ведь она не была с ним откровенна, и навряд ли будет вполне откровенна в
следующий раз.
Глава 15
"Первый бой позади, - сказал Мартин зеркалу десять дней спустя. - Но
предстоит второй бой, и третий, и еще многое множество, разве что... "
Он не договорил, оглядел свою жалкую каморку, с грустью задержался
взглядом на кипе возвращенных рукописей в больших конвертах, что так и
лежали в углу на полу. Нет марок, чтобы снова отправить их странство-
вать, и вот уже неделю они все прибывают и прибывают. А завтра, и после-
завтра, и послепослезавтра будут возвращаться еще другие, пока не вер-
нутся все до одной. А он не сможет отослать их снова. Он уже на месяц
опоздал с платой за взятую напрокат машинку и не может уплатить, денег
осталось только на недельную плату за стол и жилье да на взнос в бюро по
найму.
Он сел, задумчиво уставился на стол. На нем полно чернильных пятен.
Кляксы, кляксы... и вдруг ощутил самую настоящую нежность.
- Дружище, - сказал он столу, - я провел с тобой немало счастливых
часов, и, в сущности, ты был мне предан. Ты ни разу не отверг меня, ни
разу не послал мне листка с незаслуженным отказом, ни разу не пожаловал-
ся, что работаешь сверх сил.
Он уронил руки на стол, уткнулся в них лицом. У него перехватило гор-
ло, он чуть не заплакал. И вспомнилось его первое сражение, в шесть лет,
он тогда отбивался кулаками, по щекам бежали слезы, а его противник,
двумя годами старше, лупцевал и тузил его так, что Мартин совсем обесси-
лел. Он упал наконец, корчась в приступах тошноты, из носа струилась
кровь, из подбитых глаз градом катились слезы, а кольцом обступившие их
двоих мальчишки дико вопили.
- Бедняга ты, малец, - пробормотал он. - Опять попал в такую же пере-
делку. Совсем тебя измордовали.. И нет больше сил.
Картина того первого сражения еще стояла перед глазами, а потом иста-
яла и ее сменяли чередой дальнейшие сражения. Через полгода Чурбан (так
прозвали того мальчишку) опять его излупил. Но на этот раз и Мартин под-
бил ему глаз. Здорово получилось! Мартину привиделись все эти сражения,
одно за другим, и всякий раз Чурбан торжествовал победу. Но Мартин ни-
когда не удирал. И воспоминание об этом прибавило ему сил. Он всегда ос-
тавался и стойко переносил удары. Чурбан, злобный чертенок, никогда его
не щадил. А он держался. Не сдавался, и все тут!
Потом ему привиделся узкий проулок меж ветхими бараками. Проулок упи-
рался в одноэтажную кирпичную постройку, откуда доносился мерный грохот
печатных машин, - там печатали первый выпуск "Любознательного". Ему было
в ту пору одиннадцать, Чурбану - тринадцать, и оба продавали "Любозна-
тельного" на улицах. Оттого они там и оказались-ждали газету. И конечно
же, Чурбан опять на него налетел, только драка окончилась ничем, потому
что без четверти четыре двери печатного цеха растворились и вся орава
мальчишек кинулась разбирать газеты.
- Завтра положу тебя на обе лопатки, - услышал он обещание Чурбана,
услышал и свой тоненький, дрожащий от накипающих слез голос, мол, завтра
сразимся. И назавтра он пришел, бегом бежал из школы, чтобы поспеть пер-
вым, на две минуты опередил Чурбана. Мальчишки говорили, он молодец и
надавали ему советов, и толковали, как и в чем он сплоховал, и сулили
ему победу, пускай только дерется как ему сказано. И те же мальчишки на-
давали советов и Чурбану. А как наслаждались они, глядя на драку! Мартин
задержался на этом воспоминании и позавидовал: отличное представление
устроили они с Чурбаном для тех мальчишек! Драка разгорелась и длилась
целых полчаса без перерывов, пока не отворилась дверь печатного цеха.
