Глава 10
В тот вечер он остался обедать и, к удоволъствию Руфи, произвел бла-
гоприятное впечатление на ее отца. Они говорили о моряцкой профессии, в
чем Мартин разбирался отлично, и мистер Морз заметил потом, что гость
произвел на него впечатление весьма здравомыслящего молодого человека.
Мартин старался избегать матросского жаргона, подыскивал верные слова и
оттого говорил медленно, зато успевал собраться с мыслями... Он держался
свободнее, чем при первом знакомстве, почти год назад, и его застенчи-
вость и скромность даже пришлись по вкусу миссис Морз, которой понрави-
лась заметная в нем перемена к лучшему.
- Он первый мужчина, который привлек хоть какое-то внимание Руфи, -
сказала она мужу. - До сих пор наша дочь была так не по возрасту безраз-
лична к мужчинам, что я уже серьезно беспокоилась.
Мистер Морз пытливо посмотрел на жену.
- Ты постараешься, чтобы этот матрос ее разбудил? - спросил он.
- Я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы она не осталась
старой девой, - был ответ. - Если благодаря этому молодому Идену в ней
проснется естественный интерес к мужчинам, это будет неплохо.
- Совсем неплохо, - отозвался муж. - Но предположим... а иной раз
следует предполагать заранее, дорогая... предположим, в ней проснется
интерес именно к нему?
- Невозможно! - Миссис Морз рассмеялась. - Она на три года старше
его, и вообще это невозможно. Ничего такого не случится. Положись на ме-
ня.
Итак, роль Мартина была предопределена, а сам он тем временем затевал
некое сумасбродство - на эту мысль его навели Артур и Норман. Воскресным
утром братья отправляются на велосипедах в горы, сперва Мартина это ни-
как не заинтересовало, но тут он узнал, что Руфь тоже ездит на велосипе-
де и участвует в прогулке. Сам он ездить не умел, и велосипеда у него не
было, но раз она умеет, значит, надо и ему начать; и распрощавшись вече-
ром с Морзами, он по дороге домой зашел в магазин и выложил за велосипед
сорок долларов. Это куда больше, чем он зарабатывал тяжким трудом за ме-
сяц, и кошелек его изрядно отощал; зато когда он прибавил сотню долла-
ров, которую предстояло получить в "Наблюдателе", к четыремстам двадца-
тиуж меньше-то "Спутник юношества" не заплатит, - он решил, что теперь
можно не больно ломать голову, куда девать эдакую прорву денег. Не огор-
чился он и когда, надумав сразу же поехать на велосипеде домой, погубил
костюм. В тот же вечер он из лавки Хиггинботема позвонил портному и за-
казал новый. Потом втащил велосипед по узенькой лестнице, которая, напо-
добие пожарной, примыкала к дому с тыла, отодвинул у себя кровать от
стены, и оказалось, теперь в комнатушке только и поместятся он да вело-
сипед.
Воскресенье он хотел потратить на подготовку к экзаменам в среднюю
школу, но увлекся историей о ловцах жемчуга и весь день лихорадочно пи-
сал, воссоздавал из слов пламеневшую в нем красоту и необыкновенные
приключения. Рассказ об охотниках за сокровищами и в это утро не появил-
ся на страницах "Наблюдателя", но пыл Мартина не угас. Он унесся в недо-
сягаемые выси, не услышал, как его дважды позвали к столу - и остался
без тяжеловесного обеда, который по воскресеньям неизменно украшал стол
Хиггинботема. Такими обедами мистер Хиггинботем наглядно показывал, как
он преуспел в жизни и сколь многого достиг, и по этому случаю неизменно
разражался препошлой речью во славу американских порядков и возможности
выйти в люди, предоставленной благодаря этим порядкам каждому, кто в по-
те лица добывает хлеб свой, - а он сам, всякий раз напоминал он, уже вы-
шел в люди, превратился из приказчика во владельца бакалейной лавки
"Розничная торговля Хиггинботема за наличный расчет".
В понедельник утром Мартин Иден со вздохом глянул на неоконченных
"Ловцов жемчуга-" и поехал в Окленд в среднюю школу. А когда через нес-
колько дней справился о результатах экзаменов, оказалось, что он прова-
лился по всем предметам, кроме английского языка.
