дыхание и вытянув вперед руки, словно движемся на ощупь в темноте, боясь на
что-нибудь натолкнуться. Мы подходим все ближе и, миновав участок тени,
отбрасываемой эвкалиптами, обнаруживаем человека, бьющегося в судорогах. Они
сотрясают все его тело. Человек в агонии - это Бернье! Он хрипит, безуспешно
пробует подняться, задыхается; из раны в его груди течет кровь; мы
наклоняемся над ним, и он успевает перед смертью выдохнуть два слова:
"Фредерик Ларсан!" Голова его безжизненно падает. Фредерик Ларсан! Он везде
и нигде. Опять он, и его нет! Это его рука: труп и, естественно, никого
рядом. Ведь единственный выход из места, где совершено преступление, - это
потерна, а там стояли мы вчетвером. Заслышав крики, мы тут же обернулись -
так быстро, что должны были успеть заметить движение убийцы. Но в ярком
свете дня мы никого не увидели. Движимые, как мне кажется, одною и той же
мыслью, мы идем в Квадратную башню, дверь в которую открыта, решительно
входим в комнаты Старого Боба - гостиная пуста. Мы открываем дверь в
спальню. Старый Боб, в цилиндре, спокойно лежит на кровати, рядом с ним
сидит пожилая женщина - матушка Бернье. Как они невозмутимы! Однако, увидев
наши лица, жена погибшего вскрикивает от ужаса в невольном предчувствии
трагедии. Она ничего не слышала. Она ничего не знает. Она хочет выйти,
увидеть, узнать - сама не зная что. Мы пытаемся ее удержать, но тщетно. Она
выходит из башни и видит труп. И вот уже в этой страшной полдневной жаре она
рыдает над истекающим кровью телом. Мы задираем ему рубашку и видим под
сердцем рану. Рультабийль выпрямляется с выражением, которое я у него уже
видел, когда он осматривал в Гландье рану на теле жертвы невероятного
убийства.
- Похоже, удар ножом точно такой же, - сообщает он. - Та же рука. Но где
нож?
Мы принимаемся искать повсюду нож, но безуспешно. Должно быть, убийца
унес его с собой. Где он? И кто он? Мы этого не знаем, но Бернье знал; быть
может, поэтому он и погиб. Фредерик Ларсан! С дрожью в голосе мы повторяем
последние слова умирающего.
Внезапно у выхода из потерны появляется князь Галич с газетой в руке. Он
движется в нашу сторону, не переставая читать. Вид у него насмешливый. М-с
Эдит подбегает к нему, вырывает у него газету и, указывая на труп, говорит:
- Этого человека только что убили. Ступайте за полицией.
Князь Галич смотрит на труп, потом на нас и, ни слова не говоря, поспешно
отправляется за полицейскими. Матушка Бернье все стонет. Рультабийль садится
на край колодца. Кажется, что у него не осталось больше сил. Вполголоса он
говорит м-с Эдит:
- Пусть наконец придет полиция. Вы ведь так этого хотели.
М-с Эдит бросает на него испепеляющий взгляд своих черных глаз. Я знаю, о
чем она думает. Она думает о своей ненависти к Рультабийлю, который, пусть
даже на секунду, заподозрил Старого Боба. Но ведь разве тот не находился во
время убийства у себя в спальне под присмотром матушки Бернье?
Рультабийль, лениво осмотрев оковки на крышке колодца, оказавшиеся
нетронутыми, ложится на его край, словно намереваясь хоть немного отдохнуть,
и еще тише спрашивает:
- А что вы скажете полиции?
- Все!
М-с Эдит произнесла это слово яростно, не разжимая губ. Рультабийль
горестно качает головой и закрывает глаза. По-моему, он побежден, просто
раздавлен. Робер Дарзак трогает его за плечо. Он предлагает обыскать
Квадратную башню, башню Карла Смелого, Новый замок и все службы в этом
дворе, откуда по всей логике убийца скрыться не мог. Журналист печальным
голосом отговаривает его. Разве мы с Рультабийлем что-нибудь ищем? Разве мы
искали что-то в Гландье, когда на наших глазах в таинственном коридоре
произошло явление распада материи и человек исчез? Нет, теперь-то я знаю,
что глазами искать Ларсана бессмысленно. За нашею спиной только что убит
человек. Мы слышали его крик. Мы обернулись, но не увидели ничего, кроме
яркого дневного света. Чтобы видеть по-настоящему, нужно закрыть глаза, как
только что сделал Рультабийль. Но, кажется, он открывает их снова? К нему
возвращается энергия. Он уже на ногах. Он воздевает к небу сжатый кулак.