Он видел себя мальчишкой, и день за днем он спешил из школы к типог-
рафии. Ходить быстро он не мог. Из-за бесконечных драк он хромал, дви-
гался с трудом. Руки от кисти до локтя были сплошь в синяках-даром, что
ли, он отражал бессчетные удары, кое-где ссадины и ранки гноились. Голо-
ва и плечи болели, болела спина, не было на нем живого местечка, в голо-
ве-тяжесть и муть. В школе он не играл, и не учился тоже. Даже неподвиж-
но просидеть весь день за партой, не вставая и в перемену, и то было му-
кой. Казалось, эти ежедневные сражения начались тысячи лет назад, жизнь
обратилась в нескончаемую пытку и не будет этим ежедневным дракам конца.
Почему же это он никак не одолеет Чурбана? - часто думал он, ведь тогда
конец его, Мартина, мучениям. Ни разу не пришло ему в голову отказаться
от драки, признать себя окончательно побежденным.
И вот он тащится в проулок, измученный телом и душой, зато постигает
науку истинного упорства, противостоит своему вечному врагу, Чурбану, а
тот, мучаясь не меньше, уже готов бы покончить с этими драками, если бы
не эта орава мальчишек-газетчиков, ведь они ждут зрелища, и, как ни тяж-
ко, надо быть гордым. Однажды после двадцати минут отчаянных попыток из-
ничтожить друг друга, не нарушая правил, не разрешающих лягаться, бить
ниже пояса, ударить поверженного, Чурбан, задыхаясь и едва держась - на
ногах, предложил считать, что они квиты. И сейчас за столом, уронив го-
лову на руки, Мартин со счастливым волнением видел себя в тот далекий
миг - его шатает, он задыхается, давится кровью с разбитых губ, и все
равно неверной походкой движется на Чурбана, сплевывает кровь, чтобы за-
говорить, и орет, что никакие не квиты, а если Чурбан желает, пускай
сдается. Но нет, Чурбан не сдался и сражение продолжалось.
На другой день, и на третий, и еще бессчетное множество раз проулок
был свидетелем их сражений. Каждый день перед началом, едва он замахи-
вался, его пронизывала боль, и первые удары, которые они наносили друг
другу, были нестерпимо мучительны: а потом все ощущения притуплялись, и
он дрался вслепую, подпрыгивал, пританцовывал, уклонялся от ударов, и,
словно во сне, виделись ему крупные черты, горящие звериные глазки Чур-
бана. Только это он и видел, все остальное вокруг лишь кружащаяся в вих-
ре пустота. Ничего нет в мире, кроме этого лица, и вовек не будет покоя,
блаженного покоя, пока он, Мартин, не разобьет его в лепешку кровоточа-
щими кулаками или пока кровоточащие кулаки, имеющие какое-то отношение к
этому лицу, не разобьют в лепешку его самого. И уж тогда он так ли, эдак
ли обретет покой. А счесть, что они квиты, просто квиты, - нет, невоз-
можно.
Наступил день, когда он приплелся в проулок, а Чурбана там не было.
Чурбан не пришел. Мальчишки поздравили его, сказали, он победил Чурбана.
Но Мартин не был удовлетворен. Не победил он Чурбана, и Чурбан его не
победил. Дело кончилось ничем. Лишь потом они узнали, что в тот самый
день у Чурбана неожиданно умер отец.
- Мартин перенесся через годы в Аудиториум, на галерку. Было ему сем-
надцать, и он только что вернулся из плаванья. Началась заварушка.
Кто-то к кому-то пристал, Мартин вступился, и перед ним оказались горя-
щие глаза Чурбана.
- Разделаюсь с тобой после представленья, - прошипел его давний враг.
Мартин кивнул. К ним, учуяв заварушку, уже спешил вышибала.
- Жду тебя на улице после представленья, - прошептал Мартин, а по ли-
цу его можно было подумать, будто он поглощен танцорами, выплясывающими
на сцене в деревянных башмаках.
Вышибала свирепо на них глянул и отошел.
- Ты с компанией? - спросил Мартин в перерыве.
- Ясно.
- Тогда и я себе сыщу, - объявил Мартин. В антракте он сыскал подмогу
- троих ребят, которых знал по гвоздильной мастерской, пожарного с же-
лезной дороги, полдюжины любителей пошуметь и еще столько же из компа-
нии, приводившей в трепет весь квартал Восемнадцатой - Маркет-стрит.
В потоке зрителей, хлынувшем из театра, обе компании незаметно разош-
лись на противоположные стороны улицы. Потом на безлюдном углу сошлись
держать военный совет.
