Она заявила, что период бессонницы у нее прошел и она готова на все
развлечения и прогулки, какие только Дик может предложить ей, пригрозив,
что, если он не будет сам участвовать в этих развлечениях, она созовет
кучу гостей и покажет ему, как надо веселиться. В это время в Большой
дом возвратилась на несколько дней тетя Марта, иначе говоря - миссис
Тюлли, и Паола снова принялась объезжать Дадди и Фадди в своей высокой
двуколке. Лошадки эти были довольно капризного нрава, но миссис Тюлли,
несмотря на свой возраст и тучность, не боялась ездить на них, если пра-
вила Паола.
- Такого доверия я не оказываю ни одной женщине, - объяснила она Грэ-
хему. - Паола - единственная, с кем я могу ездить: она замечательно уме-
ет обходиться с лошадьми. Когда Паола была ребенком, она прямо обожала
лошадей. Удивительно, как это она еще не стала цирковой наездницей!
И еще многое, многое узнал Грэхем о Паоле, болтая с ее теткой. О Фи-
липпе Дестене, своем брате и отце Паолы, миссис Тюлли могла рассказывать
без конца. Он был гораздо старше ее и представлялся ей в детстве ка-
ким-то сказочным принцем. Филипп обладал благородной и широкой натурой,
его поступки и образ жизни казались заурядным людям не совсем нормальны-
ми. Он на каждом шагу совершал безрассудства и немало делал людям добра.
Благодаря этим чертам характера Филипп не раз наживал целые состояния и
так же легко терял их, особенно в эпоху знаменитой золотой горячки сорок
девятого года. Сам он был из семьи первых колонистов
Новой Англии, однако прадед его был француз, подобранный у Мейнского
побережья после кораблекрушения; тут он и поселился среди матросов-фер-
меров.
- Раз, только раз, в каждом поколении возрождается в каком-нибудь из
своих потомков француз Дестей, - убежденно говорила Грэхему миссис Тюл-
ли. - Филипп был именно этим единственным в своем поколении, а в следую-
щем - Паола. Она унаследовала всю его самобытность. Хотя Эрнестина и
Льют приходятся ей сводными сестрами, трудно поверить, что в них есть
хотя бы капля той же крови. Вот почему Паола не поступила в цирк и ее
неудержимо потянуло во Францию: кровь прадеда звала ее туда.
О жизни Паолы во Франции Грэхем также узнал немало. Филипп Дестен
умер как раз вовремя, ибо колесо его счастья повернулось. Эрнестину и
Льют, тогда еще крошек, взяли тетки; они не доставляли им особых хлопот.
А вот с Паолой, попавшей к тете Марте, было нелегко, - и все из-за того
француза.
- О, она настоящая дочь Новой Англии, - уверяла миссис Тюлли, - во
всем, что касается чести, прямоты, надежности, верности. Еще девочкой
она позволяла себе солгать только в тех случаях, когда надо было выру-
чить других; тогда все ее новоанглийские предки смолкали и она лгала так
же блестяще, вдохновенно, как ее отец. У него была та же обаятельность,
та же смелость, заразительный смех, живость. Но, помимо веселости и за-
дора, он умел быть еще каким-то особенно снисходительным. Никто не мог
оставаться к нему равнодушным.
Или люди становились его преданнейшими друзьями, или начинали его не-
навидеть. Общение с ним всегда вызывало любовь или ненависть. В этом от-
ношении Паола на него не похожа, вероятно, потому, что она женщина и не
имеет склонности, подобно мужчинам, сражаться с ветряными мельницами. Я
не знаю, есть ли у нее на свете хоть один враг. Все любят ее, разве
только какие-нибудь женщины-хищницы завидуют, что у нее такой хороший
муж.
В это время в открытое окно донесся голос Паолы, распевавшей под ар-
кадами, и Грэхему слышался в нем тот теплый трепет, которого он уже не
мог забыть. Затем Паола рассмеялась, миссис Тюлли тоже улыбнулась и за-
кивала головой.
- Смеется в точности, как Филипп Дестен, - пробормотала она, - и как
бабки и прабабки того француза, которого после крушения привезли в Пе-
нобскот, одели в домотканое платье и отправили на молитвенное собрание.
