пичным образцом таких тестов являются тесты умственного развития. В их
основе лежит следующая процедура: прежде всего, допускается существова-
ние некоего "психологического флогистона", именуемого интеллектуальной
одаренностью; далее изобретается ряд вопросов-задач, среди которых отби-
раются те, которые обладают наибольшей дифференцирующей силой, и из них
составляется "тестовая батарея"; наконец, на основании статистической
обработки результатов большого числа испытаний количество правильно ре-
шаемых задач, включенных в такую батарею, соотносится с возрастом, расо-
вой или социальной принадлежностью испытуемых. Определенный эмпирически
установленный процент решений принимается за единицу, а отклонение от
него записывается в виде дроби, которая якобы и выражает "интеллекту-
альный коэффициент", присущий данному индивиду или группе.
Несостоятельность методологии такого рода тестов очевидна. Ведь
единственным критерием, на основании которого вводятся те или иные тес-
товые задачи, является их валидность, т. е. степень соответствия ре-
зультатов их решения тем или иным косвенным же выражениям тестируемых
психологических особенностей. Это и вызвало к жизни специальную психоло-
гическую дисциплину - так называемую тестологию. Нетрудно увидеть, что
за подобной трансформацией методической техники в самостоятельную дис-
циплину кроется не что иное, как подмена теоретического исследования
грубой прагматикой.
Хочу ли я этим сказать, что от психологических тестов нужно отка-
заться? Нет, конечно. Я воспользовался примером давно дискредитировавших
себя тестов одаренности, чтобы еще раз подчеркнуть необходимость серьез-
ного теоретического анализа даже и при решении таких вопросов, которые
на первый взгляд кажутся узкометодическими.
Я остановился на тех трудностях, которые испытывает научная психоло-
гия, и ничего не говорил о ее бесспорных и очень серьезных достижениях.
Но именно осознание этих трудностей и составило, так сказать, критичес-
кое содержание данной книги. Оно, однако, не является единственным фун-
даментом, на который опираются развиваемые в ней позиции. К ним во мно-
гом привел положительный опыт конкретно-психологических исследований -
как моих собственных, так и проведенных другими учеными. Результаты этих
исследований я постоянно имел в виду, хотя прямо они упоминаются лишь
изредка, в качестве беглых иллюстраций; в большинстве же случаев они
вовсе оставались за пределами изложения. Последнее объясняется необходи-
мостью отказаться от длинных отступлений, чтобы сделать общую авторскую
концепцию более наглядной и обозримой.
По этой же причине книга не претендует и на то, чтобы дать обзор на-
учной литературы по затрагиваемым вопросам. Многие важные и известные
читателю работы в ней не цитируются, хотя и подразумеваются. Так как это
может создать неправильное впечатление, я должен подчеркнуть, что если
эти психологические работы и остались неназванными, то этот отнюдь не
потому, что они, на мой взгляд, не заслуживают внимания. Не иначе обсто-
ит дело и с философско-историческими источниками: читатель без труда об-
наружит теоретические рассуждения, за которыми скрывается анализ некото-
рых прямо не называемых категорий домарксистской классической философии.
Все это - потери, восстановить которые можно только в новой, совершенно
по-другому написанной большой книге. К сожалению, такой возможности у
меня сейчас просто нет.
Почти всякую теоретическую работу можно прочитать по-разному, подчас
совершенно иначе, чем она представляется автору. Поэтому я хочу вос-
пользоваться возможностью сказать в предисловии о том, что на страницах
этой книги является, на мой взгляд, главным.
Я думаю, что главное в этой книге состоит в попытке психологически
осмыслить категории, наиболее важные для построения целостной системы
психологии как конкретной науки о порождении, функционировании и строе-
нии психического отражения реальности, которое опосредствует жизнь инди-
видов. Это - категория предметной деятельности, категория сознания чело-
века и категория личности.
Первая из них является не только исходной, но и важнейшей. В советс-
кой психологии это положение высказывается постоянно, но раскрывается
оно существенно по-разному. Центральный пункт, образующий как бы водо-
раздел между различным пониманием места категории деятельности, состоит
в том, рассматривается ли предметная деятельность лишь как условие пси-
хического отражения и его выражение, или же она рассматривается как про-
цесс, несущий в себе те внутренние движущие противоречия, раздвоения и
трансформации, которые порождают психику, являющуюся необходимым момен-
том собственного движения деятельности, ее развития. Если первая из этих
позиций выводит исследование деятельности в ее основной форме - в форме
практики - за пределы психологии, то вторая позиция, напротив, предпола-
гает, что деятельность независимо от ее формы входит в предмет психоло-
гической науки, хотя, разумеется, совершенно иначе, чем она входит в
предмет других наук.
Иными словами, психологический анализ деятельности состоит, с точки
зрения этой второй позиции, не в выделении из нее ее внутренних психи-
ческих элементов для дальнейшего обособленного их изучения, а в том,
чтобы ввести в психологию такие единицы анализа, которые несут в себе
психическое отражение в его неотторжимости от порождающих его и им опос-
редствуемых моментов человеческой деятельности. Эта защищаемая мною по-
зиция требует, однако, перестройки всего концептуального аппарата психо-
логии, которая в данной книге лишь намечена и в огромной степени предс-
тавляется делом будущего.
