ее глаза, ее печальные глаза, так часто блуждавшие по лицу другого, теперь
смотрели радостно, спокойно и уверенно. Это был он! Он, кого, как ей
казалось, она утратила, кого она тщетно искала в другом и, не найдя, денно и
нощно обвиняла в этом свое злополучное помешательство.
А тот, в ком до последней минуты я не мог признать преступника, этот
отчаянный человек, разоблаченный и загнанный, оказавшись внезапно лицом к
лицу с живым доказательством своего преступления, решился тем не менее на
одну из уловок, которые так часто его спасали. Окруженный со всех сторон, он
сделал попытку убежать. И тут мы поняли, какую дерзкую комедию он разыгрывал
перед нами уже несколько минут. Нимало не сомневаясь в исходе спора с
Рультабийлем, он нашел в себе достаточно самообладания, чтобы не выдать
себя, у него хватило ловкости продолжать разговор и позволить Рультабийлю
разглагольствовать сколько угодно; он знал, что в конце разговора его ждет
гибель, и попытался найти способ скрыться. Все это время он перемещался по
комнате таким образом, что когда мы бросились к настоящему Дарзаку, то не
смогли помешать Ларсану ринуться в спальню г-жи Дарзак и молниеносно
захлопнуть за собою дверь. Мы разгадали его хитрость слишком поздно: он уже
был там. Рультабийль же стерег дверь в коридор и не обратил внимания, что,
пока он уличал Ларсана во лжи, тот шаг за шагом приближается к комнате г-жи
Дарзак. Репортер не придал этому значения, зная, что убежать оттуда Ларсан
не может. Когда преступник скрылся в своем последнем убежище, наше
замешательство возросло до необычайных размеров. Нас словно охватило
какое-то неистовство. Мы ломились в дверь, кричали. Нам сразу же вспомнились
все его невероятные побеги.
- Он сбежит! Он сбежит и оттуда!
Артур Ранс был в бешенстве. М-с Эдит в волнении изо всех сил вцепилась
мне в руку. На Даму в черном и Робера Дарзака никто не обращал внимания, а
они среди этой неразберихи, казалось, забыли обо всем на свете и даже не
слышали поднявшегося в комнате шума. Они молчали, но смотрели друг на друга,
словно открыли новый мир - мир, в котором любят. Благодаря Рультабийлю они
только что обрели его вновь.
Молодой человек отворил дверь в коридор и позвал на помощь троих слуг. Те
тут же прибежали, держа в руках ружья, однако нам пригодились бы скорее
топоры. Массивная дверь была заперта на прочную задвижку. Папаша Жак сбегал
за бревном: теперь нам нужен был таран. Мы взялись за дело, и вскоре дверь
стала поддаваться. Боялись мы одного - увидеть в комнате лишь голые стены да
решетки на окнах, мы были готовы ко всему или, скорее, к тому, что там
никого не окажется; мысль, что Ларсан исчезнет, улетучится, что снова
произойдет распад материи, не давала нам покоя и доводила до исступления.
Когда дверь начала поддаваться, Рультабийль приказал слугам взять ружья и
стрелять лишь в том случае, если нам не удастся взять Ларсана живым. Затем
он ударил плечом в дверь, та упала, и он первым ворвался в комнату.
Мы двинулись за ним, по остановились на пороге, пораженные тем, что
увидели. Ларсан был там. Мы все его ясно видели. Кроме пего, в помещении
никого не было. Он преспокойно сидел в кресле посреди комнаты, глядя перед
собой безмятежным, неподвижным взором. Руки его покоились на подлокотниках,
голова была откинута на спинку кресла. Казалось, мы пришли к нему на прием и
он ждет, когда мы начнем излагать свои просьбы. Мне померещилось даже, что
на губах у него играет легкая ироническая улыбка.
Рультабийль шагнул вперед и проговорил:
- Ларсан, сдаетесь?
Но Ларсан молчал. Тогда Рультабийль притронулся к его руке, потом к лицу.
Ларсан был мертв. Рультабийль показал нам на перстень, украшавший руку
Ларсана: в оправе, под камнем, хранился мгновенно действующий яд. Артур Ранс
приложил ухо к груди Ларсана и объявил, что все кончено. После этих слов
Рультабийль попросил всех уйти из Квадратной башни и позабыть о покойнике.
