аптекарю. Там Дарзак, естественно, снял куртку; когда аптекарь начал
оказывать ему помощь, рукав рубашки нечаянно задрался до локтя, и я увидел у
локтевого сгиба правой руки большое родимое пятно, очертаниями удивительно
напоминающее австралийский материк. Пока аптекарь работал, я невольно
отмечал на этой "карте" места, где должны располагаться Мельбурн, Сидней и
Аделаида; более того, рядом с большим на руке находилось еще и маленькое
пятнышко, расположенное примерно там, где должен быть остров Тасмания.
И когда позже я случайно вспоминал этот случай с визитом к аптекарю и
родимым пятном, мне по вполне понятной ассоциации приходила на ум Австралия.
Вспомнил я о ней и в эту бессонную ночь.
Едва я, сидя на постели, успел поздравить себя с тем, что нашел столь
надежный способ проверить личность г-на Дарзака, и уже начал было
раздумывать, как лучше взяться за дело, чтобы выяснить все самому, слух мой
внезапно уловил какой-то звук. Через несколько секунд звук повторился;
казалось, под чьими-то медленными и осторожными шагами скрипят ступени.
Затаив дыхание, я подошел к двери, приложил ухо к замочной скважине и
прислушался. Сначала было тихо, затем ступени скрипнули опять. Сомнений не
было: кто-то шел по лестнице, причем старался делать это бесшумно. Я подумал
о тени, которую видел, когда входил во двор. Кто это мог быть и что этот
человек делал на лестнице? Поднимался? Спускался?
Опять тихо. Воспользовавшись этим, я надел брюки и, взяв револьвер,
осторожно, без скрипа, открыл дверь. Затаив дыхание, я дошел до перил и стал
ждать. Я уже говорил, в каком ветхом состоянии находился Новый замок. Унылый
свет луны падал наискось сквозь высокие окна каждой площадки; бледные, но
четкие квадраты лежали на темной, громадной лестнице. При таком освещении
запустение замка было еще ощутимей. Сломанные кое-где перила, ветхие
балясины, растрескавшиеся стены, на которых тут и там еще висели большие
куски обивки, - все это не производило впечатления днем, но сейчас поразило
меня, и я подумал, что в такой обстановке вполне уместно какое-нибудь
привидение. Мне и в самом деле было страшно. Только что чья-то тень
буквально выскользнула у меня из рук, когда я уже почти к ней прикоснулся.
Но призраки гуляют по древнему замку, не скрипя ступенями. Правда, больше
ступени и не скрипели.
Внезапно, нагнувшись над перилами, я снова увидел тень. Она была ярко
освещена и, что совершенно не свойственно тени, стала светлой. Я узнал в ней
Робера Дарзака.
Он как раз достиг первого этажа и теперь шел по вестибюлю, подняв голову,
словно чувствовал тяжесть моего взгляда. Я инстинктивно отпрянул. Когда же я
вернулся на свой наблюдательный пост, то увидел, как он скрывается в
коридоре, ведущем к лестнице в другой части здания. Что это значит? Что
Робер Дарзак делает ночью в Новом замке? Почему он так старается, чтобы его
никто не заметил? У меня в голове пронеслись тысячи подозрений, точнее,
опять зароились все недавние скверные мысли, и я отправился за Дарзаком
"открывать Австралию".
Я добрался до коридора, как раз когда он из него вышел и начал все так же
осторожно подниматься по трухлявым ступеням другой лестницы. Спрятавшись в
коридоре, я видел, как он остановился на первой площадке и открыл какую-то
дверь. Потом я не видел больше ничего: он попал в темноту и, по-видимому,
вошел в комнату. Я поднялся к этой двери, которая оказалась закрытой, и в
полной уверенности, что он в комнате, трижды коротко постучал. Затем я стал
ждать. Сердце мое бешено колотилось. В этих комнатах никто не жил, они были
заброшены. Что делает здесь Робер Дарзак?
Прошли минуты две, показавшиеся мне бесконечными, и, так как мне никто не
ответил и не открыл, я постучал снова и снова стал ждать. И вот дверь
отворилась, и Робер Дарзак совершенно естественно спросил:
- Это вы, Сенклер? Что вам нужно, друг мой?