Вы заметили, что, когда Паола смеется, каждому хочется взглянуть на нее
и тоже улыбнуться? Смех Филиппа производил на людей такое же впечатле-
ние.
Паола всегда горячо любила музыку, живопись, рисование. Когда она бы-
ла маленькой, она повсюду оставляла всякие рисунки и фигурки. Рисовала
на бумаге, на земле, на досках, а фигурки лепила из чего придется - из
глины, из песка.
Она любила все и вся, и все ее любили, - продолжала миссис Тюлли. -
Она никогда не боялась животных и относилась к ним даже с каким-то бла-
гоговением; это у нее врожденное - все прекрасное вызывает в ней благо-
говение. Она всегда была склонна возводить людей на пьедестал, приписы-
вать им необычайную красоту или моральные достоинства. Во всем, что она
видит, она прежде всего ценит красоту - чудесный ли это рояль, замеча-
тельная картина, породистая лошадь или чарующий пейзаж.
Ей хотелось и самой творить, создавать прекрасное. Но она все никак
не могла решить, что выбрать - музыку или живопись. В самом разгаре за-
нятий музыкой в Бостоне - Паола училась у лучших преподавателей - она
вдруг вернулась к живописи. А от мольберта ее тянуло к глине.
И вот, чувствуя в себе эту любовь ко всему прекрасному, она металась,
не зная, в какой области она больше одарена, да и есть ли у нее к че-
му-нибудь настоящее призвание. Тогда я настояла на полном отдыхе от вся-
кой работы и увезла ее на год за границу. Тут у нее открылись необычай-
ные способности к танцам. Но все-таки она постоянно возвращалась к музы-
ке и живописи. Нет, это не легкомыслие. Вся беда в том, что она слишком
одарена...
- Слишком разносторонне одарена, - добавил Грэхем.
- Да, пожалуй, - согласилась миссис Тюлли. - Но ведь от одаренности
до настоящего таланта еще очень далеко. И я все еще, хоть убей, не знаю,
есть ли у нее к чему-нибудь призвание. Она ведь не создала ничего круп-
ного ни в одной области.
- Она создала себя, - заметил Грэхем.
- Да, она сама - поистине прекрасное произведение искусства, - с вос-
хищением отозвалась миссис Тюлли. - Она замечательная, необыкновенная
женщина, и притом совершенно неиспорченная, естественная. В конце концов
к чему оно ей, это творчество! Мне какая-нибудь ее сумасшедшая продел-
ка... - о да, я слышала об этой истории с купанием верхом... - гораздо
дороже, чем все ее картины, как бы удачны они ни были. Признаться, я
долго не могла понять Паолу. Дик называет ее "вечной девчонкой". На боже
мой, когда надо, какой она умеет быть величавой! Я, наоборот, называю ее
взрослым ребенком. Встреча с Диком была для нее счастьем. Казалось, она
тогда действительно нашла себя. Вот как это случилось...
В тот год они, по словам миссис Тюлли, путешествовали по Европе. Пао-
ла занималась в Париже живописью и в конце концов пришла к выводу, что
успех достигается только борьбой и что деньги тетки мешают ей.
- И она настояла на своем, - вздохнула миссис Тюлли. - Она... ну, она
просто выставила меня, отправила домой. Содержание она согласилась полу-
чать только самое ничтожное и поселилась совершенно самостоятельно в Ла-
тинском квартале с двумя американскими девушками. Тут-то она и встрети-
лась с Диком... Таких, как он, ведь тоже поискать надо. Вы ни за что не
угадаете, чем он тогда занимался. Он содержал кабачок, - не такой, как
эти модные кабачки, а настоящий, студенческий. В своем роде это был даже
изысканный кабачок. Там собирались всякие чудаки. Дик только что вернул-
ся после своих сумасбродств и приключений на краю света, и, как он тогда
выражался, ему хотелось некоторое время не столько жить, сколько рассуж-
дать о жизни.
