- В небрежности! - воскликнул Бернье, и его бледное лицо побагровело. - В
небрежности! Да я из привратницкой и коридора ни на шаг. Ключ все время был
при мне, и, клянусь вам, после вашего посещения в пять часов в комнаты никто
не заходил, кроме господина Робера и госпожи Дарзак. Я, конечно, не считаю
тот раз, когда вы с господином Сенклером заходили около шести.
- Вот как! - отозвался Рультабийль. - Не хотите ли вы, чтобы я поверил,
что этого типа - мы ведь забыли, как его зовут, не так ли, Бернье? - этого,
скажем так, человека убили в комнатах супругов Дарзак, когда его там не
было?
- Нет! Могу вас уверить, он там был.
- Да, но как он туда попал? Вот о чем я вас спрашиваю, Бернье. И вы один
можете ответить на этот вопрос: ведь когда господина Дарзака не было, ключ
находился у вас; когда же ключ был у него, он не выходил из комнаты, а
спрятаться там в его присутствии никто не мог. - Вот в этом-то и загвоздка,
сударь. И господина Дарзака это просто поставило в тупик. И я ответил ему
так же, как вам: в этом-то и загвоздка.
- Когда мы с господином Сенклером и господином Дарзаком вышли около
четверти седьмого из его комнаты, вы сразу же заперли дверь?
- Да, сударь.
- А когда вы отперли ее снова?
- Единственный раз, вечером, когда впускал господина и госпожу Дарзак.
Господин Дарзак только что пришел, а госпожа Дарзак некоторое время до этого
сидела в гостиной господина Боба, откуда как раз вышел господин Сенклер. Они
встретились в коридоре, и я отпер им дверь. Вот и все. Как только они вошли,
я услышал, что дверь заперли на задвижку.
- Значит, между четвертью седьмого и этим моментом вы дверь не отпирали?
- Ни разу.
- А где вы были все это время?
- Перед дверью в привратницкую, наблюдал за дверью в комнаты. В половине
седьмого мы даже там с женой пообедали - прямо в коридоре, за маленьким
столиком. Дверь в башню была открыта, и нам показалось, что в коридоре
посветлее и повеселее. После обеда я стоял на пороге привратницкой, курил и
болтал с женой. Мы разместились так, что, даже если бы захотели, не смогли
бы не видеть дверь в комнату господина Дарзака. Это какая-то тайна - еще
более невероятная, чем тайна Желтой комнаты! Там не было известно, что
произошло раньше. Но здесь-то, сударь, здесь-то! Что было раньше - известно,
потому что в пять часов вы сами побывали в комнатах и убедились, что там
никого нет; известно и все, что было затем, - или ключ был у меня в кармане,
или господин Дарзак был в комнате. Он ведь сразу увидел бы, что дверь
открывается и входит убийца, да и я постоянно был в коридоре и следил за
дверью. Никто незаметно пройти не мог. Что было потом - тоже известно. Да и
никакого "потом" не было - просто погиб человек. Но значит, он там был? Вот
в чем загвоздка.
- А между пятью часами и минутой, когда случилась драма, вы точно не
уходили из коридора?
- Честное слово, не уходил!
- Вы в этом уверены? - продолжал настаивать Рультабийль.
- Ах, извините, сударь! В какой-то момент вы меня позвали.
- Ладно, Бернье. Я просто хотел выяснить, помните ли вы об этом.
- Но это длилось одну-две минуты, а господин Дарзак был тогда у себя и не
выходил. Здесь какая-то тайна!
- Откуда вы знаете, что в течение этих двух минут он не выходил?
- Черт побери, да если бы он вышел, моя жена, сидевшая в привратницкой,
сразу бы его увидела. И потом, это бы все объясняло, и ни он, ни госпожа
Дарзак так не удивлялись бы. Мне ведь пришлось повторить ему несколько раз:
вплоть до его возвращения вечером вместе с госпожою Дарзак никто, кроме него
в пять часов и вас - в шесть, в комнату не заходил. Он так же, как вы, все
не хотел мне верить. Я поклялся ему в этом над телом мертвеца.
- Где был мертвец?
- У него в комнате.
- Человек этот точно был мертв?
- Нет, он еще дышал. Я слышал.
- Значит, это был не мертвец, папаша Бернье.
