как бледно-салатный диск. Но не зеленоватые тучи закрывали ее поверхность,
а триллионы насекомых гораздо меньше комара. Насекомые эти, получившие
название зеленушек (Gorilles Viridans Ohrentangi L), выполняли функции
земных водорослей, поскольку обладали способностью к фотосинтезу; паря на
границе стратосферы, за миллиард лет они насытили атмосферу кислородом. А
так как, образно выражаясь, тамошние пастбища реяли в небесах, эволюция
высших животных тоже рвалась наверх, и уже начиная с первых рептилий и
пресмыкающихся пошли летающие виды, аналог наших травоядных, и чем лучше
они летали, тем успешней пользовались неисчислимыми запасами пищи в
зеленых живых облаках Энции. Покрытосемянные растения не появились здесь
никогда, а болотные вместо хлорофилла содержат неизвестный на Земле
дыхательный пигмент, который разлагает сульфиды и сульфаты, обильно
смываемые с вулканических плоскогорий в грязеан. Животные,
приспособившиеся к такой сульфидной пище, не могли распространиться по
всей планете и оказались прикованы к трясинным пастбищам, в том числе
самые крупные из них - курдли. У этих животных было множество паразитов и
симбионтов "небесного", как выражается профессор Гориллес, происхождения,
так как многочисленные виды зеленушек, утрачивая зеленый пигмент, а вместе
с ним нередко и крылышки, переходили на мясную пищу, сопутствуя крупным
стадам рептилий и прочих земноводных, обитающих на загрязьях. Перспективы
развития жизни, как объясняет доктор Ахиллес Павиани (на которого
ссылается Гориллес), определяется кормовой пирамидой в целом, то есть тем,
кто кого на данной планете ест и кем, в свою очередь, поедаем. Сульфидными
растениями (Sulphuroidea Ohrentangi) питались пролазы, ползучки и другие
болотистые вместе с курдлями; а сами они служили пищей хищникам - быстрым,
проворным, по большей части прыгающим и потому двуногим (весьма похожим на
двуногих кенгурообразных земноводных юрского периода), и кормежка обычно
носила характер погони; такие гиганты, как курдли, пытались скрыться от
хищников, ныряя в болотную жижу, а все остальное убегало от клыков и
когтей стремительных выгрызов, загрызов и перегрызов, как их называют
Авраам Гиббон в своей "Historia naturalis praedatorum Entianum"
[Естественная история энцианских хищников (лат.)]. Шимпанзер, Гориллес и
Гиббон без оговорок принимают утверждение энцианских биологов, что, как
это ни огорчительно, Приматы всегда и везде обязаны своим разумом так
называемому прохождению через стадию хищничества. Дело в том, что для
травоядных существует лишь настоящее время, потому что жратва у них прямо
под носом, и точка, зато хищники по природе вещей устремлены в будущее,
ведь им приходится выжидать добычу, подстерегать ее, выслеживать,
подкрадываться, преследовать, разгадывать все ее увертки, и это
способствует росту сообразительности в тем большей степени, чем смышленее
добыча. Разум существует только в потенции, он как бы спит, пока добычи
хватает; но если ее мало, наступает кризис, и тот, у кого в голове пусто,
погибает голодной смертью. А условия жизни на Энции были исключительно
тяжелы и опасны; мало того, что в вулканические эпохи теплое плоскогорье
становилось зоной смерти, но вдобавок планета, будучи расположена в
созвездии Тельца, часто подвергалась страшным лучевым ударам Новых звезд,
которые в нем вспыхивали; результатом этого каждый раз было ужасающее
истребление животных и гибель подавляющего большинства атмосферных
зеленушек, но также - ускоренная генетическая перестройка выживших видов
благодаря мутациям. Выглядело это так, говорит профессор Павиани, словно
кто-то молотил цепами в амбаре, полном мышей; ясно, что спасутся самые
смышленые и самые быстрые. Нашим биологам казалось, объясняет профессор
Шимпанзер, что решающую роль в антропогенезе сыграло прохождение через
арбореальную (древесную) стадию, или, как ехидничают некоторые,
обезьянизация и дезобезьянизация некоторых примитивных видов, которые
сперва позалезали на деревья, где приобрели цепкость рук, прямую осанку и
зоркий взгляд, потому что иначе не перескочишь с ветки на ветку, а затем,
когда из-за оледенения леса вымерзли, им пришлось спуститься с древес на
землю и приняться за поиски пищи, которая не ждет пассивно, пока ее
съедят, как яблоко или банан. Но прохождение через стадию хищничества
важнее, чем прохождение через арбореальную стадию; кто влез на дерево
круглым идиотом, не поумнеет, спустившись на землю. На Энции лесов не
было, не было и куда взбираться, так что Приматы произошли там от крупных