- Это невозможно, - кричит он, - или рассудок больше ни на что не
годится!
Он становится на четвереньки и принимается обнюхивать каждый камешек,
крутится вокруг трупа и матушки Бернье, которую нам никак не удается увести
от тела мужа, крутится вокруг колодца, вокруг каждого из нас. Он напоминает
свинью, которая роется в грязи в поисках пищи; мы с любопытством, тупо и
мрачно наблюдаем за ним. Вдруг он встает и, взяв с земли щепотку пыли,
кидает ее в воздух с победным криком, словно пыль эта нарисовала ему образ
неуловимого Ларсана. Какую новую победу над тайной одержал молодой репортер?
Почему к нему снова вернулась уверенность? Почему его голос опять стал
звучен? Да, он обращается к Роберу Дарзаку как обычно звонко:
- Успокойтесь, сударь, ничего не изменилось.
И, повернувшись к м-с Эдит, добавляет:
- Теперь, сударыня, остается только ждать полицию. Надеюсь, она скоро
прибудет.
Несчастная женщина вздрагивает. Этот мальчишка опять ее напугал.
- Да, поскорее бы она явилась! И пусть сама всем занимается. Пускай
подумает за нас. Ничего не поделаешь! Поскорее бы она явилась, - говорит м-с
Эдит и берет меня за руку.
***
Внезапно из-под потерны появляется папаша Жак, за которым идут трое
жандармов. Это бригадир из Мортолы с двумя своими людьми - их предупредил
князь Галич, и они спешат на место преступления.
- Жандармы! Жандармы! Они говорят, что случилось преступление, -
восклицает папаша Жак, который еще ничего не знает.
- Спокойнее, папаша Жак! - громко говорит ему Рультабийль, а когда
запыхавшийся старик подходит к нему поближе, вполголоса добавляет: - Ничего
не изменилось, папаша Жак.
Но папаша Жак уже увидел труп Бернье.
- Ничего, если не считать еще одного трупа, - вздыхает он. - Это Ларсан!
- Это неизбежность, - отвечает Рультабийль.
Ларсан, неизбежность - разницы нет. Однако какой смысл заключен в словах
Рультабийля о том, что ничего не изменилось, - быть может, он имеет в виду,
что все вокруг нас, если не считать случайного трупа Бернье, продолжает
пугать м-с Эдит и меня, точно так же заставляя вздрагивать, а мы точно так
же ничего не понимаем?
Жандармы суетятся и что-то лопочут на своем непонятном диалекте. Бригадир
сообщает, что он только что звонил в расположенный неподалеку трактир
Гарибальди, где как раз завтракает "delegate" - комиссар из Винтимильи. Он
вскоре начнет расследование, а продолжит его судебный следователь, которому
тоже уже сообщили.
И "delegate" появляется. Он в восторге, хотя и не успел дозавтракать.
Преступление! Настоящее преступление в форте Геркулес! Он весь сияет, глаза
его горят. Он тотчас напускает на себя важный и озабоченный вид. Первым
делом велит бригадиру поставить одного жандарма у входа в замок с приказом
никого не выпускать. Затем становится на колени рядом с трупом. Другой
жандарм уводит в Квадратную башню матушку Бернье, которая рыдает еще громче.
"Delegate" осматривает рану. На хорошем французском объявляет:
- Экий славный удар ножом!
Комиссар просто очарован. Конечно, если ему удастся задержать преступника
тут же, он будет рад. Он смотрит на нас. Пристально разглядывает. Должно
быть, ищет среди нас преступника, чтобы выразить ему свое восхищение. Затем
встает.
***
- А как это произошло? - ободряюще спрашивает он, предвкушая удовольствие
выслушать хорошенькую криминальную историю. - Просто невероятно! - добавляет
он. - Невероятно! Я уже пять лет как "delegate", и за все это время ни
одного убийства. Господин судебный следователь...
