разделены на семь прядей и выкрашены в семь цветов. Игоря можно было с
ходу снимать для передачи "Роддэры -- новые грани старой проблемы".
Впрочем, кажется, он пару раз в ней снимался... Игорь поймал мой взгляд,
подмигнул, но ничего не сказал. Скосил глаза на нашего нового спутника --
тот неловко выбирался из люка капсулы.
-- Эй, как тебя... Рыжик!
"Рыжик" повернулся. Быть ему теперь Рыжиком на веки вечные. Если Игорь
дает прозвище, оно прилипает намертво. Да в новеньком и действительно было
все необходимое для такого прозвища: солнечно-рыжие волосы, быстрый, чуть
хитроватый взгляд и такая же, немного лукавая, улыбка.
-- Меня зовут Дэйв. А вас?
Ха! Имя у него тоже было рыжее, солнечное. По-русски Дэйв говорил неплохо,
только немного нажимал на гласные.
-- Не, -- дурачась, протянул Игорь. -- Тебя зовут Рыжик. Его -- Чингачгук
-- можно Миша, -- докончил он, увидев мой выразительный жест. -- А я --
Игорь.
-- Просто Игорь?
Да, новенькому палец в рот не клади. Он смотрел на Игоря так, словно
придумывал ему кличку.
-- Просто Игорь. Тебе сколько?
Дэйв смущенно пожал плечами, словно не знал, что ответить. Замершее в
зените солнце сверкнуло на золотистом кружке, приколотом к его
травянисто-золотой рубашке.
-- Одиннадцать.
-- Ясно. Знак давно получил?
Рыжик скосил глаза на кружок.
-- Недавно. Утром.
-- Во дает! -- Даже Игоря такое сообщение лишило иронии. -- Получил и
сразу слинял? А родители? Сцен не устраивали?
-- Нет. Они, кажется, даже обрадовались.
Игорь замолчал. Потом заговорил снова, и я обалдел -- таким неожиданно
мягким, дружеским стал его голос.
-- Ты держись пока с нами, Рыжик. Мы с Мишкой роддэры старые, опытные. По
три года по дорогам болтаемся.
-- А вам сколько лет?
Игорь засмеялся:
-- Учти, Рыжик, мой вопрос о возрасте был провокационный. Роддэры на такие
вопросы не отвечают, в лучшем случае говорят, как давно получили
самостоятельность. Но ради знакомства скажу -- тринадцать. И еще. Спрячь
свой знак. Роддэры это напоказ не носят.
Я усмехнулся, глядя, как торопливо снимает Рыжик свой золотой кружок. Знак
действительно делают из золота, запрессовывая внутрь идентификатор и
выдавливая на поверхности слова: "Достиг возраста персональной
ответственности". На обороте -- имя.
Игорь повернулся ко мне:
-- Ну что, Чингачгук, пойдем в горы?
Горы неровной гребенкой тянулись к горизонту. Покрытые синеватым снегом
вершины заманчиво поблескивали над темной каймой деревьев. Там, в горах,
сосны по двадцать метров. И никаких запахов, кроме снега и хвои...
-- Далековато, -- небрежно произнес я, уже зная, что пойдем. -- Километров
сто с гаком...
-- Куда нам торопиться-то, роддэрам...
Мы с Игорем понимающе смотрели друг на друга. Игорь знает, каково мне.
Иначе бы мы не проводили половину года в горах...
-- Да, -- повернулся я к Дэйву. -- Мы же забыли тебя поблагодарить,
Рыжик...
Назвав его так, я невольно смутился. Не люблю кличек...
Но Рыжик, похоже, уже привык к своему новому имени.
-- Точно, -- подхватил Игорь. -- Ты нас спас. А то сели бы мы в лужу.
Он был прав.
@
В пассажирском салоне гиперзвукового самолета могла поместиться
великолепная лужа, в которую уселись бы два самонадеянных роддэра. Салон
тянулся широченной стометровой трубой, залитой мягким оранжевым светом. В
четырех рядах кресел дремали, слушали музыку и смотрели телешоу редкие
пассажиры. Самолет летел полупустым, как и положено рейсу из Флориды в
самом начале курортного сезона.
Мы с Игорем сидели рядом со стеклянной кабинкой диспетчера, установленной
посередине салона. Наверное, близость к ней и навела Игоря на мысль
покинуть самолет. Когда бархатный голосок стюардессы зазвучал из спинки
кресел, объявляя, что через пятнадцать минут лайнер пролетит над
Скалистыми Горами, Игорь легонько толкнул меня в бок. Я замычал, не
раскрывая глаз. Хотелось подремать -- всю ночь мы шли по обочине дороги,
добираясь из города в аэропорт. Проходящие мимо машины иногда тормозили,
сигналили, но мы упорно шли дальше. Настоящий роддэр не садится в
автомобиль без крайней необходимости. Из одной машины, сигналившей
особенно настойчиво, нас даже беззлобно обругали... Теперь я хотел спать,
а Игорь неумолимо тормошил меня:
-- Чинга! Большой Змей! Ну, Мишка!