- Я сам займусь им, - мрачно сказал он. - Этот труп - лишний, его
отсутствия никто не заметит.
Затем он отдал Уолтеру распоряжение, а Артур Ранс перевел его на
английский:
- Уолтер, принесите-ка мне мешок, в котором лежал "лишний труп".
С этими словами он жестом приказал нам выйти; мы повиновались.
Рультабийль остался наедине С трупом своего отца.
***
Роберу Дарзаку стало плохо, и мы тотчас же перенесли его в гостиную
Старого Боба. Но это была лишь минутная слабость: открыв глаза, он улыбнулся
Матильде, склонившей над ним свое прекрасное лицо, на котором читался страх
потерять любимого мужа в минуту, когда благодаря таинственному стечению
обстоятельств она обрела его вновь. Робер Дарзак убедил ее, что ему не
грозит никакая опасность, и попросил вместе с м-с Эдит выйти из комнаты.
Когда дамы оставили нас, мы с Артуром Рапсом, принявшись оказывать ему
помощь, увидели, в каком необычном состоянии он находился. Каким образом
этому человеку, которого все считали мертвым, которого на последнем
издыхании засунули в мешок, - каким образом удалось ему выйти живым из
пресловутого шкафа? Раздев г-на Дарзака и сняв повязку, скрывавшую рану на
груди, мы увидели, что эта рана (случаи не такой уж редкий) хоть и вызвала
мгновенный обморок, не была серьезной. Пуля, попавшая в Дарзака в разгар его
отчаянной борьбы с Ларсаном, расплющилась о грудную кость и вызвала сильное
кровотечение, организм получил болезненную встряску, но никакой жизненно
важный орган задет не был.
История знает случаи, когда людям казалось, что они видят, как умирает
такой раненый, а тот через несколько часов как ни в чем не бывало вновь
появлялся перед ними. Мне и самому вспомнился случай, который успокоил меня
окончательно. Мой добрый приятель журналист Л, на дуэли с музыкантом В,
выстрелил своему противнику прямо в грудь, и тот упал, не успев сделать
ответного выстрела. Однако через несколько секунд мертвец встал и всадил
пулю моему приятелю в бедро, так что тот чуть было не лишился ноги и
несколько месяцев пролежал в постели. Музыкант же пришел в себя и на
следующий день отправился прогуляться по бульвару. Как и Дарзаку, пуля
угодила ему в грудную кость.
Только мы закончили перевязывать Дарзака, как подошедший папаша Жак
закрыл дверь в коридор, которая была приоткрыта. Я принялся размышлять о
причинах, побудивших к этому доброго старика, но тут в коридоре послышался
звук, словно по полу тащили чье-то тело. Я подумал о Ларсане, о мешке из-под
"лишнего трупа" и о Рультабийле.
Оставив Артура Ранса рядом с г-ном Дарзаком, я подбежал к окну. Я не
ошибся: во дворе появилось мрачное шествие.
Уже почти стемнело. Благодатная ночь опускалась на все вокруг. Я различил
Уолтера, сторожившего вход под потерну. Он смотрел в сторону первого двора,
готовый, очевидно, преградить путь любому, кто вздумал бы пройти во двор
Карла Смелого.
Я увидел, как Рультабийль и папаша Жак идут к колодцу, сгибаясь под
тяжестью какого-то темного предмета; предмет этот был мне хорошо знаком, но
в ту ужасную ночь в нем было тело другого человека... Мешок был тяжел. Они
положили его на край колодца. И тут я увидел, что колодец открыт - да, его
деревянная крышка стояла в стороне. Рультабийль вспрыгнул на край колодца и
полез внутрь. Делал он это уверенно, словно путь был ему уже знаком. Вскоре
голова его скрылась из виду. Тогда папаша Жак спихнул мешок внутрь и,
поддерживая его, наклонился над краем. Затем он выпрямился и закрыл колодец,
аккуратно положив на место крышку и придавив ее железными брусьями. Они при
этом звякнули, и я вспомнил, что этот звук озадачил меня в ту ночь, когда я
перед "открытием Австралии" бросился вслед за тенью, но та вдруг исчезла и я
оказался перед затворенной дверью Нового замка.
