простит его господь!
Этой ночью мы не обменялись больше ни словом. В Лароше я предложил
Рультабийлю съесть чего-нибудь горячего, но он решительно отказался. Он
купил все утренние газеты и, склонив над ними голову, стал поспешно
пробегать новости. Газеты наперебой писали о России. В Петербурге открыт
крупный заговор против царя. Факты были столь ошеломляющими, что верилось с
трудом.
Я развернул "Эпок" и на первой странице прочел набранный крупным шрифтом
заголовок:
"Отъезд Жозефа Рультабийля в Россию" и ниже: "Его требует царь!" Я
протянул газету Рультабийлю, тот пожал плечами и сказал:
- Вот как! Даже у меня не спросили! Интересно, что, по мнению господина
директора, я должен там делать? Меня не интересует царь с его
революционерами - это его заботы, а не мои, пусть выпутывается сам. В
Россию! Придется просить отпуск. Мне нужен отдых. Сенклер, а вы не хотите?
Поедем вместе куда-нибудь, отдохнем...
- Нет уж! - воскликнул я несколько поспешно. - Благодарю, я уже
достаточно поотдыхал с вами. Теперь мне страшно хочется поработать.
- Как угодно, друг мой. Я никого не заставляю. Когда мы подъезжали к
Парижу, Рультабийль принялся приводить себя в порядок и с удивлением
обнаружил в кармане неизвестно как пропавший туда красный конверт.
- Что это? - удивился он и распечатал конверт. Прочитав содержимое, он
расхохотался. Передо мной опять был мой веселый Рультабийль. Мне захотелось
узнать причину его веселости.
- Я уезжаю, старина! - ответил Рультабийль. - Уезжаю! Раз так, я уезжаю.
Сегодня же вечером сажусь в поезд.
- Куда?
- В Санкт-Петербург. С этими словами он протянул мне письмо и я прочел:
"Нам известно, сударь, что Ваша газета решила послать Вас в Россию в
связи с событиями, взбудоражившими двор в Царском Селе. Мы обязаны Вас
предупредить, что живым Вы до Петербурга не доедете.
Подписано: Центральный революционный комитет".
Я взглянул на Рультабийля: радости его не было конца.
- На вокзале находился князь Галич, - сообщил я. Он понял, равнодушно
пожал плечами и ответил:
- Ну и повеселимся же, старина!
Это было все, что я из него вытянул. Вечером, когда на Северном вокзале я
обнимал его, умоляя не уезжать, и плакал от отчаяния, он только смеялся и
повторял:
- Ну и повеселимся же!
Это были его последние слова. На следующий день я приступил к своим
обязанностям во Дворце правосудия. Первыми, кого я там встретил, были гг.
Анри-Робер и Андре Гесс.
- Хорошо отдохнул? - поинтересовались они.
- Превосходно! - ответил я и скроил при этом такую мину, что они тут же
потащили меня в кафе.