Я вопросительно посмотрел на него.
-- Давай возьмем капсулу и смотаемся.
-- Зачем?
-- Просто так.
Вся прелесть поступков "просто так" в том, что их не надо объяснять даже
себе.
-- Давай...
Мы поднялись с кресел. Как всегда после резкой смены положения, запахи
ударили по мне с новой силой. Прежде всего -- запах самолета. Трущийся
металл, гнущаяся пластмасса, искрящие контакты, подгорелые изоляторы,
подтекшая смазка, свежевыкрашенные панели и еще тысячи знакомых и не
знакомых запахов сливались, к счастью для меня, в единый, воспринимаемый
как шершавое скрипящее фиолетовое пятно над головой. К нему можно было
легко привыкнуть и перестать замечать. Но вот аромат резких французских
духов, плывущий от женщины в конце салона, оказался неизбежным и
неуничтожимым. Он бил прямо в подсознание жаркой багряной волной, и стоило
большого труда вынырнуть из-под нее, вновь думать спокойно и без усилий.
-- Прошу выделить нам капсулу для посадки в пролетаемом районе, -- вежливо
сказал Игорь диспетчеру. Тот оглядел нас и... Я почувствовал, как темнеет
его запах -- в кровь выплеснулись стрессовые гормоны, на коже проступил
незаметный для глаз пот.
-- На каком основании?
Будь на нашем месте взрослые, диспетчер и спрашивать бы не стал. Что ему,
капсулы жалко, что ли?.. Но к роддэрам у многих отношение было
малодоброжелательное. Игорь вздохнул и вытащил из кармана свой знак
самостоятельности. Я -- свой. Пассажиры, сидевшие поблизости, уже
посматривали на нас с любопытством. Еще бы. Двое мерзких грязных
скандальных роддэров требуют, чтобы им, как порядочным гражданам, дали
капсулу для индивидуальной посадки.
-- Как мне кажется, серьезных оснований для высадки у вас нет?
Я понимал диспетчера. Перед ним стояли два пацана. Один -- в диком
костюме, с разноцветными волосами, загорелый и исцарапанный. Другой
поаккуратнее (не люблю выкрутасы в одежде), со светлыми волосами (меня
тошнит от запаха краски), светлокожий (ко мне загар плохо липнет)... но
все равно -- роддэр. И эти роддэры из пустой прихоти передумали лететь в
Токио и решили высадиться у подножия Скалистых Гор...
-- Увы. Капсула дается лишь при наличии веских причин. Или если ее
попросят не менее трех пассажиров...
Поединок кончался не в нашу пользу. Роддэров оскорбили и публично
продемонстрировали остальным пассажирам их беспомощность. Теперь речь шла
уже о том, чтобы спасти лицо. Игорь с надеждой посмотрел в салон. Но
никого, похожего на роддэра, не увидел. Лишь рядах в пяти от нас сидел
мальчишка. Но уж слишком ухоженный, домашний был у него вид... На всякий
случай я кивнул ему. Мальчишка кивнул в ответ и встал. Пошел по проходу,
касаясь рукой знака на груди, словно боялся, что тот может исчезнуть. Я
успел лишь заметить, что мальчишка рыжий и совсем маленький, не больше
одиннадцати лет.
-- Я тоже желаю сойти с самолета здесь.
@
Проголодались мы лишь к вечеру: как раз перед тем, как Игорю пришла в
голову идея о капсуле, в самолете разносили обед. Весь день мы бодро шли
по степи, временами устраивая привалы, болтая, рассказывая разные смешные
истории. Говорили в основном мы с Игорем. Рыжик слушал и нерешительно
улыбался. Наконец он осмелел и рассказал историю про девчонку, решившую
обмануть тест-компьютер и пораньше получить знак самостоятельности.
История была с бородой, но мы сделали вид, что не слышали ее раньше.
Рыжику было сейчас тоскливо, это мы понимали.
Солнце уже коснулось горизонта, когда Рыжик взмолился:
-- Ребята, давайте зайдем куда-нибудь, перекусим...
Игорь засмеялся:
-- Куда?
Вокруг нас простиралось бесконечное степное море. Трава, мелкие синие
цветочки, редкие чахлые кустики. Воздух тихо звенел -- какие-то
насекомые устроили вечерний концерт. Из-под ног иногда вспархивали птицы.
