часто, ведь Пиппи торчала на лестнице целыми днями. Иногда она прижимала
нос к оконному стеклу, закатывала глаза и корчила страшные рожи. При
этом она обещала дать Томми и Аннике по золотой денежке, если они не бу-
дут смеяться. Но это было совершенно невозможно. Томми и Анника хохотали
до того, что чуть не падали с постели.
Наконец дети выздоровели, и им разрешили встать с постели. Но какие
же они были бледные и худые! В первый день Пиппи сидела у них в кухне и
смотрела, как они ели кашу. То есть они должны были есть кашу, но это у
них плохо получалось. Их мама совсем извелась, глядя, как они ковыряют
ложками в тарелках.
- Да ешьте же вы кашу! Ведь она такая вкусная, - говорила она.
Анника помешала ложкой кашу, но чувствовала, что не в силах прогло-
тить нисколечко.
- Почему я должна есть эту кашу? - жалобно спросила она.
- Что за глупый вопрос! - сказала Пиппи. - Ясное дело, ты должна
съесть эту вкусную кашу. Будешь есть кашу - вырастешь большая и сильная.
А если ты не будешь большая и сильная, то не сможешь заставить своих де-
тей, когда они у тебя будут, есть такую же вкусную кашу. Нет, Анника,
так дело не пойдет. Если все дети будут рассуждать как ты, в нашей стра-
не будет ужасный беспорядок с поеданием каши.
Томми и Анника съели по две ложки. Пиппи смотрела на них с большим
участием.
- Вам нужно было бы поплавать по морю, - сказала она, раскачиваясь на
стуле. - Там бы вы скоро научились есть. Помню, как-то раз, когда я пла-
вала на папином корабле, Фридольф, один из наших матросов, вдруг потерял
аппетит и однажды утром не смог съесть больше семи тарелок каши. Папа
чуть с ума не сошел, видя, как он плохо ест. "Фридольф, дружочек, - ска-
зал он, чуть не плача, - боюсь, что тебя грызет какая-то болезнь! Лучше
тебе сегодня полежать на койке и не вставать до тех пор, пока не сможешь
есть как люди. Я приду, укрою тебя как следует и дам рекалства".
- Надо говорить: "лекарства".
- И Фридольф рухнул на койку. Он и сам испугался, стал ломать голову
над тем, какая же болезнь на него напала, раз он смог съесть только семь
тарелок каши. Он лежал и думал, доживет ли до вечера. Но тут папа принес
ему рекалства. Черного, противного, но зато сильно укрепляющего. Ведь
стоило только Фридольфу проглотить первую ложку, как изо рта у него выр-
валось что-то, похожее на пламя. Он заорал так, что "Попрыгунью" затряс-
ло от носа до кормы, и его крик услыхали на всех кораблях на пятьдесят
морских миль в округе. Кок еще не успел убрать со стола, как Фридольф
прибежал к нему на полных парах со страшным ревом. Он плюхнулся за стол
и начал есть кашу. После пятнадцатой тарелки он все еще вопил от голода.
А когда каша кончилась, коку ничего не оставалось, как кидать ему холод-
ные вареные картофелины в открытую пасть. Как только он переставал ки-
дать, Фридольф сердито рычал, и кок понял, что нужно кидать еще, чтобы
он не сожрал его самого. Но, к сожалению, у кока было только сто семнад-
цать картофелин, и, бросив последнюю, он быстро прыгнул за дверь и запер
ее. Потом он приник к иллюминатору и стал смотреть, что делает Фридольф.
А тот захныкал, как голодный ребенок, и быстренько слопал сначала хлеб-
ную корзинку, потом кувшин и пятнадцать тарелок. А после он принялся за
стол, отломал от него все четыре ножки и стал грызть их, да так, что
только опилки летели изо рта. Правда, сказал, что для спаржи они слишком
деревянные. Зато столешница ему больше понравилась, он ел ее чавкая, со
смаком, будто это был вкусный бутерброд, какого он не ел с детства. Но
тут папа решил, что Фридольф уже совсем поправился, вошел к нему, велел
взять себя в руки и потерпеть немного. Мол, через два часа будет обед и
подадут жареную свинину с брюквенным пюре. "Есть, капитан!" - сказал
Фридольф и вытер рот. А после спросил: "А можно обратиться с просьбой?
Пусть склянки на ужин пробьют пораньше!" И глаза у него при этом так и
блестели от жадности.
