жмуриться, сказал Лэн.
- Открывай глаза, - велел я.
Лэн посмотрел на меня и улыбнулся.
- Данька, а у нас тоже так будет?
- Конечно, - твердо пообещал я. - Еще лучше будет. И еще будут
рассветы, и закаты, и облака, сквозь которые свет мягкий, и ночь, когда
звезды светят.
Лэн кивнул, быстро и послушно, словно от того, поверит он или нет,