Здесь был настоящий рай для энтомологов или орнитологов, желающих изучить
степь в ее первозданном виде. Но кафе или бутербродной никто поблизости не
предусмотрел...
-- А куда же мы тогда идем? Здесь что, нет ни одного дома?
Игорь взглянул на меня. Я -- на нежно-розовые облака, дрейфующие в
потемневшем закатном небе. Откуда-то справа тянуло домом -- теплым,
недавно испеченным хлебом, жарящимися котлетами, гидролем -- горючим для
флаера. Но идти туда мне не хотелось. Какое-то шестое чувство
предостерегало от этого.
-- Не знаю, -- самым беззаботным тоном ответил я.
С сомнением хмыкнув, Игорь достал из кармана две маленькие плитки
шоколада. С одной хитро смотрел утенок Дональд с шоколадкой в клюве. На
другой обертке был изображен Микки-Маус. У него шоколад выглядывал из
плотно сжатого кулачка. Вид у мышонка был воинственный, отдавать сладости
он явно не собирался.
-- Питайтесь, -- тоном заботливого воспитателя в детском саду сказал
Игорь.
Мы с Рыжиком одновременно разорвали обертки шоколадок. Микки на моей
обертке зашевелился, разжал ладошку. Глаза у него засверкали, тоненький,
знакомый по тысячам мультфильмов голосок произнес:
-- И я, и все мои друзья любим шоколад с орехами фирмы "Байлейс"!
Запись кончилась. Микки-Маус на картинке опять замер. Шоколадку мышонок
протягивал вперед. Даже на рисунке она выглядела аппетитно.
-- А у меня молчит... -- обиженно начал Рыжик. Но его прервал
пронзительный возглас Дональда:
-- Микки прав, но шоколад "Медовый" фирма "Байлейс" поставляет даже
астронавтам Дальней Разведки!
Игорь задумчиво произнес:
-- А ведь они упрятали в эти обертки не только динамик и синтезатор речи,
но еще и блок сопряжения! Будь у нас побольше шоколадок, рисунки
переругались бы, выясняя, какой шоколад вкуснее!
Рыжик рассмеялся: наверное, представил себе ругающиеся обертки. Игорь же
продолжал:
-- Чтобы придумать и начать производить эту ерунду, десятки людей годами
возились с микросхемами, изобретали рисунки, движущиеся на обычной
бумаге...
-- Это жидкокристаллический рисунок, -- вставил Рыжик. -- Я читал...
-- Я тоже. Ты бы хотел два или три года просидеть в лаборатории, уча
Дональда раскрывать нарисованный клюв и ронять нарисованный шоколад?
-- Нет.
-- И я не хочу. И Мишка. Потому мы здесь, в степи. Потому мы роддэры, люди
дороги, бродяги и путешественники! Мы не занимаемся бесцельной работой, не
делаем вид, что нужны этому миру. Мы просто живем!
Игорь завелся, я это почувствовал. Сумрак, легкий ветерок, треплющий его
семицветные волосы, новый, ошеломленно внимающий слушатель...
-- Потому люди снова и снова бросают дома и выходят на дорогу. А все
дороги сливаются в одну, имя которой -- жизнь. Потому...
-- Потому мы будем ночевать под открытым небом, -- вставил я. Игорь
обиженно замолчал.
-- И, кажется, под дождем, -- уточнил Рыжик.
@
Обычно мы берем с собой палатку и еще что-нибудь из туристского
снаряжения. Но на этот раз оказались в дороге слишком неожиданно. Я
глядел, как Игорь пытается соорудить шалаш из ни в чем не повинных
кустиков. Потом взглянул на Рыжика. Разрекламированный Дональдом шоколад
его не утешил. А с севера и впрямь наступали тучи. Где-то далеко,
километров за пятьдесят от нас, дождь уже шел.
Я вздохнул.
-- Игорь, в получасе ходьбы от нас чей-то дом.
-- А?
-- Там сейчас ужинают.
Игорь пнул ногой свое сооружение, и сплетенные верхушками кустики
распрямились.
-- Так чего валял дурака? Большой Змей... Змея ты, а не Чингачгук. Еще мой
шоколад лопал...
Оправдываться я не стал. Даже сейчас мне не хотелось идти в этот дом.
К ужину мы опоздали. Окруженный маленьким садом каменный двухэтажный дом
возникал в степи как мираж. Среди деревьев тускло светилась короткая
сигара флаера. Несущие плоскости подрагивали, на бортах мигали сигнальные
огни, но в кабине никого не было. Наверное, компьютер проводил
