всего, тверже всего была земля. Более текучей была вода, еще более
подвижным был воздух. Но эти три элемента все еще казались слишком
устойчивыми и слишком мало соответствующими тем обычным представлениям о
вещи, которые требовали не только признания вещей самих по себе, но также
и их возникновения и их уничтожения. Поэтому среди основных элементов
фигурировал еще и огонь, который тоже трактовался как материя, но только
материя гораздо более подвижная и тонкая, гораздо более разреженная.
Правда, часто признавался еще и пятый элемент материи, который необходимо
было при-
[45]
знавать, поскольку огонь не только уничтожал все, но тут же уничтожался и
сам. Поэтому была потребность мыслить себе такой элемент материи, который
уже никогда и ни при каких обстоятельствах не уничтожается. А поскольку
вечность материи признавалась сама собой и невозможно было представить
себе ее гибель, то, очевидно, нужно было признавать еще и такой элемент
материи, который оставался бы при всех ее изменениях неизменным и который
был бы тоньше, легче и всеохватнее самого огня. В те времена его называли
эфиром; он либо признавался отдельно существующим, либо был особенно
тонкой и легкой, особенно всеохватной разновидностью огня, чем-то вроде
света.
г) Это учение о чувственно-материальном космосе как абсолюте,
состоящем из четырех или пяти указанных материальных элементов, было тем,
что явилось начальным периодом античной философии, ее {ранней} классикой.
Тут были знаменитые имена: Фалес, Пифагор, Парменид, Гераклит, Анаксагор,
Демокрит и многие другие.
2. {Принцип ранней классики в его развитии}. а) Сейчас мы указали на
основной принцип ранней классики в античной философии как на выдвижение
четырех или пяти материальных элементов в качестве основы всей философии.
Однако остановиться на этом было бы только первым подходом к существу
дела. Все дело в том, что внешняя и чисто зрительная сторона вещи отнюдь
еще не есть вся вещь целиком. В каждой вещи имеется еще и много других
сторон, которые вполне реально, то есть
[46]
вполне чувственно, воспринимаются, но отнюдь не сводятся только на
зрительные или осязательные качества вещи. Но уже то одно, что
материальные элементы выставляются в ранней классике на первый план,
свидетельствует о многом другом, и прежде всего о двух подходах к
действительности.
б) Именно, ясно в первую очередь то, что такой элементарный подход к
действительности есть полный и абсолютный {объективизм}.
Чувственно-материальный космос, который здесь, как и везде в античности,
находится на первом месте, дан только в виде своих материальных элементов,
то есть в первую очередь чисто объективно. Все другие
чувственно-материальные стороны космоса, и прежде всего душа и ум космоса,
отнюдь, конечно, не отрицаются (иначе это была бы уже не античная
философия), но все же не занимают первого места, а занимают второе, третье
и еще более отдаленные места.
И во-вторых, выдвижение материальных элементов на первый план
обязательно является результатом некоего рода абстракции, поскольку всякая
реальная вещь отнюдь не есть только собрание своих материальных элементов.
Поэтому основной принцип ранней классики в античной философии по
необходимости оказывается учением об объективной субстанции, и притом
установленной при помощи {абстрактно-всеобщих категорий}. Здесь нет учения
о субъективной стороне действительности, здесь нет никаких других сторон
действительности, и потому это есть объективная субстанциальность,
установленная при помощи абстрактно-всеобщих категорий. Поэтому напрасно
находят в ранней ан-
[47]
тичной классике только один детский, вполне примитивный и чересчур наивный
эмпиризм. На самом деле это есть весьма строгая и вполне определенная
философская позиция, для которой дело вовсе не в воде или воздухе, но в
объективно-субстанциальной точке зрения с весьма упорно проводимым
принципом абстрактно-всеобщей категориальности.
в) Конечно, можно сказать, что в античной классике из всей диалектики
на первый план выдвигается материя. Это правильно. Но античная материя
вовсе не есть только земля, вода, воздух и огонь. И если эти элементы
взяты здесь в отрыве от общего античного мировоззрения, то потому мы и
утверждаем, что эти элементы рассматриваются в период ранней классики
только в виде абстрактных категорий. Конечно, тут была и своя теория идеи,
а потому и своя диалектика, но и подобного рода идеи тоже трактовались
покамест еще слишком абстрактно, а потому и диалектика идеи и материи тоже
трактовалась пока еще слишком описательно и слишком интуитивно. Такого
рода положение дел, конечно, не могло продолжаться в античной философии
долго. Тут же, в середине V в., обозначилось целое большое философское
течение, которое мы называем уже не ранней, но средней классикой и в
которой отвергаемая раньше субъективная сторона вещи уже получила для себя
солидное и весьма прочное признание.
3 {Обзор философских направлений}. На основе так понимаемого
чувственно-материального космоса как объекта, само собой разумеется,
возника-
[48]
ли разные направления ранней классики, из которых каждое подчеркивало тот
или иной момент чувственно-материального космоса и придавало этому моменту
преимущественное значение без отрицания других моментов, занимавших уже
второстепенное место. Если чувственно-материальный космос был, во-первых,
материей физических элементов и, во-вторых, их оформлением, то философские
направления ранней классики как раз и возникали из разного понимания роли
физической материи и роли ее оформления, ее формы, без которой
чувственно-материальный космос тоже не мог существовать, будучи абсолютным
единством и абсолютным порядком.
а) Противоположность материи и формы была представлена уже в самом
начале, поскольку без этого и вообще не мог начаться мыслительный анализ.