Пиппи наклонила голову набок и посмотрела на Томми и Аннику, заморо-
зивших свою кашу.
- Вот я и говорю, поплавать бы вам немножко по морю, так вы живо за-
были бы про плохой аппетит.
Как раз в эту минуту мимо дома семьи Сеттергрен проходил почтальон.
Увидев в окно Пиппи, он крикнул:
- Пиппи Длинныйчулок, тебе письмо!
От удивления Пиппи чуть не свалилась со стула.
- Письмо? Мне? Пистоящее насмо, то есть настоящее письмо?! Покажите
мне его, а то я не верю!
Но это было настоящее письмо, с целой кучей каких-то странных марок.
- Давай читай ты, Томми, ты у нас ученый.
И Томми прочел:
- "Моя дорогая Пиппилотта! Получив это письмо, отправляйся в гавань и
жди прихода "Попрыгуньи". Я решил приехать за тобой и увезти тебя на
остров Куррекурредут. Поживешь там сколько захочешь и увидишь наконец
страну, где твой отец стал могущественным королем. Жизнь у нас здесь
преотличная, и я думаю, тебе здесь понравится. Мои верноподданные ждут
не дождутся, когда же увидят знаменитую принцессу Пиппилотту. Да что там
говорить, ты приедешь, и все. Это моя королевская и отцовская воля. Твой
старый отец шлет тебе звонкий поцелуй и самые горячие приветы. Король
Эфраим I Длинныйчулок, Повелитель Куррекурредутии".
Когда Томми закончил читать, в кухне воцарилась мертвая тишина.
ПИППИ САДИТСЯ НА КОРАБЛЬ
В одно прекрасное утро "Попрыгунья", украшенная флагами и вымпелами
от носа до кормы, вошла в гавань. Городской духовой оркестр выстроился
на набережной, и музыканты изо всех сил выдували приветственный марш.
Все жители маленького городка собрались поглядеть, как Пиппи встретит
своего отца, короля Эфраима I. Фотограф стоял наготове, чтобы заснять
первую минуту этой встречи.
Пиппи прыгала от нетерпения, и не успели еще как следует опустить
трап, как капитан Длинныйчулок и Пиппи с криками ликования бросились
навстречу друг другу. Капитан был так рад встрече с дочерью, что нес-
колько раз подбросил ее высоко в воздух. Пиппи обрадовалась ничуть не
меньше и подбросила своего папу в воздух еще больше раз. Не радовался
только фотограф, он никак не мог сделать хороший снимок, потому что все
время то Пиппи, то ее папа взлетали в воздух.
Томми и Анника тоже подошли к капитану поздороваться. Но до чего же
они были бледные и тощие! Ведь им первый раз позволили выйти на улицу
после болезни.
Пиппи, конечно, поднялась на борт поприветствовать Фридольфа и ос-
тальных матросов, своих старых друзей. Томми и Аннике разрешили пойти
вместе с ней. До чего же интересно было подняться на корабль, бороздив-
ший дальние моря! Томми и Анника рассматривали его, широко раскрыв гла-
за. Особенно любопытно было им взглянуть на Агатона и Теодора, но Пиппи
сказала, что они уже давно списались на берег.
Пиппи так крепко обнимала всех матросов, что первые пять минут им
трудно было отдышаться. Потом она посадила капитана себе на плечи, про-
несла сначала через всю толпу, а после до самой Виллы Вверхтормашками.
Томми и Анника потрусили сзади, держась за руки.
- Да здравствует король Эфраим! - кричали люди. Они считали, что этот
день войдет в историю города.
Несколько часов спустя капитан Длинныйчулок уже лежал в постели на
Вилле Вверхтормашками и храпел так, что весь дом дрожал. На кухне за
столом с остатками роскошного ужина сидели Пиппи, Томми и Анника. Друзья
Пиппи сидели молча и о чем-то думали. О чем они размышляли? Анника дума-
ла о том, что в конце концов жить вряд ли стоит! А Томми пытался вспом-
нить, есть ли на свете что-нибудь по-настоящему интересное и приятное,
но так ничего и не мог найти. Жизнь, в общем-то, - пустыня, решил он.
А Пиппи была в отличном настроении. Она похлопала господина Нильссо-
на, который шастал по столу взад и вперед между тарелками, похлопала
Томми и Аннику, она то напевала, то насвистывала, то весело пританцовы-
вала и, казалось, не замечала мрачного настроения Томми и Анники.
