всего действия перемещения - бег, полет, плавание и т.д., - но также и
другие действия, когда животное клюет, грызет, хватает и т.п., - могут
служить и питанию, и размножению, и бегству, и агрессии, которые мы
здесь назовем "большими" инстинктами. Поскольку они, таким образом, слу-
жат как бы инструментами различных систем высшего порядка и подчиняются
им - прежде всего вышеупомянутой "большой четверке" - как источникам мо-
тивации, я назвал их в другой работе инструментальными действиями. Одна-
ко это вовсе не означает, что такие действия лишены собственной спонтан-
ности. Как раз наоборот, в соответствии с широко распространенным прин-
ципом естественной экономии необходимо, чтобы, скажем, у волка или у со-
баки спонтанное возникновение элементарных побуждений - вынюхивать, рыс-
кать, гнать, хватать, рвать - было настроено приблизительно на те требо-
вания, какие предъявляет к ним голод (в естественных условиях). Если
исключить голод в качестве побуждения - с помощью очень простой меры,
постоянно наполняя кормушку самой лакомой едой, - то сразу выясняется,
что животное нюхает, ищет след, бегает и гоняет почти так же, как и в
том случае, когда вся эта деятельность необходима для удовлетворения по-
требности в пище. Но если собака очень голодна - она делает все это из-
меримо активнее. Таким образом, хотя вышеназванные инструментальные инс-
тинкты имеют свою собственную спонтанность, но голод побуждает их к еще
большей активности, чем они проявили бы сами по себе.
Именно так: побуждение может быть побуждаемо!
Такая подверженность спонтанных функций стимулам, идущим откуда-то со
стороны, - это в физиологии вовсе не исключение и не новость. Инстинк-
тивное действие является реакцией - в тех случаях, когда оно следует в
ответ на стимул какого-то внешнего раздражения или какого-то другого по-
буждения. Лишь при отсутствии таких стимулов оно проявляет собственную
спонтанность.
Аналогичное явление уже давно известно для возбуждающих центров серд-
ца. Сердечное сокращение в норме вызывается ритмичными автоматическими
импульсами, которые вырабатывает так называемый синусно-предсердный узел
- орган, состоящий из высокоспециализированной мышечной ткани и располо-
женный у входа кровотока в предсердие. Чуть дальше по ходу кровотока, у
перехода в желудочек, находится второй подобный орган - предсердно-желу-
дочковый узел, к которому от первого ведет пучок мышечных волокон, пере-
дающих возбуждение. Оба узла производят импульсы, способные побуждать
желудочек к сокращениям. Синусный узел работает быстрее, чем предсерд-
но-желудочковый, поэтому последний, при нормальных условиях, никогда не
оказывается в состоянии вести себя спонтанно: каждый раз, когда он мед-
ленно собирается выстрелить свой возбуждающий импульс, он получает тол-
чок от своего "начальника" и стреляет чуть раньше, чем сделал бы это,
будучи предоставлен сам себе. Таким образом "начальник" навязывает "под-
чиненному" свой собственный рабочий ритм. Теперь проделаем классический
эксперимент Станниуса и прервем связь между узлами, перерезав пучок,
проводящий возбуждение; таким образом мы освобождаем предсердно-желудоч-
ковый узел от тирании синусного, и при этом первый из них делает то, что
часто делают в таких случаях подчиненные, - перестает работать и ждет
команды. Иными словами, сердце на какой-то момент замирает; это издавна
называют "пред-автоматической паузой". После короткого отдыха предсерд-
но-желудочковый узел вдруг "замечает", что он, собственно говоря, и сам
прекрасно может выработать нужный стимул и через некоторое время послать
его в сердечную мышцу. Раньше до этого никогда не доходило, потому что
он всегда получал сзади толчок на какую-то долю секунды раньше.