- Но он был все равно что мертвец! Подумайте только, господин
Рультабийль, ему же выстрелили в сердце.
Наконец-то папаша Бернье дошел в своем рассказе до убитого. Видел ли он
его? Каков он был? Похоже, все это было для Рультабийля не главным.
Репортера более всего занимал вопрос, каким образом мертвец оказался в
комнате. Как пришел человек, нашедший там свою смерть?
К сожалению, папаша Бернье мало что знал. Ему показалось, что все
произошло молниеносно; в это время он был за дверьми. Едва он потихоньку
вошел в привратницкую и приготовился лечь, как из комнат супругов Дарзак
раздался страшный шум. Бернье с женой замерли. Загрохотала мебель,
послышались удары в стену. "В чем дело?" - проговорила матушка Бернье, и тут
же они услышали голос г-жи Дарзак, звавшей на помощь. Мы, сидя в комнате
Нового замка, этого крика не слышали. Мамаша Бернье от ужаса лишилась сил, а
сам Бернье, подбежав к двери комнаты г-на Дарзака, стал в нее ломиться,
требуя, чтобы ему отперли. По ту сторону двери борьба продолжалась уже на
полу. Он слышал тяжелое дыхание двух мужчин и узнал голос Ларсана, который
выкрикнул: "Теперь ты от меня не уйдешь!" Потом он услышал, как г-н Дарзак
из последних сил, полузадушенным голосом позвал на помощь жену:
"Матильда! Матильда!" Очевидно, Ларсан подмял его под себя, но тут
раздался спасительный выстрел. Звук выстрела напугал папашу Бернье меньше,
чем вопль, которым он сопровождался. Казалось, что г-н Дарзак, издавший
крик, смертельно ранен. Бернье не мог взять в толк одного - поведения г-жи
Дарзак. Почему она не открыла дверь, когда подоспела помощь? Почему не
отперла задвижку? Наконец, почти сразу после выстрела, дверь, в которую не
переставая барабанил папаша Бернье, отворилась. Комната была погружена во
мрак, но это привратника не удивило: во время борьбы свеча, свет которой
виднелся из-под двери, внезапно погасла и послышался шум упавшего
подсвечника. Дверь открыла г-жа Дарзак; ее муж неясной тенью нагнулся над
хрипящим на полу и, по-видимому, умирающим человеком. Бернье крикнул жене,
чтобы та принесла свет, но г-жа Дарзак воскликнула: "Нет! Света не нужно!
Главное, чтобы он не узнал!", после чего бросилась ко входной двери с
криком: "Он идет! Идет! Я слышу! Откройте дверь! Папаша Бернье, откройте
дверь! Я хочу его встретить!" Папаша Бернье пошел отпирать дверь, а она все
повторяла: "Спрячьтесь! Уходите! Только бы он ничего не узнал".
Папаша Бернье продолжал:
- Вы влетели как ураган, господин Рультабийль. И она сразу увела вас в
гостиную Старого Боба. Вы ничего не заметили. А я остался с господином
Дарзаком. Человек на полу перестал хрипеть. Господин Дарзак, все еще
склоняясь над ним, проговорил: "Бернье, несите мешок и камень; выбросим его
в море, и никто никогда о нем не услышит".
- Тогда, - рассказывал далее Бернье, - я вспомнил о мешке с картошкой:
ведь жена снова собрала картошку в мешок. Я опять высыпал ее и принес мешок.
Мы старались как можно меньше шуметь. Тем временем хозяйка, по-видимому,
рассказывала вам в гостиной Старого Боба всякие небылицы, а господин Сенклер
расспрашивал в привратницкой жену. Господин Дарзак связал труп, и мы
потихоньку засунули его в мешок. Тут я сказал господину Дарзаку: "Не советую
бросать его в воду. У берега недостаточно глубоко. Иногда море бывает здесь
таким прозрачным, что видно дно". "Так что же мне с ним делать?" - шепотом
спросил господин Дарзак. "Честное слово, сударь, не знаю, - ответил я. -
Все, что можно было сделать для вас, для хозяйки, для всех, чтобы защитить
их от такого разбойника, как Ларсан, я сделал. Не просите у меня ничего
больше, и храни вас господь!" Я вышел из комнаты и в привратницкой нашел
вас, господин Сенклер. А потом по просьбе господина Дарзака вы пошли к
господину Рультабийлю. Что же до моей жены, то она чуть не лишилась чувств,
внезапно увидев, что господин Дарзак цел и невредим. И я тоже. Видите, руки
у меня в крови? Только бы нам не попасть в беду, но, в конце концов, мы
исполнили свой долг. Это был гнусный разбойник! Но знаете, что я вам скажу?
