делить и радость и горе. Жизнь надо узнать. И зрелые женщины ее узна-
ли... некоторые, во всяком случае. Но такой птенец, как ты, Эрнестина, -
что ты успела узнать?
- Слушай, - вдруг остановила она Дика нетерпеливо, почти мрачно, -
расскажи мне про этот его странный юношеский роман, - тогда, пятнадцать
лет назад.
- Пятнадцать? - быстро ответил Дик, что-то соображая. - Нет, не пят-
надцать, - восемнадцать. Поженились они за три года до ее смерти. Они
были обвенчаны английским пастором и стали уже супругами, когда ты, пла-
ча, еще только вступила в этот мир. Вот и считай...
- Да, да... ну, а потом? - нервно торопила она его. - Какая она была?
- Ослепительная красавица, золотисто-смуглая, или матово-золотая, по-
линезийская королева смешанной крови. Ее мать царствовала до нее, а отец
был английский джентльмен и настоящий ученый, получивший образование в
Оксфорде. Звали ее Номаре; она была королевой острова Хуахоа, дикарка. А
Грэхем был настолько молод, что ему ничего не стоило обратиться в такого
же дикаря, как и она, если не в большего. Но в их браке не было ничего
низменного. Ведь Грэхем не какой-нибудь голодранец, авантюрист. Она при-
несла ему в приданое свой остров и сорок тысяч подданных. А он принес ей
свое весьма значительное состояние и построил дворец, какого никогда не
было и не будет на островах Южных морей. Настоящая туземная постройка из
цельных, слегка обтесанных стволов, связанных канатами из кокосового во-
локна, с травяной кровлей и всем прочим в том же роде. Казалось, будто
дворец вырос, как деревья, из той же земли, что он пустил в нее корни,
что он неотделимая часть этого острова, хотя его и создал архитектор
Хопкинс, которого Грэхем выписал из Нью-Йорка.
А как они жили! У них была собственная королевская яхта, дача в го-
рах, плавучая дача - тоже целый дворец. Я был в нем. Там устраивались
роскошные пиры... впрочем, уже позднее. Номаре умерла, Грэхем исчез не-
ведомо куда, и островком правил родственник Номаре по боковой линии.
Я говорил тебе, что Грэхем сделался еще большим дикарем, чем она. Они
ели на золоте... Да разве все перескажешь! Он был тогда совсем мальчик.
Она - тоже дитя, наполовину англичанка, наполовину полинезийка - и нас-
тоящая королева. Два прекрасных цветка двух народов, двое чудесных детей
из волшебной сказки... И... видишь ли, Эрнестина, годы-то ведь прошли, и
для Ивэна Грэхема царство молодости давно осталось позади... Чтобы те-
перь покорить его, нужна совершенно особенная женщина. Кроме того, он, в
сущности, разорен, хотя и не промотал свое состояние. Такая уж у него
несчастная судьба.
- Паола больше в его духе, - задумчиво проговорила Эрнестина.
- Да, конечно, - согласился Дик. - Паола или Другая женщина вроде нее
для него в тысячу раз привлекательнее, чем все прелестные молодые девуш-
ки, вместе взятые. У нас, старшего поколения, знаешь ли, свои идеалы.
- А мне что ж, прикажешь довольствоваться юнцами? - вздохнула Эрнес-
тина.
- Пока да, - усмехнулся он. - Но не забывай, что и ты со временем вы-
растешь и можешь стать замечательной зрелой женщиной, способной победить
в любовном состязании даже такого человека, как Ивэн.
- Но ведь я тогда давно буду замужем, - огорченно протянула она.
- И это будет для тебя очень хорошо, дорогая. А теперь - спокойной
ночи. И не сердись на меня. Ладно?
Она улыбнулась жалкой улыбкой, покачала головой, протянула ему губы
для поцелуя. На прощанье она сказала:
- Я не буду сердиться, но при условии, чтобы ты показал мне дорогу,
по которой я когда-нибудь смогу добраться до сердца таких стариков, как
ты и Грэхем.
Дик, гася на пути электричество, направился в библиотеку и, отбирая
справочники по механике и физике, улыбнулся довольной улыбкой, вспоминая
свой разговор со свояченицей. Он был уверен, что предупредил ее относи-
тельно Грэхема как раз вовремя. Но, поднимаясь по скрытой за книгами по-
тайной лестнице в свой рабочий кабинет, он вдруг вспомнил одно замечание
Эрнестины и сразу остановился, прислонившись плечом к стене. "Паола
больше в его духе..."