- Я хочу знать, что вы тут делаете в такой час? - придушенным голосом
ответил я, нащупывая в кармане револьвер, так как в глубине души мне было
страшно. Он спокойно чиркнул спичкой и проговорил:
- Как видите, собираюсь ложиться спать. Он зажег свечу и поставил ее на
стул - в этой запущенной комнате не было даже плохонького ночного столика.
Одна лишь кровать в углу, которую он, должно быть, принес сюда днем,
составляла меблировку комнаты.
- Я полагал, что эту ночь вы проведете рядом с госпожой Дарзак и
профессором, на втором этаже "Волчицы".
- Там слишком мало места, и я стеснил бы госпожу Дарзак, - с горечью
ответил бедняга. - Вот я и попросил Бернье принести мне кровать сюда. Да и
какая разница, где лежать, - я ведь все равно не сплю.
Мы помолчали. Мне было стыдно за свои нелепые выдумки. Откровенно говоря,
угрызения совести были столь сильны, что я не сдержался. Я признался ему во
всем: в своих постыдных подозрениях, в том, как, увидев его таинственные
ночные блуждания по Новому замку, подумал, что имею дело с Ларсаном, в том,
как решил отправиться "открывать Австралию". Я не скрыл от него, что в
течение какого-то времени связывал все свои надежды с "Австралией".
Выслушав меня с необычайно горестным видом, Дарзак спокойно засучил
рукав, поднес руку к свече и показал мне родимое пятно, которое должно было
привести меня в чувство. Мне не хотелось даже смотреть на него, но Дарзак
настоял, чтобы я его потрогал, и я убедился, что это самое обычное родимое
пятно, на котором можно поставить точки с названиями городов - Сидней,
Мельбурн, Аделаида, - и что рядом есть маленькое пятнышко, формой
напоминающее Тасманию.
- Можете потереть, - добавил он весьма рассудительным тоном, - оно не
сойдет.
Со слезами на глазах я снова принялся просить у него прощения, но он не
хотел меня прощать, прежде чем я не дерну его изо всех сил за бороду. Я
послушался, и в руках у меня она не осталась.
Только после этого он позволил мне идти спать, что я и сделал, обозвав
себя дураком.
Глава 17
Необыкновенные приключения Старого Боба
Когда я проснулся, моя первая мысль была о Ларсане. Я уже был не в
состоянии верить ни себе, ни другим, ни в то, что он мертв, ни в то, что
жив. Быть может, он был вовсе не так тяжело ранен, как мы подумали? Да что я
говорю? Быть может, он был вовсе не мертв, как это показалось сначала? Мог
ли он выбраться из мешка, сброшенного Дарзаком в Кастийонскую расселину? В
конце концов, это было вполне возможно или, точнее, в этом предположении не
было ничего, что превосходило бы способности Ларсана, тем более что Уолтер
объяснил нам, что нашел мешок в трех метрах от устья расселины, на
естественном выступе, о существовании которого г-н Дарзак и не подозревал,
сбрасывая останки Ларсана в бездну.
Затем я подумал о Рультабийле. Что он делает все это время? Зачем уехал?
Никогда еще он не был так нужен в форте Геркулес. Если он опоздает, то
сегодня скандала между Раисами и Дарзаками не избежать.
В этот миг в дверь постучали, и папаша-Бернье передал мне короткую
записку от моего друга, которую какой-то маленький бродяжка сунул в руку
папаше Жаку. Рультабийль писал: "Вернусь сегодня утром. Встаньте поскорее и
не откажите в любезности набрать для меня к завтраку прекрасных моллюсков,
которых так много на камнях у мыса Гарибальди. Не теряйте ни минуты.
Приветствую и благодарю. Рультабийль". Эта записка навела меня на
размышления: я знал из опыта, что, когда Рультабийль на первый взгляд
занимается пустяками, на самом деле он делает весьма серьезные дела.