- Вы превосходно владеете родним языком, - сообщил преподаватель Хил-
тон, пристально глядя на него через толстые стекла очков, - но по всем
остальным предметам вы не знаете ничего, ровным счетом ничего, а что ка-
сается истории Соединенных Штатов, ваше невежество чудовищно, просто чу-
довищно, иначе не скажешь. Я посоветовал бы вам...
Хилтон замолчал и, одаренный сочувствием и воображением не больше чем
какая-нибудь из его пробирок, уставился на Мартина. Он преподавал в
средней школе физику, весьма мало зарабатывал, обременен был большим се-
мейством и солидным запасом тщательно заученных, но отнюдь не осмыслен-
ных знаний.
- Слушаю вас, сэр, - почтительно сказал Мартин, думая, что лучше бы
на месте Хилтона сейчас оказался человек из справочного отдела библиоте-
ки.
- Я посоветовал бы вам вернуться в неполную среднюю школу, по крайней
мере, года на два. Прощайте.
Провал этот не слишком огорчил Мартина, и он изумился, увидев, как
омрачилось лицо Руфи, когда она услыхала совет Хилтона. Она была так яв-
но разочарована, что он и сам огорчился, но больше из-за нее.
- Вот видите, я была права, - сказала она. - Вы знаете гораздо больше
любого из тех, кто поступает в старшие классы, а экзамены не выдержали.
Все оттого, что знания у вас отрывочные, случайные. Вам необходимо сис-
тематическое образование, его могут дать лишь опытные учителя. Вам надо
изучить самые основы. Мистер Хилтон прав, и на вашем месте я поступила
бы в вечернюю школу. За полтора года вы пройдете там двухлетний курс.
Кроме того, дни у вас останутся свободными и вы сможете писать или, если
не сумеете этим зарабатывать на жизнь, будете где-нибудь служить.
"Но если дни уйдут на работу, а вечера на школу, когда же мне ви-
деться с вами?" - прежде всего подумал Мартин, но от вопроса удержался.
И вместо этого сказал:
- Как-то это по-ребячьи - учиться в вечерней школе. Но это бы ладно,
был бы толк. А по-моему, толку не будет. Сам я выучусь быстрей, чем с
учителями. На школу уйдет прорва времени (он подумал о Руфи, он так жаж-
дет ее завоевать), не могу я терять время зря. Нет у меня лишнего време-
ни.
- Вам необходимо еще очень многое узнать. - Руфь смотрела участливо,
и Мартина кольнула совесть: какая же он скотина, что не соглашается с
ней. - Физикой и химией без лабораторных занятий овладеть нельзя, а в
алгебре и геометрии, как вы сами убедитесь, тоже немыслимо разобраться
без учителей. Вам нужны опытные преподаватели, специалисты, владеющие
искусством передавать знания.
Он помолчал, подыскивая слова, которые не прозвучали бы похвальбой.
- Вы не подумайте, что я хвастаюсь, - начал он. - Ничего похожего. А
только сдается мне, у меня, можно сказать, дар учиться. Я могу зани-
маться сам. Я тут как рыба в воде. Вы сами видите, как я справился с
грамматикой. И я еще много чему выучился, вы даже не представляете,
сколько я всего узнал. И это я только начинаю. Дайте срок, я... - Он
запнулся, хотел увериться, что говорит правильно, - я наберу темп. Это
еще первые шаги. Я только начинаю кумекать...
- Пожалуйста, не говорите "кумекать", - прервала Руфь.
- Смекать, - поспешно поправился он.
- Лучше обходиться без этого слова, - возразила она.
Он все барахтался, стараясь выплыть.
- Я куда гну, я только начинаю соображать, что тут к чему.
Из жалости она воздержалась от замечания, и Мартин продолжал:
- Сдается мне, знания - они вроде штурманской рубки. Как приду в биб-
лиотеку, всегда про это думаю. Дело учителей по порядку растолковать
ученикам все, что есть в рубке. Учителя - проводники по штурманской руб-
ке, вот и все. Ничего нового они тут не выдумывают. Не они все это сра-
ботали, не они создали. В рубке есть карты, компас, все, что надо, а
учительское дело все новичкам показать, чтоб не заблудились. Ну, а я не
заблужусь. Я уж дорогу распознаю. Почти всегда знаю, где я есть... опять
не так сказал?
- Выражение "где я есть" неправильное.