Паола однажды повела меня в этот кабачок. Не подумайте чего-нибудь:
они стали накануне женихом и невестой, и он сделал мне визит, - словом,
все, как полагается. Я знавала отца Дика, "Счастливчика" Форреста, слы-
шала многое и о сыне. Лучшей партии Паола и сделать не могла. Кроме то-
го, это был настоящий роман. Паола впервые увидела его во главе команды
Калифорнийского университета, когда та победила команду Стэнфорда. А в
следующий раз она с ним встретилась в студии, которую снимала с двумя
американками. Она не знала, миллионер ли Дик или содержит кабачок пото-
му, что его дела плохи; да ее это и не интересовало. Она всегда подчиня-
лась только велениям своего сердца. Представьте себе положение: Дика
никто не мог поймать в свои сети, а Паола никогда не флиртовала. Должно
быть, они сразу же бросились в объятия друг другу, ибо через неделю все
было уже решено. Но Дик все-таки спросил у меня согласия на брак, как
будто мое слово могло тут иметь какой-нибудь вес.
Так вот, возвращаюсь к его кабачку. Это был кабачок философов, ма-
ленькая комнатка с одним столом в каком-то подвале, в самом сердце Ла-
тинского квартала. Представляете себе, что это было за учреждение! А
стол! Большой круглый дощатый стол, даже без клеенки, весь покрытый бес-
численными винными пятнами, так как философы стучали по нему стаканами и
проливали вино. За него свободно усаживалось тридцать человек. Женщины
не допускались. Для меня и для Паолы сделали исключение. Вы видели здесь
Аарона Хэнкока? Он был в числе тех самых философов и до сих пор хваста-
ется, что остался Дику должен по счету больше остальных завсегдатаев. В
кабачке они обыкновенно и встречались, эти шалые молодые умники, стучали
по столу и говорили о философии на всех европейских языках. У Дика всег-
да была склонность к философии.
Но Паола испортила им все удовольствие. Как только они поженились.
Дик снарядил свою шхуну "Все забудь", и эта милая парочка отплыла на
ней, решив провести свой медовый месяц между Бордо и Гонконгом.
- А кабачок закрылся, и философы остались без пристанища и диспу-
тов... - заметил Грэхем.
Миссис Тюлли добродушно рассмеялась и покачала головой.
- Да нет... Дик обеспечил существование кабачка, - сказала она, ста-
раясь отдышаться и прижимая руку к сердцу. - Навсегда или на время - не
скажу вам. Но через месяц полиция его закрыла, заподозрив, что там на
самом деле клуб анархистов.
Хоть Грэхем и знал, как разносторонни интересы и дарования Паолы, он
все же удивился, найдя ее однажды одиноко сидящей на диване в оконной
нише и поглощенной каким-то вышиванием.
- Я очень это люблю, - пояснила она. - И не сравню никакие дорогие
вышивки из магазинов с моими собственными работами по моим собственным
рисункам. Дика одно время возмущало, что я вышиваю. Ведь он требует,
чтобы во всем была целесообразность, чтобы люди не тратили понапрасну
свои силы. Он считал, что мне браться за иглу - пустая трата времени:
крестьянки отлично могут за гроши делать то же самое. Но мне наконец
удалось убедить его, что я права.
Это все равно, что игра на рояле. Конечно, я могу купить музыку лучше
моей, но сесть самой за инструмент и самой исполнить вещи - какое это
наслаждение! Соревнуешься ли с другим, принимая его толкование, или
вкладываешь что-то свое - неважно: и то и другое дает душе творческую
радость.
Возьмите хотя бы эту узенькую кайму из лилий на оборке - второй такой
вы не найдете нигде. Здесь все мое: и идея, и исполнение, и удовольствие
от того, что я даю этой идее форму и жизнь. Конечно, бывают в магазинах
замыслы интереснее и мастерство выше, но это не то. Здесь все мое. Я
увидела узор в своем воображении и воспроизвела его. Кто посмеет утверж-
дать после этого, что вышивание не искусство?
Она умолкла, глядя на него смеющимися глазами.
- Не говоря уже о том, что украшение прекрасной женщины - самое дос-
тойное и вместе с тем самое увлекательное искусство, - подхватил Грэхем.
- Я отношусь с большим уважением к хорошей модистке или портнихе, -
серьезно ответила Паола. - Это настоящие художницы. Дик сказал бы, что
они занимают чрезвычайно важное место в мировой экономике.
В другой раз, отыскивая в библиотеке какие-то справки об Андах, Грэ-
