Разговоры нарушали ритм, вот как сейчас - Мартин сбился, не провел вов-
ремя, утюгом, и, чтобы вернуться к прежнему ритму, пришлось сделать два
лишних движения.
В пятницу утром запустили стиральную машину. Дважды в неделю надо бы-
ло стирать гостиничное белье: простыни, наволочки, покрывала, скатерти,
салфетки. Покончив со стиркой, тут же взялись за фасонное белье. Обраще-
ние с ним требовалось неспешное, искусное, осторожное, и Мартин овладел
мастерством не сразу. К тому же рисковать тут было нельзя. Ошибки конча-
лись катастрофой.
- Гляди-ка, - сказал Джо, протягивая Мартину тонкий как паутина чехол
корсета, который можно было спрятать в кулаке. - Подпалишь - двадцать
долларов из жалованья долой.
И Мартин не подпалил эту паутинку, он расслабил мышцы, но напряг вни-
мание и при этом сочувственно слушал, как ругательски ругается Джо, по-
тея и мучась над красивыми вещичками, что носят женщины, которым не при-
ходится самим их стирать. Для Мартина стирка фасонного белья была как
страшный сон, и для Джо тоже. Фасонное белье пожирало их с трудом сэко-
номленные минуты. Оно отняло у них целый день. В семь вечера они отложи-
ла его и прокатали постельное, скатерти и прочее гостиничное белье. С
десяти, когда постояльцы уже спали, опять потели над фасонным бельем до
полуночи, до часу, до двух. В половине третьего наконец отделались.
Утром в субботу опять фасонное и вся мелочь, и к трем часам дня со
всей недельной работой покончили.
- Неужто опять будешь семьдесят миль до Окленда крутить педали? -
спросил Джо, когда они сидели на крыльце и победоносно покуривали. - На-
до, - был ответ.
- Чего тебя несет, к девчонке?
- Нет, сэкономлю два с половиной доллара на железнодорожном билете.
Хочу обменять книги в библиотеке.
- Послал бы срочной почтой. В один конец всего четвертак.
Мартин призадумался.
- А завтра передохни, - настаивал Джо. - Без роздыха не вытянешь. По
себе знаю. Я вчистую вымотался.
Оно и видно было. Всю неделю он яростно работал, неутомимо отвоевывал
у времени секунды и минуты, ловко избегал промедлений и сокрушал пре-
пятствия, источал неодолимую энергию, - мощный человек-мотор, он рабо-
тал, не щадя сил, все горело у него в руках, и вот теперь, завершив не-
дельный труд, он был в полном изнеможении. Он вконец умаялся, вымотался,
измученное красивое лицо осунулось. Он вяло попыхивал сигаретой, и голос
звучал до странности глухо, бесцветно. Огня, живости - как не бывало.
Жалкая это была победа.
- А на той неделе опять начинай сызнова, - грустно сказал он. - И на
черта мне это сдалось? Бывает, рад бы податься в бродяги. Ихний брат не
работает, а с голоду ж не помирает. Слышь! Сейчас бы кружку пива, да по-
роху не хватает топать за ней в поселок. Ты не дури, оставайся, а книжки
свои пошли срочной почтой.
- А все воскресенье что тут делать? - спросил Мартин.
- Отдыхать. Ты сам не знаешь, до чего замучился. Да я в воскресенье
вовсе замученный, газету и то читать сил нет. Раз было захворал я тифом.
Два месяца с половиной в больнице отлежал. И никакой тебе работы. Во бы-
ла красота.
Мартин принял ванну, а после ванны оказалось, Джо исчез. Скорей всего
пошел выпить кружку пива, решил Мартин, но прошагать полмили, лишь бы в
этом удостовериться, слишком длинное путешествие. Он скинул башмаки, лег
на кровать и попытался сообразить, что делать дальше. За книгу и не
брался. Такой он был измочаленный, даже в сон не клонило и он лежал,
оцепенев от усталости, почти без мыслей, до самого ужина. Джо к столу не
явился, и лишь когда Мартин услышал слова садовника, мол, Джо видать,
загулял в баре, он понял, что к чему. Сразу после ужина он лег спать, а
поутру решил, что отдохнул на славу. Джо все не возвращался; Мартин раз-
добыл воскресную газету и улегся в тенистом уголке под деревьями. Он и
не заметил, как прошло утро. Спать он не спал, и никто его не тревожил,
а меж тем газета осталась недочитанная. Он опять взялся за нее после
обеда, и тут его сморил сон.