- Ну да, - с благодарностью согласился Мартин, - Я почти всегда знаю,
где я. Так где же я? Да в штурманской рубке. А некоторым, видать...
- Наверно, - поправила она.
- Некоторым, наверно, нужны проводники... почти всем, а я так думаю,
я могу обойтись без них. Я уже сколько времени пробыл в рубке и вот-вот
научусь разбираться, соображу, какие мне нужны карты, какие берега я хо-
чу исследовать. Раскинул я мозгами и вижу: сам я, один, справлюсь куда
быстрей.
Известно ведь, ход эскадры применяется к скорости самого тихоходного
корабля, ну, и с учителями так же. Нельзя им идти быстрей рядовых учени-
ков, а я пойду своим шагом и обгоню их.
- "Тот шагает быстрей, кто шагает один", - процитировала Руфь.
- А с вами я все равно бы шагал быстрей, - готов был выпалить Мартин,
и ему уже представились бескрайние залитые солнцем просторы и полные
звезд бездны, и он плыл там вместе с нею, обхватив ее рукой, и ее свет-
ло-золотистые волосы льнули к его лицу. И в тот же миг он осознал свое
жалкое косноязычие. Господи! Если бы он мог передать ей словами то, что
видел сам! Взволновало, мучительной тоской отозвалось желание нарисовать
те картины, что, незваные, вспыхивали в зеркале памяти. А, вот оно! Тай-
на приоткрылась ему. Вот что, оказывается, делали великие писатели и за-
мечательные поэты. Вот почему они стали титанами. Они умели выразить то,
что думали, чувствовали, видели. Дремлющие на солнцепеке собаки часто
скулят и лают, но они не способны рассказать, что же им привиделось та-
кое, отчего они заскулили и залаяли. Он часто гадал, что же они видят.
Вот и сам он - всего лишь дремлющий на солнцепеке пес. Он видит вели-
чественные, прекрасные картины, но, чем пересказать их Руфи, только и
может скулить да лаять. Нет, больше он не станет дремать на солнце. Он
подымется, стряхнет с себя сон и будет стараться изо всех сил, работать
не покладая рук, учиться - пока не прозреет, не заговорит, пока не суме-
ет разделить с ней богатство запечатленных в памяти картин. Открыли ведь
другие секрет выразительности, обратили слова в послушных слуг, ухитря-
ются так их сочетать, что вместе слова эти значат куда больше, чем сумма
их отдельных значений. Мартина глубоко взволновала приоткрывшаяся ему
тайна, и опять засияли перед ним залитые солнцем просторы и звездные
бездны... А потом он, заметил, какая стоит тишина, и увидел, что Руфь
весело смотрит на него и глаза ее смеются.
- Я грезил наяву, - сказал он, и от звука этих слов екнуло сердце.
Откуда взялись у него такие слова? Они совершенно точно выразили то,
из-за чего прервался их разговор. Произошло чудо. Никогда еще не выражал
он возвышенную мысль так возвышенно. Но ведь он никогда и не пытался об-
лечь в слова возвышенные мысли. Вот именно. Теперь все понятно. Он ни-
когда не пробовал. А Суинберн пробовал, и Теннисон, и Киплинг, и все
другие поэты. В уме промелькнули "Ловцы жемчуга". Он ни разу не осмелил-
ся заговорить о важном, о красоте, которой был одержим, - об этом источ-
нике его вдохновенья. Он вернется к истории о ловцах жемчуга, и она ста-
нет совсем другая. Беспредельность красоты, что по праву наполняла эту
историю, поразила его, и опять он загорелся и осмелел и спросил себя,
почему не воспеть эту красоту прекрасными стихами, как воспевали великие
поэты. А вся непостижимая прелесть, вдохновенный восторг его любви к Ру-
фи! Почему не воспеть и любовь, как воспевали великие поэты? Они склады-
вали стихи о любви. Сложит и он. Черт побери...
Со страхом он услышал, как этот возглас отдался в ушах. Замечтавшись,
он чертыхнулся вслух. Кровь бросилась в лицо, хлынула волнами, поглощая
бронзу загара, и вот уже краска стыда разлилась по шее до самого ворот-
ничка и вверх, до корней волос.
- Я... я... простите меня, - пробормотал он. - Я задумался.
- А прозвучало это у вас как будто молитесь, - храбро ответила Руфь,