- До чего же здорово будет снова отправиться в плаванье! - воскликну-
ла она. - Подумать только, на море такая свобода, такой простор!
Томми и Анника вздохнули.
- И по правде говоря, мне очень хочется увидеть Куррекурредутию. Вы
только представьте себе: растянуться на берегу и обмакнуть большие
пальцы ног в самый настоящий-пренастоящий Тихий океан. Разинешь рот - и
прямо туда свалится спелый банан.
Томми и Анника вздохнули.
- Думаю, играть с маленькими черными негритятами тоже будет весело, -
продолжала Пиппи.
Томми и Анника опять вздохнули.
- И что это вы все вздыхаете? - спросила Пиппи. - Может, вы не любите
негритят?
- Любить-то мы любим, - ответил Томми. - Да вот только мы сидим и ду-
маем, что ты не скоро вернешься на Виллу Вверхтормашками.
- Ясное дело, не скоро, - весело сказала Пиппи. - Но я из-за этого
вовсе не расстраиваюсь. Мне думается, что на острове Куррекурредут еще
веселее.
Анника повернулась к Пиппи, ее бледное лицо выражало отчаяние.
- Ах, Пиппи, как долго ты собираешься там оставаться?
- Почем я знаю? Может, до самого Рождества.
Анника тоненько застонала.
- Кто знает, - сказала Пиппи, - может, на острове Куррекурредут так
весело, что мне захочется остаться там навсегда. Тра-ля-ля! - воскликну-
ла Пиппи, продолжая танцевать. - Быть негритянской принцессой не такое
уж плохое занятие для меня, ведь школьного образования у меня почти что
нет.
Глаза на бледных мордочках Томми и Анники как-то подозрительно заб-
лестели.
- Хотя, если хорошенько подумать, вряд ли я останусь там навсегда, -
сказала Пиппи. - Придворная жизнь мне, поди, под конец может надоесть. И
в один прекрасный день я точно скажу чтонибудь вроде: "Томми, Анника, не
пора ли нам сматываться домой на Виллу Вверхтормашками?
- Что ты хочешь этим сказать?
- Что я хочу сказать? Вы что, шведского языка не понимаете? А может,
я забыла сказать, что вы тоже поедете со мной на остров Куррекурредут?
Мне казалось, что я вам об этом сказала.
Томми и Анника спрыгнули со стульев. Задыхаясь от волнения, они не
могли вымолвить ни слова. Под конец Томми сказал:
- Что ты болтаешь! Папа с мамой нам этого в жизни не позволят!
- Ах-ах-ах, да неужели? Я уже обо всем договорилась с вашей мамой.
Ровно на пять секунд на Вилле Вверхтормашками воцарилась тишина. Но
потом раздались два диких вопля. Это кричали от радости Томми и Анника.
Господин Нильссон, который сидел на столе и пытался намазать свою шляпу
маслом, удивленно поглядел на них. Еще больше он удивился, увидев, как
Пиппи, Томми и Анника, взявшись за руки, пляшут вокруг стола дикий та-
нец. Они стучали ногами и кричали так громко, что лампа сорвалась с по-
толка и свалилась на пол. И тут господин Нильссон швырнул нож в окно и
тоже принялся плясать.
- Это в самом-самом деле правда? - спросил Томми, когда они успокои-
лись и уселись на дровяной ларь, чтобы все хорошенько обсудить.
Пиппи кивнула в ответ. И это в самом деле была правда. Томми и Анника
получили разрешение отправиться с Пиппи в Куррекурредутию. Ясное дело,
почти все тети из этого маленького городка приходили к фру Сеттергрен и
говорили:
- Ты ведь не собираешься в самом деле отпустить своих детей плавать
по Тихому океану вместе с Пиппи Длинныйчулок? Быть того не может, что ты
это серьезно решила.
А фру Сеттергрен отвечала им:
- А почему бы мне их не отпустить? Дети болели, и доктор сказал, что
им нужна перемена климата. Я давно знаю Пиппи и могу сказать, что она
никогда не причиняла вреда Томми и Аннике. Никто не будет о них лучше
заботиться, чем она.
- Да, но доверить детей этой Пиппи Длинныйчулок! - говорили тети,
брезгливо морщась.
- Да, именно Пиппи, - отвечала им фру Сеттергрен. - Может, она и не
всегда умеет себя прилично вести. Но у нее доброе сердце, а это куда