- Осел! - рассмеялся он вслух и пошел дальше. - А еще двенадцать лет
женат!
Он не вспоминал о словах Эрнестины до той минуты, пока не лег в пос-
тель и, прежде чем заняться интересовавшим его вопросом о практическом
применении электричества, не посмотрел на барометр и термометры. Затем
он устремил взгляд на темный флигель по ту сторону двора, чтобы узнать,
спит ли Паола, и ему опять вспомнилось восклицание Эрнестины. Он еще раз
назвал себя ослом и стал, как обычно, пробегать оглавления отобранных им
книг, закладывая нужные страницы спичками.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Десять часов давно пробило, когда Грэхем, скитаясь по дому и гадая о
том, бывает ли, что Паола выходит из своего флигеля раньше середины дня,
забрел в музыкальную комнату. Хотя он жил у Форрестов уже несколько
дней, но дом был так огромен, что сюда Грэхем, оказывается, еще не заг-
лядывал. Это был чудесный зал, тридцать пять на шестьдесят футов, с вы-
соким потолком, между балками которого были вставлены желтые стекла,
благодаря чему комната была залита мягким золотистым светом. В окраске
стен и мебели было много красных тонов, и всюду, казалось, жили сладост-
ные отзвуки музыки.
Грэхем рассеянно смотрел на картину Кейта с обычными для этого худож-
ника контрастами пронизанного солнцем воздуха и тонущих в сумеречной те-
ни овец, как вдруг уголком глаза заметил, что в дальнюю дверь вошла Пао-
ла. И опять при виде нее у него слегка захватило дыхание. Она была вся в
белом и казалась совсем юной и даже выше ростом благодаря свободным
складкам холоку - этой изысканно-простой и как будто бесформенной одеж-
ды. Грэхем видел холоку на ее родине, Гавайях, где она придавала пре-
лесть даже некрасивым женщинам, а красивых делала вдвое пленительнее.
Они улыбнулись друг Другу через всю комнату, и он отметил в движениях
ее тела, в Повороте головы, в открытом, приветливом взгляде что-то това-
рищеское, дружелюбное, словно она хотела сказать: "Мы друзья". Так по
крайней мере казалось Грэхему, когда она подходила к нему.
- У этой комнаты есть один недостаток, - серьезно сказал он.
- Ну что вы! Какой же?
- Ей следовало быть гораздо длиннее, в два раза длиннее.
- Почему? - спросила она, недоуменно покачивая головой, а он любовал-
ся нежным девическим румянцем се щек, который никак не вязался с ее
тридцатью восемью годами.
- А потому, - отвечал он, - что вам тогда пришлось бы пройти вдвое
больше и я бы мог дольше вами любоваться. Я всегда говорил, что холоку -
самая прелестная одежда, когда-либо изобретенная для женщин.
- Значит, дело не во мне, а в моем холоку, - отозвалась она. - Я ви-
жу, вы совсем как Дик: у вас комплименты всегда на веревочке, - едва мы,
бедняжки, им поверим, как вы потянете за веревочку - и нет комплимента.
А теперь давайте я покажу вам комнату, - быстро продолжала она, словно
желая предупредить его возражения. - Дик ее отдал мне. И здесь все по
моему выбору, даже пропорции.
- А картины?
- Я их выбрала сама, все до единой, и каждую из них люблю, хотя Дик и
спорил со мной относительно Верещагина [7]. Он очень одобрил обоих Мил-
ле, вон того Коро, а также Изабе; он допускает, что в музыкальной комна-
те может висеть какое-нибудь полотно Верещагина, но только не это. Он
предпочитает местных художников иностранцам, - хочет, чтобы наших висело
больше, чем чужих, и чтобы мы научились ценить своих мастеров.
- Я недостаточно знаю художников Тихоокеанского побережья, - сказал
Грахем. - Мне хотелось бы услышать о них... Покажите мне... Да, несом-
ненно, там висит Кейт... А кто рядом с ним? Чудесная вещь.
- Некто Мак-Комас, - отозвалась Паола.
Грэкем только что собрался провести полчасика в приятной беседе о жи-
вописи, как в комнату вошел Доналд Уэйр; на лице его было написано бес-
покойство, но при виде маленькой хозяйки глаза радостно заблестели.
