Дело в том, что он - нюхач.
Можно, конечно, найти словечко покрасивее, но суть от этого не
изменится. Мишка чувствует запахи на порядок лучше любой собаки, не говоря
уже о человеке.
Его родители прошли курс спецлечения, чтобы Мишка родился таким,
какой он есть. Но он сам, по-моему, не очень ценит это. Однажды Мишка
сказал мне, что чувствовать одновременно сотни запахов - это очень
неприятно. Похоже на какофонию из множества одновременно сыгранных
мелодий... Не знаю. Мне лично хотелось бы стать нюхачом и догадываться о
приближении друзей за добрую сотню метров, ощущая в воздухе их запах.
Мишка махнул мне рукой.
- Приехал твой папа! - утверждающе спросил он.
Я кивнул. Иногда, когда у Мишки хорошее настроение, он любит
похвастаться своими способностями.
- Да. Сильно чувствуется?
- Конечно. Гарь, танковое горючее и взрывчатка. Очень сильные
запахи... - Мишка мгновение поколебался. И добавил: - А еще пот. Запах
усталости.
Я развел руками. Все верно, мистер Шерлок Холмс.
- Пошли купаться?
- На озеро?
- Нет, далеко... К Тольке в бассейн.
У нашего приятеля, семилетнего Толика Ярцева, самый большой в
окрестностях бассейн. Пятьдесят на двадцать метров - не шутка.
- Пойдем.
И тут Мишка увидел на моей руке браслет.
- А это что, Алька?
- Подарок папкин.
- Что это, Алька?
Мишка повторил вопрос, словно и не слышал моих слов.
- Подарок. Опознавательный знак мятежников на планете Туан.
- Твой папа вернулся оттуда?
Мишка смотрел на браслет с непонятным испугом. Я никогда не видел его
таким.
- Ты что?
- Он мне не нравится.
Неожиданная мысль пронзила меня.
- Мишка, что ты можешь сказать про эту штуку? Внюхайся! Ты же можешь!
Он кивнул с легкой заминкой, словно пытался и не мог найти повод для
отказа.
- Дезраствор, - сказал он через минуту. - Очень тщательная обработка.
Ничего не осталось... И немножко озона.
- Правильно, - подтвердил я. - Мятежника, который таскал браслет,
сожгли плазмометом.
- Выбрось эту гадость, Алик, - тихо попросил Мишка. - Она мне не
нравится.
- Вот еще... Папа привез мне браслет из десанта...
Мишка отвернулся. Глухо сказал:
- Не пойду я никуда, Алька. До завтра.
Тоже мне умник. Я презрительно посмотрел ему вслед. Мишка завидует
мне, вот и все. Еще бы... мой папа - антибиотик.
Купаться к Толику я пошел один. Там мое самолюбие несколько
успокоилось. Мальчишка выслушал меня затаив дыхание, а через полчаса уже
носился в компании таких же малышей, играя в десантников. Когда я выбрался
из бассейна и лениво обтирался тонким розовым полотенцем, из-за дома -
модернового нагромождения огромных пластиковых шаров - доносилось: "Ты
убит, снимай браслет!"
Я невольно усмехнулся. Дня на два-три новая игра, с ее громкими
выкриками и оглушительными хлопками "бластеров", лишит покоя всех соседей.
И это натворил я... Может быть, сказать Толику, что десантники воюют тихо
и скрытно, как индейцы?
Когда я пришел домой, компьютер видеофона продолжал повторять вызов.
Связи с планетой Туан по-прежнему не было.
Папу я нашел в библиотеке. Он сидел в своем любимом глубоком кресле,
неторопливо перелистывая страницы книги с глубокомысленным названием "Нет
мира среди звезд". На обложке был изображен вертолет, разваливающийся на
куски без всякой видимой причины. Я слегка склонил голову - картинка
дрогнула и изменилась, переходя в другую фазу изображения. Теперь
звездолет стал целым, а в бок его, куда-то между главным реактором и
жилыми отсеками, бил темно-голубой луч. Папа продолжал читать, делая вид,
что не замечает меня. Я повернулся и тихо вышел из библиотеки. Если папа
принимался за старые космические боевики, это было верным свидетельством
плохого настроения. Наверное, даже антибиотику бывает грустно.