- Мост Восьмой улицы самое подходящее, - сказал рыжий парень из ком-
пании Чурбана. - Драться можно посередке под фонарем, а появятся фарао-
ны, дадим деру в другую сторону.
- Ладно, идет, - сказал Мартин, посоветовавшись с заводилами из сво-
их.
Мост Восьмой улицы, переброшенный через один из рукавов дельты
Сан-Антонио, в длину не меньше трех городских кварталов. Посреди моста и
по концам горели электрические фонари. И эти крайние фонари не дадут ни
одному полицейскому ступить на мост незамеченным. Для битвы, что ожила
сейчас под сомкнутыми веками Мартина, место безопасное. Он видел две
оравы, воинственные и угрюмые, они держались поодаль друг от друга, каж-
дая - позади своего бойца; видел, как сам он и Чурбан раздеваются. В
стороне выставлены дозоры, их задача - не спускать глаз с освещенных
концов моста. Один из любителей пошуметь держал куртку Мартина, рубашку,
матросскую бескозырку, если вмешается полиция, он мигом кинется с ними
подальше от греха. И вот Мартин выходит на середину и в упор смотрит на
Чурбана, предостерегающе подняв руку, и снова он слышит слова, что ска-
зал тогда:
- Никаких рукопожатий. Понял? Будем биться и боле ничего. И чтоб по-
щады не просить. Счеты у нас старые, деремся до победного. Кто кого уло-
жит на обе лопатки.
Мартин приметил, Чурбан было заколебался, но перед двумя сворами
взыграла прежняя рисковая гордость.
- Да чего там! - ответил он. - Еще разговоры разговаривать! До конца
так до конца.
И они кинулись друг на дружку, будто молодые бычки, во всем великоле-
пии юности, вооруженные лишь кулаками, да ненавистью, да жаждой исколош-
матить, изувечить, изничтожить. Все, чего достиг человек за время тыся-
челетнего мучительного восхождения, было забыто. От всего этого остался
лишь электрический фонарь, веха на великом пути к вершинам. Мартин и
Чурбан были два дикаря из каменного века, те самые, что укрывались в пе-
щерах и на деревьях. Все глубже и глубже опускались они, в пучину, на
илистое дно, где зарождались примитивные начатки жизни, и подобно крупи-
цам звездной пыли в небесах и атомам во всем сущем, движимые слепой сти-
хийной силой, притягивались, отталкивались и снова притягивались, опять
и опять, без конца.
- Господи! Ну и скоты, свирепое зверье! - пробормотал Мартин, вновь
наблюдая за той дракой. При его редкостной силе воображения, он словно
смотрел в кинетоскоп. Он был сразу и зритель и участник. Все впитанное
за долгие месяцы приобщения к культуре и самоусовершенствования содрога-
лось от этого зрелища; а потом настоящее стерлось в сознании, призраки
прошлого завладели им, и снова он-прежний Мартин Иден, он только что
возвратился из плавания и дерется с Чурбаном на мосту Восьмой улицы. Он
терпел боль, и надрывался, и потел, и истекал кровью, и бурно ликовал,
когда ободранные кулаки попадали в цель.
Два бешеных смерча, заряженные ненавистью, в неистовом круговороте
сшибались друг с другом. Время шло, и две враждебные оравы притихли. Ни-
когда еще не видели они такого накала ярости и ужаснулись. Эти двое ока-
зались еще более жестокими, чем они сами. Безоглядность первых минут,
пыл силы и молодости сменились осторожной расчетливостью. Ни тому, ни
другому не удавалось взять верх. "Верная ничья" - донеслось до Мартина.
Потом он сделал ложный выпад вправо, влево, получил ответный яростный
удар и почувствовал - рассечена скула. Голыми руками такого не сделаешь.
Рана была страшная, среди зрителей поднялся ропот изумления. Мартин за-
лился кровью. Но не выдал подозрения. Он повел себя невероятно осторож-
но, - он хорошо знал, на какое коварство и гнусную низость способны его
собратья. Он помедлил, присматриваясь, потом будто в бешенстве кинулся,
но на полдороге остановился - увидел наконец, как блеснул металл.
- Подыми руку - заорал он. - Свинчаткой меня вдарил.
Обе своры, злобно рыча, рванулись вперед. Еще миг, и начнется общая
потасовка, и он не сможет отомстить. Он осатанел.
- Все прочь! - хрипло завопил он. - Поняли? Эй вы, поняли?
