Труайона лицом к лицу с человеком, в котором признал виконта Друэ д'Эслона,
он поручился бы, что человек, которого он пришел арестовать и не арестовал,
потому что увидел его, - это Балмейер. Если бы инспектор Жиро, знавший графа
де Мотвиля, как вы меня, не увидел его однажды на скачках в Лоншане за
беседой с друзьями, он арестовал бы Балмейера. Понимаете ли, Сенклер, мой
отец родился раньше меня, и, чтобы его арестовать, нужно изрядно попотеть.
Последние слова Рультабийль проговорил глухо, с такой дрожью и отчаянием
в голосе, что у меня сразу же пропала последняя способность к рассуждению. Я
лишь воздел руки к небу, но Рультабийль этого не видел - он не хотел ничего
больше видеть.
- Нет, нет, больше никого не нужно видеть, - повторил он, - ни вас, ни
господина Стейнджерсона, ни господина Дарзака, ни Артура Ранса, ни Старого
Боба, ни князя Галича. Но нужно знать, почему кто-нибудь из них не может
быть Ларсаном. Погодите, я только передохну немного за этими стенами...
Я уже почти не дышал. Под сводами потерны послышались четкие шаги
Маттони, который заступил на дежурство.
- А слуги? - выдавил я. - А Маттони? А другие?
- Я знаю точно, что они не покидали форта Геркулес, когда госпожа и
господин Дарзак видели Ларсана на вокзале в Буре.
- Все-таки признайтесь, Рультабийль: они вас не занимают, потому что
несколько минут назад никто из них не прятался за черными очками.
- Замолчите, Сенклер. Вы действуете мне на нервы сильнее, чем моя мать! -
топнув ногою, вскричал Рультабийль.
Эта сказанная в гневе фраза странно поразила меня. Только я собрался
спросить у него, очень ли взволнована Дама в черном, как он не спеша
заговорил:
- Первое: Сенклер не может быть Ларсаном, потому что был со мною в
Трепоре, когда Ларсан находился в Буре.
Второе: профессор Стейнджерсон не может быть Ларсаном, потому что был
между Дижоном и Лионом, когда Ларсан находился в Буре. Точнее, он приехал в
Лион за минуту до Ларсана. Господин и госпожа Дарзак видели, как он выходит
из поезда. Но все остальные могли быть в Буре и, значит, могут быть Ларсаном
- если, конечно, чтобы быть Ларсаном, достаточно было находиться в тот
момент в Буре. Там был Дарзак; затем Артур Ранс перед прибытием профессора и
господина Дарзака два дня где-то пропадал. Он приехал прямо в Ментону и
сразу встретил их (когда я специально спросил об этом миссис Эдит, она
подтвердила, что муж отсутствовал два дня по делам). Старый Боб ездил в
Париж. И наконец, князя Галича не видели в эти дни ни в пещерах, ни
где-нибудь еще. Возьмем для начала господина Дарзака.
- Рультабийль, но это же кощунство!
- Сам знаю.
- Это глупость!
- И это знаю... А впрочем, почему?
- Потому что, - выйдя из себя, закричал я, - пусть Ларсан гений, пусть он
может обмануть полицейского, журналиста, репортера, даже самого Рультабийля;
пусть он может обмануть даже дочь, выдав себя за ее отца - я имею в виду
господина Стейнджерсона, - но никогда ему не обмануть женщину, выдав себя за
ее мужа. Друг мой, Матильда Стейнджерсон знала господина Дарзака задолго до
того, как вошла с ним под руку в форт Геркулес.
- Ларсана она тоже знала, - холодно заметил Рультабийль. - Вот что, мой
дорогой. Ваши доводы сильны, но поскольку (ох уж эта его ирония!) я не знаю
в точности, насколько далеко простирается гений моего отца, то, чтобы
удостовериться относительно личности господина Дарзака, которой я, кстати, и
не пытаюсь у него отнять, я воспользуюсь доводом посильнее: если Робер
Дарзак - это Ларсан, то Ларсан не появлялся бы несколько раз перед Матильдой
Стейнджерсон, потому что именно появления Ларсана и отдаляют Матильду от
Дарзака.
- Ну к чему столько умствований, - воскликнул я, - когда достаточно
просто раскрыть глаза. Раскройте глаза, Рультабийль, и посмотрите.