Учение о физической материи, об этих знаменитых античных элементах
создавалось в (1) {ионийской} натурфилософии с Фалесом, Анаксименом и
Анаксимандром во главе. Противоположностью этому было учение о форме у (2)
{пифагорейцев}, причем форма эта не могла быть совершенно изолированной от
материи, но была оформлением именно материи и потому реализовалась в виде
учения о числах, без которых материя оказывалась бы непознаваемой
пустотой, лишенной всяких различий.
б) Но едва ли требует особых разъяснений то обстоятельство, что здесь
же возникали и такие направления, которые ставили себе специальную задачу
совмещения материи и формы. Поскольку ма-
[49]
терия была становлением и вносила множественность, а форма трактовалась
как устойчивая категория и вносила в материю единство, то тут же возникли
и те два направления, в которых объединение формы и материи представлялось
в виде господства то одного, то другого принципа. (3) {Элейская} школа -
Ксенофан, Парменид, Зенон и Мелисс - решительным образом всю
множественность подчиняла единству и учила о таком едином, которое
совершенно лишено всякой множественности, а множественность объявлялась
только непостоянной, текучей и смутно-чувственной природой. Наоборот, (4)
{атомисты -} Левкипп и Демокрит - учили о примате множественности над
единством. Но ясно, что резкое противоположение единства формы и
множественности материи не могло оставаться долго даже и в пределах ранней
классики. Тут же появилась потребность и более существенного объединения
формы и материи.
в) Именно, единство и множественность стали трактоваться как такие
категории, которые необходимым образом переходят одна в другую. При этом
такого рода переход мыслился либо в результате космических переворотов,
когда одно периодически сменяло другое, - (5) {Эмпедокл, -} либо в виде
естественного и постепенного перехода одного в другое - (6) {Диоген
Аполлонийский}.
г) Наконец, наступала очередь и для сознательного диалектического
учения, когда форма и материя, с одной стороны, трактовались как нечто
полностью раздельное, а с другой стороны, как нечто полностью слитное. И
это было уже зарождением
[50]
античной {диалектики}, поскольку речь заходила здесь о форме и материи
именно как о единстве противоположностей. Это единство противоположностей
в ранней классике тоже было представлено двояко. Именно, становилось
понятным превращение этого единства и множества в единый и уже
нерасчлененный поток, в котором они хотя и разделялись, но реально
существовали только в виде общего и непрерывного становления. Это - (7)
{Гераклит}. Такое становление могло представлять собою форму и материю
также и в специфическом виде. Но тогда уже в форме должна быть налична
множественность, а в самой множественности буквально и раздельно также и
сама форма. Гераклитовский нерасчлененный поток вещей представлялся здесь
уже в расчлененном виде, но с учетом и даже со специальной формулировкой
также и раздельности этого становления. (8) {Анаксагор} достиг этого в
своем учении о гомеомериях, из которых каждая была неделимым целым,
отличным от всего прочего, но в то же самое время оказывалась носителем и
всех других моментов общекосмического и неразличимого становления.
Таковы те восемь направлений, которые в самой яркой форме выступают
при изучении материалов ранней классики.
4.{Переход к средней и зрелой классике}. Нетрудно заметить, что с
философской точки зрения самым важным достижением в ранней классике была
попытка охватить становящуюся материю и устойчивые формы этого становления
в одно целое, причем
[51]
в законченном виде это можно было находить у Гераклита и Анаксагора. Здесь
сам собой возникал вопрос о {диалектике}, поскольку материя и форма
являются противоположностями, а чувственно-материальный космос, несмотря
на это, представлял собою абсолютное единство. Но учение о единстве
противоположностей мы сейчас называем диалектикой. Ранняя классика, как
это совершенно очевидно, как раз и дошла до диалектики. Но какая это была
диалектика?
Это была диалектика чувственно-материального космоса, в котором
выдвигался на первый план именно он сам, а уже потом начинали говорить о
его диалектике. Но тут же оказалось, что диалектика - это совершенно
особая наука, хотя и связанная по тем временам с абсолютизмом
чувственно-материального космоса, но явно заслуживающая изучения и сама по
себе. Ясно поэтому, что тем самым наступала эпоха необходимости изучения
диалектики как специфической дисциплины.
И здесь дело требовало постепенности. Этой диалектикой занималась
{средняя} классика, но занималась она покамест не для построения
чувственно-материального космоса, но в полном отходе от этого построения,
причем отход этот давал не только положительные результаты, как у Сократа,
но и отрицательные результаты, как у софистов, деятелей того же V в. Такую
диалектику некоторые называют субъективной. Термин этот не вполне удобен
потому, что он относится к той весьма непродолжительной эпохе V в., когда
выяснилась недостаточность простых фактических наблюдений в
[52]
области чувственно-материального космоса и необходимость перехода к
систематическому построению чувственно-материального космоса как
общедиалектической системы. Поэтому лучше говорить не о субъективности
софистов и Сократа, но о дискурсивном характере их философии,
противопоставляя рассудочную дискурсию как прежним,
интуитивно-описательным построениям, так и последующим,
ноуменально-объяснительным теориям, которые становились теперь уже
сознательно проводимой и всеобщей диалектикой, совмещая в себе интуицию и
дискурсию.
Но диалектическое построение чувственно-материального космоса,
проводимое систематически и вполне сознательно, вполне намеренно, это была
уже не средняя, но высокая классика, {зрелая} классика, а именно Платон,
который хотя и родился в том же V в. (427), но деятельность которого
протекала уже совсем в другие времена, а именно в течение IV в. (умер
Платон в 347 г.).
з3. СРЕДНЯЯ КЛАССИКА
Средняя классика в античной философии характеризуется выдвижением на
первый план именно дискурсивного подхода к вещам. Другими словами, та