У себя в комнате, забравшись с ногами на кровать, я с минуту
размышлял, чем бы заняться. На столе валялась недочитанная "Сага огня и
воды", старинная книжка про войну, выпрошенная на два дня у Мишкиного
папы-археолога. Бумажные страницы книжки обтрепались и были залиты
прозрачным пластиком, обложка не сохранилась вообще, но читать ее от этого
стало лишь интереснее. Вторая мировая война предстала передо мной в
совершенно неожиданном ракурсе. Впрочем, я всегда плохо знал историю...
Было и другое занятие - на дискетке компьютера третий день дожидались
меня невыполненные задачи по математике. Тянуть с ними не стоило -
преподаватель мог вот-вот проверить уроки...
Но вместо того, чтобы взять книгу или подсесть к терминалу школьного
компьютера, я сказал:
- Включить телевизор. Информация по восстанию на Туане за последние
шесть часов.
На стене засветился мягким светом телеэкран. Замелькали, сменяясь с
невоспринимаемой быстротой, кадры. Телевизор просеивал тридцать с лишним
круглосуточных программ, выуживал все сообщения, где упоминался Туан.
Через несколько секунд поиск прекратился.
- Двадцать шесть передач. Общая продолжительность - восемь часов
тридцать одна минута, - сообщил равнодушный механический голос.
- Начинай с первой, - приказал я, устраиваясь поудобнее.
На экране мелькнула эмблема развлекательного канала и заставка
Виктор-шоу. Молодящийся мужчина жизнерадостно помахал рукой и сказал:
- Привет! Что вы задумались, как повстанцы перед прибытием Десантного
Корпуса?
Повинуясь невидимому режиссеру, грянул гомерический хохот.
- Убрать, - с непонятной самому себе гадливостью приказал я.
Прозвучали торжественные позывные правительственного канала. Возникло
изображение огромного зала. Стоящий перед микрофоном мужчина говорил:
- События на Туане продемонстрировали нам необходимость сохранения
финансирования...
- Переключить.
Экран наполнился густой чернотой. Из мрака медленно, плавно выплыл
медово-желтый колокол. Накатился густой долгий звон. Информационная
программа "Взор".
- Оставить.
Колокол расплылся, превращаясь в человеческий глаз. Зрачок
увеличился, стал прозрачным. Проступили контуры бронетранспортеров, людей
с оружием в руках. Знакомый голос Григория Невсяна - знаменитого
телеобозревателя - произнес:
- Мы на Туане, первой планете звезды Бэлт. Трагедия, разыгравшаяся в
этом тихом, спокойном мире, не может оставить равнодушным никого...
Я лежал и слушал. Про экстремистов, рвущихся к власти на Туане. Про
обманом втянутых в мятеж жителей. Про десантников, с риском для жизни
восстанавливающих порядок.
- Некоторые назовут преступным применение десантниками оружия. Но
разве не преступно вдвойне втягивать в политические игры подростков,
детей? - спрашивал Невсян. - На стороне мятежников сражались
двенадцати-тринадцатилетние мальчишки. Им дали оружие, им приказали не
сдаваться в плен.
Я почувствовал злость. Это подлость. Мои ровесники - значит, среди
них мог быть Арнис. И ему могли приказать не сдаваться...
- Никто из мятежников, повторяю - никто, не сдался в плен. В
безвыходных ситуациях они отстреливались до конца, а затем подрывали себя
гранатами. Думается, всем ясно, что такой фанатизм невозможен без
гипновнушения.
- Выключить, - скомандовал я, поворачиваясь на спину. Полежал, глядя
в потолок. Наверное, лучше всего мне лечь спать. Заказать спокойную музыку
с плавно понижающейся громкостью и незаметным переходом в шорох дождя. А
под утро, для пробуждения - что-нибудь задорное и темпераментное...
Призывно пискнул видеофон. Вежливо сообщил:
- Вызов принят к исполнению. Установление связи через двадцать
секунд.