В таких же отношениях, как предсердно-желудочковый узел с синусным,
находится большинство инстинктивных действий с различными источниками
мотиваций высших порядков. Здесь ситуация осложняется тем, что, во-пер-
вых, очень часто, как в случае с инструментальными реакциями, один слуга
может иметь множество хозяев, а во-вторых - эти хозяева могут быть самой
разной природы. Это могут быть органы, автоматически и ритмично произво-
дящие возбуждение, как синусный узел; могут быть рецепторы, внутренние и
внешние, принимающие и передающие дальше - в форме импульсов - внешние и
внутренние раздражения, к которым относятся и потребности тканей, как
голод, жажда или недостаток кислорода. Это, наконец, могут быть и железы
внутренней секреции, гормоны которых стимулируют совершенно определенные
нервные процессы. (Слово "гормон" происходит от греческого орм&ш, "по-
буждаю".) Однако такая деятельность, руководимая некоей высшей инстанци-
ей, никогда не носит характер чистого "рефлекса", т.е. вся система инс-
тинктивных действий ведет себя не как машина, которая - если не нужна -
сколь угодно долго стоит без дела и "ждет", когда кто-нибудь нажмет на
кнопку. Она, скорее, похожа на лошадь: ей нужны поводья и шпоры, чтобы
подчиняться хозяину, но ее необходимо погонять ежедневно, чтобы избежать
проявлений избыточной энергии, которые при определенных обстоятельствах
могут стать поистине опасными, как, например, в случае инстинкта внутри-
видовой агрессии, интересующем нас прежде всего.
Как уже упоминалось, количество спонтанно возникающих инстинктивных
действий всегда приблизительно соответствует ожидаемой потребности.
Иногда было бы целесообразно рассчитать его более экономным образом,
как, например, в случае с предсердно-желудочковым узлом, если он произ-
водит больше импульсов, чем "закупает" у него синусный узел; при этом у
людей с неврозами возникает печально известная экстрасистола, т.е. из-
лишнее сокращение желудочка, резко нарушающее нормальный сердечный ритм.
В других случаях постоянное перепроизводство может быть безвредно и даже
полезно. Если, скажем, собака бегает больше, чем ей необходимо для поис-
ка пищи, или лошадь безо всяких внешних причин встает на дыбы, скачет и
лягается (движения бегства и защиты от хищников) - это лишь здоровая
тренировка и, следовательно, подготовка "на крайний случай".
Самое обильное "перепроизводство" инструментальных действий должно
проявляться там, тае наименее предсказуемо, какое их количество потребу-
ется в каждом отдельном случае для выполнения видосохраняющей функции
всей совокупности этих действий. Иногда охотящаяся кошка может быть вы-
нуждена прождать у мышиной норки несколько часов, а в другой раз ей не
придется ни ждать, ни подкрадываться - удастся в резком прыжке схватить
мышь, случайно пробегающую мимо. Однако - как нетрудно себе представить
и как можно убедиться, наблюдая кошек в естественной обстановке, - в
среднем кошке приходится очень долго и терпеливо ждать и подкрадываться,
прежде чем она получит возможность выполнить заключительное действие:
убить и съесть свою добычу. При наблюдении такой последовательности
действий легко напрашивается неверная аналогия с целенаправленным пове-
дением человека, и мы невольно склоняемся к предположению, что кошка вы-
полняет свои охотничьи действия только "насыщения ради".
Можно экспериментально доказать, что это не так. Лейхаузен давал кош-
ке-охотнице одну мышь за другой и наблюдал, в какой последовательности
выпадали отдельные действия поимки и поедания добычи. Прежде всего кошка
перестала есть, но убила еще несколько мышей и бросила их.
Затем ей расхотелось убивать, но она продолжала скрадывать мышей и
ловить их. Еще позже, когда истощились и действия ловли, подопытная кош-
ка еще не перестала выслеживать мышей и подкрадываться к ним, причем ин-
тересно, что она всегда выбирала тех, которые бегали на возможно большем
удалении от нее, в противоположном углу комнаты, и не обращала внимания
на тех, что ползали у нее под самым носом.