Такую историю не скроешь; лучше бы сразу все рассказать полиции. Я обещал
молчать и буду молчать сколько смогу, но я рад, что облегчил душу перед вами
- вы же друзья с хозяевами и, быть может, заставите их прислушаться к голосу
разума. Почему они все скрывают? Разве это не честь - убить самого Ларсана?
Простите, что я опять произнес это имя, я знаю, это грязное имя. Разве это
нечестно - избавить от него всех и избавиться самим? Да, и еще насчет
богатства! Госпожа Дарзак обещала мне богатство, если я буду молчать. А что
мне с ним делать? Разве не лучшее богатство - служить этой бедняжке? Нет,
богатство мне ни к чему. Но пусть она все расскажет. Чего ей бояться? Я
спросил у нее об этом, когда вы якобы отправились спать и мы остались в
башне наедине с трупом. Я сказал ей: "Вы должны в голос кричать, что убили
его. Все вам только спасибо скажут". А она ответила: "Слишком много уже было
скандалов, Бернье. Насколько это зависит от меня и если это вообще возможно,
мы постараемся все скрыть. Мой отец этого не перенесет". Я ничего ей не
ответил, хотя меня так и подмывало сказать: "А если об этом узнают позже, то
решат, что дело тут нечисто, и тогда уж ваш папенька точно умрет". Но она
так решила. Хочет, чтобы все молчали. Ладно, будем молчать, и довольно об
этом.
Направившись к двери, Бернье показал на свои руки:
- Пойду отмывать кровь этой свиньи. Рультабийль остановил его:
- А что говорил по этому поводу господин Дарзак? Каково его мнение?
- Только повторял: "Как решит госпожа Дарзак, так и будет. Слушайтесь ее,
Бернье". Пиджак у него был порван, горло расцарапано, но он не обращал на
это внимания. Его интересовало лишь одно: каким образом этот мерзавец к нему
проник. Говорю вам, он никак не мог опомниться, и я объяснял ему снова и
снова. Первые его слова по этому поводу были вот какие: "Но ведь когда я
вошел в комнату, там никого не было, и я сразу же заперся на задвижку".
- Где это происходило?
- В привратницкой, рядом сидела моя жена; бедняжка словно одурела.
- А труп? Где был труп?
- В комнате господина Дарзака.
- А как все же решили от него избавиться?
- Я точно не знаю, но что-то они придумали, потому что господин Дарзак
сказал мне: "Бернье, прошу вас о последней услуге: ступайте в конюшню и
запрягите в двуколку Тоби. По возможности не будите Уолтера. Если он все же
проснется и потребует объяснений, тогда и ему, и Маттони, который охраняет
потерну, скажите следующее: "Это для господина Дарзака, ему в четыре утра
нужно быть в Кастелларе, он отправляется в Альпы". А госпожа Дарзак
добавила: "Если встретите господина Сенклера, ничего ему не говорите, а
приведите его ко мне; если же встретите Рультабийля, ничего не говорите и не
делайте". Ведь знаете, сударь, хозяйка хотела, чтобы я вышел, только когда
окно в вашей комнате будет закрыто, а свет погашен. А потом нам еще труп
доставил неприятные минуты: мы-то думали, человек умер, а он возьми и
вздохни, да еще как! Остальное, сударь, вы видели и теперь знаете не меньше
моего. Помилуй нас бог!
Когда Бернье закончил эту невероятную историю, Рультабийль искренне
поблагодарил его за преданность хозяевам, посоветовал обо всем помалкивать,
извинился за свою грубость и приказал ничего не говорить г-же Дарзак о
только что закончившемся допросе. Уходя, Бернье протянул ему руку, но
Рультабийль отдернул свою:
- Нет, Бернье, вы весь в крови.
Наконец привратник отправился к Даме в черном.
- Итак, - начал я, когда мы остались одни, - Ларсан мертв?
- Боюсь, что да, - ответил Рультабийль.
- Боитесь? Почему?