Я вскочил. Бросился к экрану. Встал перед круглой голубоватой линзой
камеры. Связь через двадцать секунд...
За сотни, а может быть, и тысячи километров от меня антенны станции
связи готовились выбросить вверх, в космос, мой вызов - сжатый до
миллисекунд времени закодированный сигнал. Где-то над планетой зависший на
стационарной орбите ретранслятор-автомат подхватит эстафету, передав
промодулированным лазерным лучом сообщение на Межзвездный передатчик -
двухкилометрового диаметра шар, вращающийся по независимой околосолнечной
орбите. Там, переведенный на язык гравитационных импульсов, собранный в
один пакет с тысячами других сообщений, сигнал уйдет во Вселенную. В
космосе, вблизи звезды Бэлт, его примут антенны местной станции. И все
пойдет в обратном порядке.
На экране успокаивающе изумрудным светом светилось: "Ожидайте". Но я
не нуждался в уговорах. Я и так ждал целый день. Теперь я не отошел бы от
экрана и до утра.
Экран ожил. Секунду изображение было не в фокусе, потом подстроилось.
На фоне облицованной деревом стены я увидел усталое женское лицо. Мать
Арниса. На ней был строгий темный костюм, и я вдруг сообразил, что
субъективное время наших планет не совпадает. Не похоже, конечно, что я
вытащил ее из постели... И все равно ужасно неудобно...
- Здравствуйте... - неловко начал я. - Добрый вечер.
У меня из головы вдруг начисто вылетело ее имя. И чем усерднее я
пытался его вспомнить, тем надежнее забывал.
Несколько секунд женщина на экране всматривалась в мое лицо. То ли
видеофон никак не наводился на резкость, то ли она просто меня не
узнавала. Мы видели друг друга раза два или три, и то лишь по видеозаписи.
- Здравствуй, - безо всякого удивления произнесла она. - Ты Алик,
друг Арниса.
- Да, - обрадованно подтвердил я. И зачем-то добавил: - Мы были в
спортлагере прошлым летом.
Она кивнула. И продолжала молча смотреть на меня. Странно как-то
смотреть. Безразлично.
- Арнис не спит? - неуверенно спросил я. - Он может подойти?
Голос ее стал еще более бесцветным:
- Арниса нет, Алик.
Я понял. Я сразу же понял, может быть потому, что наперекор доводам
рассудка боялся этого. Но все равно спросил, упорно не желая верить.
- Он спит? Или ушел куда-то?
- Арниса больше нет, - повторила она, добавив лишь одно слово.
Решающее. _Б_о_л_ь_ш_е_ нет Арниса.
- Неправда, - услышал я собственный голос. И закричал, не понимая,
что говорю: - Неправда! Неправда!
Вот после этих слов она и заплакала.
Меня всегда пугает, когда взрослые плачут перед детьми. Это что-то
ненормальное, противоестественное. Я сразу начинаю чувствовать себя
неправым и говорить разные дурацкие вещи вроде того, что исправлюсь, даже
если и не виноват ни в чем.
Но сейчас мне было на все наплевать. Арнис, друг мой, мой самый
настоящий во всей Вселенной друг, с которым мы провели два месяца во
Флориде и никогда больше не встретимся, мертв. Убит. На войне не умирают
от простуды.
- Расскажите. Расскажите мне, что случилось, - попросил я. - Я должен
знать, обязательно.
А почему, собственно, должен? Потому что Арнис мой друг? Или потому,
что мой папа - антибиотик, не успевший вовремя вылечить болезнь?
- Он был с повстанцами, - тихо сказала она. Так тихо, что дурацкая
автоматика видеофона отрегулировала звук, превратив шепот в громкую, почти
оглушительную речь.
Она говорила, не переставая плакать. А я слушал. Про то, как Арнис
ушел из дома и она не успела его задержать. Как позвонил домой и, не
скрывая гордости, заявил, что ему выдали настоящий боевой пулемет. И как
она узнала, что повстанцам выдавали не только пулеметы - но и приборы
автоматического уничтожения, после гибели повстанца. И что Арнису, слава
Богу, такого прибора не дали - и она сможет его похоронить. А лицо у него