Я поспешно оделся и, вооружившись старым ножом, которым снабдил меня
папаша Бернье, отправился выполнять фантазию моего друга. Когда я прошел
через северные ворота, не встретив никого в этот ранний час (было около семи
утра), ко мне присоединилась м-с Эдит, и я рассказал ей о записке
Рультабийля. М-с Эдит, крайне обеспокоенная затянувшимся отсутствием
дядюшки, нашла записку странной и тревожной и отправилась со мною за
моллюсками. По пути она сообщила мне, что дядюшка не прочь порой отлучиться
на несколько деньков, и до этой минуты она сохраняла надежду, что с его
возвращением все объяснится, однако теперь ей опять не дает покоя мысль: а
вдруг по какой-то трагической ошибке Старый Боб стал жертвой мщения
Дарзаков?
Затем она процедила сквозь свои прелестные зубки смутную угрозу в адрес
Дамы в черном, добавила, что ее терпения хватит лишь до полудня, и смолкла.
Мы принялись собирать моллюсков для Рультабийля. М-с Эдит была босиком, я
тоже. Однако босые ножки м-с Эдит занимали меня гораздо больше, нежели
моллюски. Дело в том, что, бродя по заливу Геркулеса, я обнаружил, что ножки
м-с Эдит прекраснее самых дивных морских раковин; они заставили меня начисто
забыть о моллюсках, и Рультабийлю пришлось бы завтракать без них, если бы не
удивительное рвение молодой женщины. Она шлепала по морской воде и
засовывала нож под камни изящно, но несколько нервно, что, впрочем, было ей
очень к лицу. Внезапно мы, словно сговорившись, выпрямились и навострили
уши. Со стороны пещер донесся чей-то крик. Рядом с пещерой Ромео и Джульетты
мы различили небольшую кучку людей, призывно махавших нам руками.
Подгоняемые предчувствием, мы поспешили к берегу. Вскоре мы узнали, что двое
рыбаков, услышав чьи-то стоны, обнаружили в провале пещеры какого-то
бедолагу, который, свалившись туда, по-видимому, долгое время пролежал без
сознания.
Мы не ошиблись. На дне ямы лежал Старый Боб. Когда его извлекли на свет
божий, он являл собою весьма жалкое зрелище: изящный черный сюртук был
грязен, измят, а кое-где и разорван. М-с Эдит не смогла сдержать слез, когда
увидела, что ключица и нога ученого вывихнуты, а сам он бледен как смерть.
По счастью, все обошлось. Через десять минут он, согласно ее
распоряжениям, уже лежал у себя на постели в Квадратной башне. Но
представьте себе: этот упрямец до прихода врача отказался раздеться и
расстаться со своим сюртуком! Сгорая от волнения, м-с Эдит устроилась у его
изголовья, однако, как только пришел врач, Старый Боб потребовал, чтобы
племянница немедленно оставила его и вышла из Квадратной башни. Он заставил
ее даже закрыть дверь.
Эта последняя предосторожность нас весьма озадачила. Мы собрались во
дворе Карла Смелого - г-жа и г-н Дарзак, Артур Ранс и я, а также папаша
Бернье, который ждал удобного случая, чтобы узнать у меня новости. Выйдя
после прибытия врача из Квадратной башни, м-с Эдит подошла к нам и сказала:
- Будем надеяться, ничего очень уж серьезного. Старый Боб человек
крепкий. Ну что я вам говорила? И сейчас повторяю: это просто старый шут -
он, видите ли, хотел похитить череп князя Галича! Зависть ученого! Уж и
посмеемся мы, когда он поправится!
Тут дверь Квадратной башни распахнулась, и показался верный слуга Старого
Боба Уолтер. Он был бледен и встревожен.
- Сударыня! - воскликнул он. - Он истекает кровью. Он не хотел, чтобы я
говорил, но его нужно спасать.
М-с Эдит исчезла за дверью Квадратной башни. Мы войти не решались. Вскоре
она появилась снова:
- Ах, это ужасно! У него разбита вся грудь. Я протянул ей руку, и она
оперлась на нее, Артур же Ранс, как ни странно, прогуливался тем временем по
валу, заложив руки за спину и насвистывая. Я постарался успокоить м-с Эдит и
высказал ей свое сочувствие, однако супруги Дарзак остались равнодушны к
горю молодой женщины.
Через час в замке появился Рультабийль. Я поджидал своего приятеля, стоя
на западном валу, и, как только заметил его на берегу, сразу же бросился