Так прошло воскресенье, в понедельник он уже крутился как белка в ко-
лесе, разбирал грязное белье, а Джо, крепко обвязав голову полотенцем,
со стонами и проклятьями запустил стиральную машину и перемешивал жидкое
мыло.
- Просто не могу без этого, - объяснил он. - Как подходит вечер суб-
боты, должен выпить, хоть тресни.
Прошла еще неделя, великое сражение, что ежедневно затягивалось до
позднего вечера при электрическом свете, завершилось победой в субботу в
три часа дня, и Джо вкусил свой миг убогого торжества, а потом его опять
потянуло искать забвения в ближнем кабаке. Мартин и это воскресенье про-
вел как первое. Спал в тени деревьев, с трудом, бесцельно проглядывал
газету, не один час провалялся так, ничего не делал, ни о чем не думал.
Слишком его сморило, и никакие мыслей не было, одно лишь недовольство
собой. Он был сам себе противен, словно что-то в нем подгнило или вылез-
ла наружу какая-то сидевшая в нем мерзость. Божественный огонь в нем
угас. Честолюбие притупилось, Мартин уже не ощущал его уколов, не хвата-
ло жизненной силы. Он был мертв. Казалось, мертва душа. Он обратился в
скотину, в рабочую скотину. Стал слеп к красоте солнечных лучей, проск-
возивших зеленую листву, и глух к лазури небосвода, которая, бывало, на-
шептывала ему о просторах вселенной, о тайнах, трепетно ждущих - когда
же их раскроют. Жизнь казалась нестерпимо бессмысленной и скучной, от
нее мутило. Зеркало внутреннего зрения скрыла черная завеса, а воображе-
ние лежало в затемненной больничной палате, куда не проникал ни единый
луч света. Он завидовал Джо - там, в поселке, он буйствует и дебоширит,
хмельной дурман бродит у него в голове, бушует хмельная радость и льются
хмельные слезы, он неправдоподобно, восхитительно пьян и не помнит об
утре понедельника, о предстоящей неделе убийственного труда.
Миновала третья неделя, и Мартин возненавидел себя, возненавидел
жизнь. Угнетало ощущение, что он неудачник. Не зря редакторы отвергали
его писанину. Теперь он ясно это понимал и смеялся над собой и над свои-
ми мечтами. Руфь вернула ему "Голоса моря" почтой. Письмо ее он прочел
равнодушно. Она всячески постаралась убедить его, что стихи ей понрави-
лись, что они хороши. Но лгать она не умела, не умела и обманывать себя.
Она считала, что стихи не удались, и по каждому вымученному, неглубокому
суждению он чувствовал, что она их не одобряет. Что ж, она права. Пере-
читывая теперь стихи, Мартин твердо в это уверовал. Чувство красоты,
ощущение чуда покинуло его, и, читая стихи, он поймал себя на недоуме-
нии: с чего ему вздумалось такое написать? Смелость языка показалась ему
смехотворной, меткие выражения - уродливыми, все было нелепо, фальшиво,
неправдоподобно. Будь у него силы хоть на какое-то действие, он сразу бы
сжег эти свои "Голоса". Но чтобы швырнуть их в огонь, надо было еще пой-
ти в котельную, гостиницы, стихи того не стоили. Всю энергию поглощала
стирка чужого белья. Для своих дел ее не осталось.
Вот в воскресенье он непременно возьмет себя в руки и ответит Руфи.
Но в субботу днем, когда он вымылся после работы, его охватило неодоли-
мое желание забыться. "Пойду-ка я гляну, как там Джо", - сказал он себе
и сразу же понял, что лжет. Но осмыслить, откуда эта ложь, недоставало
сил. А и были бы они, все равно не стал бы он об этом думать, хотелось
одного - забыться. Медленно, небрежной походкой двинулся он в поселок, и
чем ближе к кабачку, тем быстрей, против воли, шагал.
- А я думал, ты непьющий, - такими словами встретил его Джо.
Мартин не унизился до оправданий, он спросил виски, налил себе полный
стакан и только тогда передал бутылку Джо.
- Давай поживей, - сказал он резко. Джо замешкался с бутылкой, и Мар-
тин не стал его ждать, залпом выпил и налил еще.
- Теперь могу тебя подождать, - мрачно сказал он, - а только поторап-
ливайся.
Тот поторопился, и они выпили вместе.