Но мне хотелось увидеть... До последней минуты мне хотелось увидеть,
узнать. Слишком много необъяснимого! Я знал только самую важную часть
правды, но не всю правду, мне кое-чего недоставало, чтобы понять все до
конца.
Выйдя из Квадратной башни, я отправился к себе в Новый замок и встал у
окна; мой взгляд пытался проникнуть во мрак, нависший над морем. Темная,
непроницаемая ночь. Ничего. Тогда я попробовал прислушаться, но не различил
даже скрипа весел. Вдруг далеко, очень далеко в море - во всяком случае, мне
показалось, что это происходит где-то у самого горизонта, рядом с узкой
красной полоской заката, украшавшей ночь последним отблеском дневного
солнца, - вдруг в эту полоску вошла какая-то тень, отнюдь не большая, но
мне, не видевшему ничего, кроме нее, она показалась колоссальной, громадной.
Тенью этой была лодка; словно бы сама скользнув по воде, она остановилась, и
из нее поднялся силуэт Рультабийля. Я узнал его, как если бы он находился в
двух метрах от меня. На фоне красной полоски все его жесты вырисовывались
необычайно отчетливо. Продолжалась сцена недолго. Он наклонился и сразу же
выпрямился, держа в руках мешок, чьи очертания сливались с его собственными.
Затем мешок упал во мрак, и я снова видел лишь маленький силуэт человека,
который простоял несколько секунд нагнувшись, затем опустился в лодку, и та
снова заскользила по воде, пока не вышла за пределы красной полоски. А потом
пропала и она.
Рультабийль опустил в воды залива Геркулес труп Ларсана.
Эпилог
Ницца, Кан, Сан-Рафаэль, Тулон... Без сожаления я следил, как проплывают
передо мной этапы моего обратного пути. На следующий день после завершения
этих ужасных событий я поспешил оставить Юг, поскорее оказаться в Париже,
погрузиться в свои дела, а главное, оказаться наедине с Рультабийлем,
который едет теперь в соседнем купе вместе с Дамой в черном. До последней
минуты, то есть до Марселя, где им предстоит расстаться, я не хочу мешать их
нежным, а быть может, и отчаянным излияниям, разговорам о будущем,
последнему прощанию. Несмотря на все уговоры Матильды, Рультабийль решил с
нею расстаться, ехать в Париж и продолжать работу в газете. У него хватило
твердости духа оставить супругов вдвоем. Дама в черном не смогла возражать
Рультабийлю: условия диктовал он. Он захотел, чтобы г-н и г-жа Дарзак
продолжали свадебное путешествие, как будто в Красных Скалах ничего
необычайного не произошло. Выезжал в это счастливое путешествие один Дарзак,
а закончит его - другой, однако для всех это будет один и тот же человек.
Г-н и г-жа Дарзак женаты. Их соединяет гражданский закон. Что же касается
закона церковного, то, по словам Рультабийля, это может решить лишь папа
римский, и супруги отправятся в Рим, чтобы все устроить и успокоить
угрызения совести. Пусть они будут счастливы, по-настоящему счастливы - они
этого заслужили.
Никто никогда не узнал бы о жуткой драме с мешком, в котором лежал
"лишний труп", если бы сейчас, когда я пишу эти строки, когда прошло уже
столько лет и можно не бояться скандального процесса, - если бы сейчас не
возникла необходимость познакомить публику с тайной Красных Скал, как в свое
время я познакомил ее с секретами Гландье. Все дело тут в мерзавце Бриньоле,
которому известно довольно много и который из Америки, куда он эмигрировал,
угрожает, что заставит нас все рассказать. Он собирается написать какой-то
мерзкий пасквиль, а поскольку профессор Стейнджерсон перешел в небытие, куда
по его теории каждый день исчезает все и откуда каждый день все появляется
снова, мы решили опередить события и поведать всю правду.
Бриньоль... Какова была его роль в этом ужасном деле? Сейчас - на
следующий день после развязки, сидя в поезде, который везет меня в Париж, в