Молодой человек послушался.
- На кого? - спросил он с бесконечной горечью. - На князя Галича?
- А почему бы и нет? Он что, вам нравится, этот черноземный князь, поющий
литовские песни?
- Нет, но он нравится м-с Эдит, - парировал Рультабийль и ухмыльнулся.
Я сжал кулаки. Он это заметил, но вида не подал.
- Князь Галич - нигилист, который мне ничуть не интересен, - спокойно
добавил он.
- Вы в этом уверены? Да и кто вам сказал такое?
- Матушка Бернье знает одну из старушек, о которых рассказывала вам за
завтраком миссис Эдит. Я проверил: это мать одного из троих преступников,
повешенных в Казани, за то что они собирались бросить бомбу в императора.
Две другие старушки - матери двоих других. Ничего интересного, - резко
закончил Рультабийль.
Я не смог сдержать жест восхищения.
- А вы времени не теряете!
- Он тоже, - проворчал молодой человек. Я скрестил руки на груди.
- А Старый Боб?
- Нет, дорогой мой, нет! - чуть ли не с гневом отрезал Рультабийль. -
Этот - ни в коем случае. Вы заметили, что он носит парик, не так ли? Так
вот, уверяю вас, если мой отец наденет парик, этого никто не заметит.
Он произнес это с такой злостью, что я решил уйти. Рультабийль остановил
меня.
- Погодите-ка. Остался еще Артур Ранс.
- Ну, этот не изменился, - отозвался я.
- Опять глаза! Поосторожнее с глазами, Сенклер. После этого
предупреждения Рультабийль пожал мне руку. Я заметил, что у него рука
влажная и горячая. Он ушел. Я немного задержался, думая.., думая - о чем? О
том, что напрасно я сказал, будто Артур Ранс не изменился. Во-первых, он
отпустил крошечные усики, что американцам старого закала вовсе не
свойственно. Затем, отрастил волосы, и челка стала спускаться ему на лоб.
Кроме того, я ведь не видел его целых два года - за этот срок можно
измениться. И наконец, Артур Ранс, не пивший ничего, кроме спиртного, теперь
не пьет ничего, кроме воды. Но тогда м-с Эдит... Что м-с Эдит? Неужели я
тоже схожу с ума? Почему я сказал "тоже"? Как.., как Дама в черном? Как
Рультабийль? Неужели я считаю, что у Рультабийля тоже не все дома? Ах, эта
Дама в черном нас всех околдовала! Она дрожит от собственных воспоминаний, и
нас теперь лихорадит вместе с нею. Увы, страх заразен, как холера.
В. Мое времяпрепровождение до пяти вечера
Воспользовавшись тем, что мне не нужно дежурить, я отправился к себе
отдохнуть, однако спал плохо: мне сразу же приснилось, что Старый Боб,
мистер Ранс и м-с Эдит - шайка ужасных бандитов, поклявшихся погубить нас с
Рультабийлем. Проснувшись в мрачном настроении и увидев древние башни и
Старый замок, все эти грозные каменные громады, я был близок к тому, чтобы
поверить в кошмар, и проговорил вслух: "Занес же нас черт в это логово!"
Затем выглянул в окно. По двору шла м-с Эдит, небрежно беседуя с
Рультабийлем и держа в своих хорошеньких точеных пальчиках яркую розу. Я
побежал вниз, но во дворе ее уже не оказалось. Тогда я присоединился к
Рультабийлю, направлявшемуся с проверкой в Квадратную башню.
Журналист был очень спокоен и, казалось, вновь обрел власть над своими
мыслями, равно как и глазами, которые больше уже не закрывал. Да, интересно
все-таки наблюдать, как Рультабийль что-либо осматривает. Ничто не
ускользает от его внимания. А Квадратная башня, где жила Дама в черном, была
предметом постоянного его попечения.
Пользуясь случаем - таинственное нападение произойдет еще через несколько
часов, - я хочу познакомить вас с расположением помещений в этаже башни,
находящемся на одном уровне с двором Карла Смелого.