- Допекла тебя работенка, а? - спросил Джо. Мартин не пожелал об этом
говорить.
- Работа - сущий ад, верно, - продолжал Джо. - А только обидно мне
глядеть, что ты запил, Март, ох, обидно. Ну, бывай здоров!
Мартин пил молча, отрывисто заказывал еще выпивку, и буфетчик, жено-
подобный малый с голубыми слезящимися глазами и волосами, зализанными на
прямой пробор, уже трепетал перед ним.
- Стыд и срам, как из нас, бедолаг, все соки выжимают, - заметил Джо.
Зашибаю я здорово, а то спалил бы ихнюю лавочку да и смотался. Только то
их и спасает, что зашибаю, верное слово.
Но Мартин промолчал. Еще стакан, еще, и наконец он ощутил, как напол-
зает хмельной дурман. Теперь-то он ожил - впервые за три недели он ощу-
тил дыхание жизни. Вернулись мечты. Вырвалось из темной больничной пала-
ты воображение, яркое, пылающее, и пошло его соблазнять. Ясней ясного
стало зеркало внутреннего зрения, и снова в нем засияли, мгновенно сме-
няя друг друга, мимолетные образы. Чудо и красота идут с ним об руку,
снова он всемогущ. Он пытался рассказать про это Джо, но у Джо были свои
видения - наивернейшие планы, как сбросить ярмо прачки и гладильщика и
самому стать владельцем распрекрасной паровой прачечной.
- Слышь, Март, уж у меня ребятишки работать не будут, нет, нипочем. А
после шести ни одна живая душа не будет работать. Слышь, чего я говорю?
Машин будет вдосталь и рабочих рук, не к чему надрываться с утра до но-
чи, и вот убей меня бог. Март, я тебя поставлю управляющим, будешь ты
тут старшой. Я уже все обмозговала Бросаю зашибать и два года коплю
деньгу... накоплю, а потом...
Но Мартин отвернулся, предоставил ему делиться своими планами с бу-
фетчиком, а после отвлек этого достойнейшего мужа, пускай подаст выпить
двоим вновь пришедшим - двум фермерам, которые охотно приняли приглаше-
ние Мартина. Мартин был неслыханно щедр, угощал всех и каждого - батра-
ков, конюха, подручного садовника и самого буфетчика и вороватого бродя-
гу, что проскользнул сюда как тень и как тень маячил в конце стойки.
Глава 18
В понедельник утром, загружая первую партию белья в стиральную маши-
ну, Джо кряхтел и охал.
- Слышь, Март... - начал он.
- Отвяжись! - рявкнул Мартин.
- Прости, Джо, - сказал он в полдень, когда они сделали перерыв на
обед. Джо чуть не прослезился.
- Ничего, дружище, - сказал он. - В аду крутимся, другой раз и не
стерпишь. А знаешь, я вроде полюбил тебя, право слово. Потому и обидно
сделалось. Я как спервоначалу на тебя глянул, ты мне по душе пришелся.
Мартин пожал ему руку.
- Давай смотаемся, - предложил Джо. - Ну ее, эту прачечную к чертям,
пойдем бродяжить. Я отродясь не пробовал, а сдается мне, невелика хит-
рость. И ничего делать не будем. Ты только подумай - ничего не делать! Я
когда хворал тифом, в больнице лежал, во где была красота. Еще бы разок
захворать.
Медленно тащилась неделя. Гостиница была, переполнена, и прачечную
без конца заваливали фасонным бельем. Джо и Мартин совершали чудеса доб-
лести. Они сражались до поздней ночи, при свете электричества, еду гло-
тали наспех, успевали даже поработать полчаса до завтрака. Мартину стало
не до холодных ванн. Каждый гнал, гнал, гнал, и Джо властно подгонял
мгновенья, старательно собирал их в стадо, не терял ни единого, без кон-
ца пересчитывал, точно скупец золото, крутился как одержимый, как беше-
ный, неистовая машина, и помогала ей вторая искусная машина, которая ду-
мала, будто была когда-то человеком, неким Мартином Иденом.
Но подумать удавалось лишь в редкие минуты. Жилище мысли было запер-
то, окна заколочены досками, а сам он - только призрачный сторож. Всего
лишь тень. Джо прав. Оба они тени, и нескончаем тяжкий труд в преддверии
ада. Или все это сон? Минутами, когда в жаркой и паркой духоте он водил
по белью тяжелыми раскаленными утюгами взад и вперед, ему чудилось, все