Он замолкает, но мы мысленно заканчиваем фразу: "Господин судебный
следователь останется доволен!" Он отряхивает запылившиеся колени, утирает
лоб и повторяет:
"Невероятно!" - с южным выговором, который лишь удваивает его ликование.
Во двор входит новое действующее лицо: комиссар узнает в нем врача из
Ментоны, который пришел с визитом к Старому Бобу.
- Ах, доктор, как вовремя вы появились! Осмотрите-ка эту рану и скажите,
что вы думаете о таком ударе ножом. Постарайтесь до прибытия господина
следователя по возможности не сдвигать труп с места.
Врач исследует рану и засыпает нас массой технических подробностей.
Сомнения нет. Удар нанесен снизу вверх в область сердца, острие ножа явно
угодило в желудочек. Во время обмена мнениями между "delegate" и врачом
Рультабийль не сводит глаз с м-с Эдит, которая, ища поддержки, решительно
берет меня за руку. Она прячет глаза от взгляда Рультабийля, который ее
гипнотизирует, приказывая молчать. Я же чувствую, что ее распирает желание
все рассказать.
***
По просьбе "delegate" мы вошли в Квадратную башню и устроились в гостиной
Старого Боба, где сейчас начнется дознание и мы должны будем по очереди
рассказать обо всем, что видели и слышали. Матушку Бернье расспрашивают
первой, но что-нибудь вытащить из нее не удается. Она заявляет, что ей
ничего не известно. Она сидела в спальне Старого Боба и наблюдала за
раненым, когда мы влетели как сумасшедшие. Она сидела там уже с час, оставив
мужа в привратницкой башни Карла Смелого - он плел там веревку. Забавная
вещь, сейчас меня гораздо больше интересует не то, что я вижу и слышу, а то,
чего я не вижу, но жду. Заговорит ли м-с Эдит? Она упрямо смотрит в открытое
окно. Рядом с трупом, лицо которого закрыто платком, стоит жандарм. Так же
как и я, м-с Эдит вполуха слушает то, что происходит в гостиной. Взгляд ее
по-прежнему блуждает около трупа.
От возгласов "delegate" у нас заложило уши. Он выслушивает наши
объяснения, и его изумление начинает приобретать угрожающие размеры:
преступление ему кажется все более и более невероятным. Когда подходит
очередь м-с Эдит, он готов считать его просто немыслимым.
Допрос начинается. Она уже открывает рот для ответа, как вдруг слышится
невозмутимый голос Рультабийля:
- Посмотрите туда, где кончается тень от эвкалиптов. - А что там - где
кончается тень от эвкалиптов? - спрашивает "delegate".
- Орудие преступления, - отвечает Рультабийль. Он выпрыгивает через окно
во двор и из груды окровавленных камней извлекает острый и блестящий камень.
Он потрясает им перед нами.
Мы узнаем "самый древний скребок в ie?a".
Глава 19
Рультабийль закрывает железные ворота
Орудие преступления принадлежало князю Галичу, однако было известно, что
его украл Старый Боб; помнили все и о том, что, прежде чем сделать последний
вздох, Бернье обвинил в убийстве Ларсана. Образы Старого Боба и Ларсана у
нас перепутались, особенно когда Рультабийль поднял из лужи крови самый
древний скребок в мире. М-с Эдит сразу же поняла, что с этой минуты судьба
Старого Боба в руках Рультабийля. Ему достаточно шепнуть "delegate"
несколько слов относительно странных происшествий, сопровождавших неудачный
визит Старого Боба в пещеру Ромео и Джульетты, перечислить причины,
заставляющие подозревать, что Старый Боб и Ларсан - одно и то же лицо, а
также повторить обвинение, брошенное последней жертвой Ларсана, как все
подозрения правосудия падут на увенчанную париком голову престарелого
геолога. Конечно, будучи его племянницей, м-с Эдит верила, что живущий в
замке Старый Боб и есть ее истинный дядюшка, но благодаря смертоносному
скребку она внезапно поняла: невидимка Ларсан стягивает над головой Старого
Боба гибольные тучи, чтобы взвалить на него и вину за свое преступление, и
опасное бремя собственной личности; м-с Эдит затрепетала от страха за