В этом исследовании легко подсчитать, сколько раз производится каждое
из упомянутых частичных действий, пока не исчерпается. Полученные числа
находятся в очевидной связи со средней нормальной потребностью. Само со-
бой разумеется, что кошке приходится очень часто ждать в засаде и подк-
радываться, прежде чем она вообще сможет подобраться к своей добыче нас-
только, что попытка поймать ее будет иметь хоть какой-то шанс на успех.
Лишь после многих таких попыток добыча попадает в когти, и ее можно заг-
рызть, но это тоже не всегда получается с первого раза, так что должно
быть предусмотрено несколько смертельных укусов на каждую мышь, которую
предстоит съесть.
Таким образом, производится ли какое-то из частичных действий только
по его собственному побуждению или по какому-либо еще - и по какому
именно, - в сложном поведении подобного рода зависит от внешних условий,
определяющих "спрос" на каждое отдельное действие. Насколько я знаю,
впервые эту мысль четко высказал детский психиатр Рене Шпиц. Он наблю-
дал, что у грудных детей, получавших молоко в бутылочках, из которых оно
слишком легко высасывалось, после полного насыщения и отказа от этих бу-
тылочек оставался нерастраченный запас сосательных движений; им приходи-
лось отрабатывать его на какомнибудь замещающем объекте. Очень похоже
обстоит дело с едой и добыванием пищи у гусей, когда их держат в пруду,
где нет такого корма, который можно было бы доставать со дна. Если кор-
мить гусей только на берегу, то рано или поздно можно будет увидеть, что
они ныряют "вхолостую". Если же кормить их на берегу каким-нибудь зерном
до полного насыщения - пока не перестанут есть, - а затем бросить то же
зерно в воду, птицы тотчас же начнут нырять и поедать поднятую из воды
пищу. Здесь можно сказать, что они "едят, чтобы нырять". Можно провести
и обратный эксперимент: долгое время давать гусям корм только на пре-
дельной доступной им глубине, чтобы им приходилось доставать его, ныряя,
с большим трудом. Если кормить их таким образом до тех пор, пока они не
перестанут есть, а затем дать им ту же пищу на берегу - они съедят еще
порядочное количество, и тем самым докажут, что и перед тем они "ныряли,
чтобы есть".
В результате, совершенно невозможно какое-либо обобщенное утверждение
по поводу того, какая из двух спонтанных мотивирующих инстанций побужда-
ет другую или доминирует над нею.
До сих пор мы говорили о взаимодействии лишь таких частичных побужде-
ний, которые вместе выполняют какую-то общую функцию, в нашем примере -
питание организма. Несколько иначе складываются отношения между источни-
ками побуждений, которые выполняют разные функции и потому принадлежат к
системам разных инстинктов. В этом случае правилом является не взаимное
усиление или поддержка, а как бы соперничество: каждое из побуждений
"хочет оказаться правым". Как впервые показал Эрих фон Хольст, уже на
уровне мельчайших мышечных сокращений несколько стимулирующих элементов
могут не только соперничать друг с другом, но - что важнее - за счет за-
кономерного взаимного влияния могут создавать разумный компромисс. Такое
влияние состоит - в самых общих чертах - в том, что каждый их двух эндо-
генных ритмов стремится навязать другому свою собственную частоту и
удерживать его в постоянном фазовом сдвиге. То, что все нервные клетки,
иннервирующие волокна какойлибо мышцы, всегда рациональным образом выст-
реливают свои импульсы в один и тот же момент, - это результат такого
взаимного влияния. Если оно нарушается, то начинаются фибриллярные мы-
шечные спазмы, какие часто можно наблюдать при крайнем нервном утомле-
нии. На более высоком уровне интеграции при движении конечности - напри-
мер, рыбьего плавника - те же процессы приводят к рациональному взаимо-
действию мьшц - антагонистов", которые попеременно двигают соответствую-
щие части тела в противоположных направлениях. Каждое ритмичное цикли-
ческое движение плавника, ноги или крыла, какие мы встречаем при любом