Держа под мышкой скрипку, он с деловитым видом направился прямо к ро-
ялю и начал расставлять ноты.
- Мы будем до завтрака работать, - обернулась Паола к Грэхему. - До-
налд уверяет, что я ужасно отстала, и, думаю, он отчасти прав. Увидимся
за завтраком. Если хотите, можете, конечно, здесь остаться, но предуп-
реждаю, что будет настоящая работа. А перед вечером пойдем купаться. Дик
назначил встречу возле бассейна в четыре. Он говорит, у него есть новая
песня и он непременно ее исполнит... Который час, мистер Уайр?
- Без десяти одиннадцать, - ответил скрипач с некоторым раздражением.
- Вы пришли слишком рано: мы условились на одиннадцать. Поэтому, су-
дарь, вам придется подождать до одиннадцати. Я должна сначала поздоро-
ваться с Диком. Я с ним еще не виделась сегодня.
Паола знала точно, как распределено время мужа. Последний листок ее
записной книжки, всегда лежавший на ночном столике, был исчерчен каки-
ми-то иероглифами, напоминавшими ей о том, что в шесть тридцать он пьет
кофе; что если он не поехал верхом, его можно иногда застать до восьми
сорока пяти в постели за просмотром книг или корректур; от девяти до де-
сяти к нему нельзя, ибо он диктует письма Блэйку; от десяти до одиннад-
цати к нему тоже нельзя - он совещается со своими экономами и управляю-
щими, в то время как Бонбрайт, секретарь, с быстротой репортера записы-
вает эти молниеносные интервью.
В одиннадцать, если не было срочных телеграмм или неотложных дел, она
могла застать мужа одного, хотя и тут он всегда был чем-нибудь занят.
Проходя мимо конторы, она услышала стук пишущей машинки и поняла, что
Дик уже один. В библиотеке она встретила Бонбрайта, искавшего какую-то
книгу для Мэнсона, скотовода, ведающего шотхорнами, - это означало, что
Дик покончил и с делами по имению.
Она нажала кнопку, и ряд полок с книгами повернулся перед ней, открыв
витую стальную лесенку, которая вела в рабочий кабинет Дика. Наверху,
послушные скрытой пружине, полки опять повернулись, и она бесшумно вош-
ла.
Но тут она услышала голос Джереми Брэкстона, и по ее лицу пробежала
тень досады. Еще никого не видя и сама никем не замеченная, Паола в не-
решительности остановилась.
- Затопить так затопить, - говорил директор рудников Харвест. - Ко-
нечно, воду можно будет потом выкачать, хотя для этого потребуется целое
состояние, да и как-то стыдно затоплять старые рудники.
- Но ведь отчеты за последний год показали, что мы работаем положи-
тельно себе в убыток, - услышала Паола голос Дика. - Нас грабят все: лю-
бой головорез из банды Уэрты [8], любой пеон-конокрад. А тут еще чрезвы-
чайные налоги, бандиты, повстанцы, федералисты. Можно было бы уж как-ни-
будь потерпеть, если бы предвиделся всему этому конец, но у нас нет ни-
каких гарантий, что беспорядки не продлятся еще десять - двадцать лет.
- И все-таки - подумайте! Топить жалко! - опять возразил управляющий.
- А вы не забывайте о Вилье [9], - возразил, в свою очередь. Дик с
язвительным смехом, горечь которого не ускользнула от Паолы. - Он ведь
заявил, что если победит, то раздаст всю землю пеонам; следующий неиз-
бежный шаг - рудники. Как вы думаете, сколько мы переплатили за минувший
год конституционалистам?
- Свыше ста двадцати тысяч, - быстро ответил Брэкстон, - не считая
пятидесяти тысяч золотыми слитками, данных Торенасу перед его отступле-
нием. Он бросил свою армию в Гваимаса да и махнул с добычей в Европу...
Я вам обо всем писал...
- А если мы будем продолжать работы, Джереми, они будут доить нас,
доить без конца. Нет, хватит! По-моему, все-таки лучше затопить... Если
мы умеем создавать богатства успешнее, чем эти бездельники, то покажем
им, что мы умеем так же легко и разрушать их.
- Это самое я им и говорю. А они только ухмыляются и повторяют, что