Еще более трудной в психологии является категория сознания. Общее
учение о сознании как высшей, специфически человеческой форме психики,
возникающей в процессе общественного труда и предполагающей функциониро-
вание языка, составляет важнейшую предпосылку психологии человека. Зада-
ча же психологического исследования заключается в том, чтобы, не ограни-
чиваясь изучением явлений и процессов на поверхности сознания, проник-
нуть в его внутреннее строение. Но для этого сознание нужно рассматри-
вать не как созерцаемое субъектом поле, на котором проецируются его об-
разы и понятия, а как особое внутреннее движение, порождаемое движением
человеческой деятельности.
Трудность состоит здесь уже в том, чтобы выделить категорию сознания
как психологическую, а это значит понять те реальные переходы, которые
связывают между собой психику конкретных индивидов и общественное созна-
ние, его формы. Этого, однако, нельзя сделать без предварительного ана-
лиза тех "образующих" индивидуального сознания, движение которых харак-
теризует его внутреннюю структуру. Изложение опыта такого анализа, в ос-
новании которого лежит анализ движения деятельности, и посвящена специ-
альная глава книги. Не мне, разумеется, судить о том, является ли этот
опыт удачным. Я хочу только обратить внимание читателя на то, что психо-
логическая "тайна сознания" остается закрытой для любого метода, за иск-
лючением метода, открытого Марксом, позволяющего демистифицировать при-
роду сверхчувственных свойств общественных объектов, к которым принадле-
жит также и человек как субъект сознания.
Наибольшие, вероятно, возражения могут вызвать развиваемые мной
взгляды на личность как предмет собственно психологического изучения. Я
думаю так потому, что они решительно не совместимы с теми метафизически-
ми культур-антропологическими концепциями личности (как и с теориями
двойной ее детерминации - биологической наследственностью и социальной
средой), которые наводняют сейчас мировую психологию. Несовместимость
эта особенно видна при рассмотрении вопроса о природе так называемых
внутренних двигателей личности и вопроса о связи личности человека с его
соматическими особенностями.
Широко распространенный взгляд на природу потребностей и влечений че-
ловека заключается в том, что они-то и суть определители деятельности
личности, ее направленности; что, соответственно, главную задачу психо-
логии составляет изучение того, какие потребности свойственны человеку и
какие психические переживания (влечения, желания, чувства) они вызывают.
Другой взгляд, в отличие от первого, состоит в том, чтобы понять, каким
образом развитие самой деятельности человека, ее мотивов и средств
трансформирует его потребности и порождает новые потребности, в ре-
зультате чего меняется их иерархия, так что удовлетворение некоторых из
них низводится до статуса лишь необходимых условий деятельности челове-
ка, его существования как личности.
Нужно сказать, что защитниками первой, антропологической или, лучше
сказать, натуралистической точки зрения, выдвигается множество аргумен-
тов, в том числе такие, которые метафорически можно назвать аргументами
"от желудка". Конечно, наполнение желудка пищей - непременное условие
любой предметной деятельности, но психологическая проблема заключается в
другом: какова будет эта деятельность, как пойдет ее развитие, а вместе
с ним и преобразование самих потребностей.
Если я выделил здесь данный вопрос, то это потому, что в нем сталки-
ваются противоположные воззрения на перспективу изучения личности. Одно
из них ведет к построению психологии личности, исходящей из примата, в
широком смысле слова, потребления (на языке бихевиористов - "подкрепле-
ния"); другое - к построению психологии, исходящей из примата дея-
тельности, в которой человек утверждает свою человеческую личность.
Второй вопрос - вопрос о личности человека и его телесных особеннос-
тях - заостряется в связи с тем положением, что психологическая теория
личности не может строиться, опираясь главным образом на различия конс-
титуций человека. Как же можно в теории личности обойтись без привычных
ссылок на конституции Шелдона, факторы Айзенка, наконец, на павловские
типы высшей нервной деятельности? Соображение это тоже возникает из ме-
тодологического недоразумения, которое во многом зависит от неоднознач-
ности самого понятия "личность". Неоднозначность эта, однако, исчезает,
если принять то известное марксистское положение, что личность есть осо-
бое качество, которое природный индивид приобретает в системе обществен-
ных отношений. Проблема тогда неизбежно обращается: антропологические
свойства индивида выступают не как определяющие личность или входящие в
ее структуру, а как генетически заданные условия формирования личности
и, вместе с тем, как то, что определяет не ее психологические черты, а
лишь формы и способы их проявления. Например, агрессивность как черта
личности, конечно, будет проявляться у холерика иначе, чем у флегматика,
но объяснить агрессивность особенностью темперамента как же научно бесс-
мысленно, как искать объяснения войн в свойственном людям инстинкте
драчливости. Таким образом, проблема темперамента, свойств нервной сис-
темы и т.п. не "изгоняется" из теории личности, а выступает в ином, нет-
радиционном плане - как вопрос об использовании, если так можно выра-
зиться, личностью врожденных индивидуальных свойств и способностей. И
это - очень важная для конкретной характерологии проблема, которая, как
и ряд других проблем, осталась в данной книге не рассмотренной.
Оговорки, сделанные в этом предисловии (а они могли быть еще более
многочисленными), вызваны тем, что автор видел свою задачу не столько в
утверждении тех или иных конкретно-психологических положений, сколько в
поиске метода их добывания, вытекающего из историко-материалистического
учения о природе человека, его деятельности, сознания и личности.
В заключение мне осталось сказать несколько слов о композиции книги.
Содержащиеся в ней мысли уже были высказаны в прежних публикациях авто-