Войдя в Квадратную башню через единственную дверь А, вы оказываетесь в
большом коридоре, который является частью бывшей кордегардии. Когда-то это
было помещение Б-В-Г-Д с каменными стенами и дверьми в другие комнаты
Старого замка. М-с Ранс приказала воздвигнуть в бывшей кордегардии две
деревянные стенки и выгородить таким образом довольно просторное помещение,
в котором собиралась устроить ванную комнату.
Теперь же мимо этого помещения проходили два коридора, пересекающиеся под
прямым углом, - В-Г и Г-Д. В нем временно расположилась чета Бернье, вела
туда дверь Е. Чтобы подойти к двери в комнаты супругов Дарзак (Ж), нужно
было обязательно миновать дверь в привратницкую, где всегда находился кто-то
из супругов Бернье. Заходить в привратницкую разрешалось только им. Кроме
того, через окошко 3 из привратницкой можно было наблюдать за дверью И,
которая вела в комнаты Старого Боба. Когда Дарзаки выходили, единственный
ключ от двери Ж хранился всегда у Бернье; это был новый специальный ключ,
заказанный Рультабийлем в одному ему известном месте. Замок юный репортер
ставил собственноручно.
Рультабийль хотел, чтобы и ключ от комнат Старого Боба тоже хранился в
привратницкой, однако американец выразил столь бурный и комичный протест,
что репортеру пришлось уступить. Старый Боб не желал, чтобы с ним обращались
как с пленником, и настаивал на том, что он должен иметь возможность
приходить и уходить когда вздумается, не спрашивая ключи у привратника.
Поэтому дверь к нему всегда была открыта, и он мог сколько угодно ходить из
своих комнат в кабинет, устроенный в башне Карла Смелого, не причиняя
беспокойства ни себе, ни другим. Но в таком случае дверь А следовало держать
открытой. Старый Боб так и заявил, а м-с Эдит с немалой долей иронии
поддержала дядюшку, сказав, что вряд ли он требует такого же обращения, как
дочь профессора Стейнджерсона, и Рультабийль не стал настаивать. Слова,
слетевшие с тонких губ м-с Эдит, звучали так:
"Но, господин Рультабийль, мой дядя не боится, что его похитят!"
Рультабийль понял: ему остается лишь посмеяться вместе со Старым Бобом над
нелепым предположением, что человека, единственная привлекательная черта
которого - самый старый в мире череп, могут похитить, словно хорошенькую
женщину. И Рультабийль смеялся; он смеялся даже громче Старого Боба, однако
поставил условие: в десять вечера дверь А будет запираться на ключ, а
супруги Бернье отопрут ее, если возникнет такая необходимость. Это было тоже
неудобно для Старого Боба, который иногда засиживался за работой в башне
Карла Смелого. Но он не хотел больше спорить с этим славным Рультабийлем,
который, должно быть, боится воров. В оправдание Старого Боба нужно сказать,
что к мерам защиты нашего молодого друга он относился так лишь потому, что
ему ничего не сообщили о появлении Ларсана - Балмейера. Ему, разумеется,
рассказывали о прошлых несчастьях м-ль Стейнджерсон, но он понятия не имел,
что и после того, как она стала г-жой Дарзак, эти несчастья отнюдь не
прекратились. К тому же Старый Боб, как и все ученые, был эгоистом. Весьма
довольный тем, что владеет самым старым на свете черепом, он и представить
не мог, что мир вращается вовсе не вокруг него.
***
Рультабийль, мило осведомившись о здоровье матушки Бернье, которая
чистила картошку, доставая ее из лежавшего рядом большого мешка, попросил
папашу Бернье отпереть дверь в комнаты четы Дарзак.
В спальне г-на Дарзака я был впервые. Выглядела она холодной и мрачной, а
ее меблировка не отличалась роскошью: дубовая кровать да туалетный столик,
пододвинутый к окну К, сделанному на месте бывшей бойницы. Стена там была
так толста, а бойница так широка, что в образовавшейся нише г-н Дарзак
устроил нечто вроде туалетной комнаты. Второе окно, окно Л, было меньше. Оба
окна были забраны толстыми решетками, через которые едва проходила рука.
Кровать на высоких ножках стояла в углу между наружной стеной и каменной
перегородкой, отделявшей спальню г-на Дарзака от спальни его жены. Напротив,
в углу башни, помещался стенной шкаф. Посередине комнаты стоял небольшой
стол с несколькими научными книгами и письменными принадлежностями.