пернатых. А случилось так потому, указывает доктор Шимпанзон (не путать с
доктором Шимпанзером!), что крупные энцианские пернатые обладали
исключительно большим для пернатых мозгом. А это, в свою очередь,
объясняется тем, что зеленушки, которые дышат не как животные, а как
растения, могут подниматься очень высоко - в стратосферу, где уже не
хватает кислорода для легочников; поэтому питающиеся ими птицы буквально
задыхались, взлетая за летучим кормом, а так как от кислородного голодания
первыми гибнут нервные клетки мозга, естественный отбор действовал в
направлении увеличения числа этих клеток: если их было очень много, птица
могла выжить даже тогда, когда часть мозга отмирала. Мозговые клетки, как
известно, не восстанавливаются. Таким образом, масса мозга энцианских
пернатых росла и стала чем-то вроде избыточного материала, в котором
позднейшие события высекли - спустя миллионы лет - искру разума. Но
случилось это, когда пернатые уже перестали летать и в качестве крупных
двуногих нелетов занялись охотой на болотистых низменностях. Именно
поэтому энцианин похож на человека лишь тогда, когда стоит неподвижно;
если же он начинает двигаться, то видно, что ноги он переставляет, как
страус - они сгибаются в коленях назад, - а голову может повернуть на 180
градусов; грудь у него бочкообразная, кости рук - большие и полые, а на
скелете остались следы в том месте, где прикреплялись мышцы крыла. Глаза у
него круглые, лицо крайне для нас неприятное, так как вместо носа и рта
посередине лица у него угловатый бугор с широко расставленными ноздрями;
впрочем, это вовсе не ноздри, но выходные каналы половых органов; а его
живот и лоно гладкие, как у куклы: не будучи живородящим млекопитающим, он
не имеет ни пупка, ни гениталий. Мне не хватило здоровья, чтобы до конца
продраться через учебники Шимпанзера и Гориллеса; вместо того, чтобы ясно
сказать, что, чем, как, почему и зачем, они заполнили тысячи страниц
популяционной генетикой нелетов и праэнциан; к счастью, я обнаружил
краткий органологический очерк магистра Стенли Лемура и буду его
придерживаться. Правда, Лемур - ученый пониже рангом, чем Орентанг,
Шимпанзер, Гориллес и прочие люзанисты, знает, может быть, несколько
меньше, но мне этого было совершенно достаточно. Он говорит, что все
высшие животные Энции размножаются как растения, но не совсем, потому что
делают они это на бегу. И притом на полной скорости. И все же этот способ
размножения следует назвать растительным, мужественно настаивает С.Лемур,
хотя оппоненты ругают его на чем свет стоит за слишком упрощенный подход.
Энцианские пернатые не откладывают яиц. Кажется, самые древние
археоптериксы откладывали, но для бегунов-нелетов, преодолевающих
ежедневно несколько десятков миль в погоне за пищей, яйцеродность была бы
пагубной помехой. Эмбрионы, похожие скорее на губки, чем на яйца, самка
носит под брюхом в складках кожи, отчасти напоминающей сумку кенгуру. Это
еще как-то соотносится с земными условиями. Однако сам акт оплодотворения
не имеет с ними ничего общего. Самка оплодотворяется посредством orificia
oviductales [яйцеводные отверстия (лат.)], располагающихся над ротовым
отверстием, а самцы вместо коллоидного семени вырабатывают летучую пыльцу,
которую они выбрасывают через аналогичные отверстия, настигнув самку во
время брачного бега. Шимпанзер не согласен тут с Орентангом, а тот с
Гориллесом. Игнорируя их споры, Лемур заявляет, что виной всему было
бедственное положение, в котором некогда очутились животные на Энции. Оно
торопило их принять определенные формы, которые были унаследованы прежде,
чем появилась возможность дальнейшей дифференциации. Иначе говоря, этот
половой и в то же время некопуляционный способ размножения гораздо
примитивнее земного. Я, однако, должен честно признать, что излагаю точку
зрения исследователей-людей, которые происходят от обезьян и потому
считают, что чем ближе родство разумных существ с земноводными (а пернатые
восходят к ним по прямой линии), тем меньше делает это им чести. Энциане
придерживаются прямо противоположных взглядов. Примитивизм, и притом
самого худшего сорта, утверждают они, проявляется там, где дефекацию от
прокреации отделяют какие-нибудь миллиметры, а то и меньше. Этот способ
остается нейтральным с нравственной точки зрения до тех пор, пока еще нет
нравственности, то есть пока поведением животных управляет слепой
инстинкт. Однако же этот экономичный способ сочетания в одном месте и в
одном канале столь диаметрально противоположных функций, как удаление из
организма нечистот и занятия любовью, должен был стать проклятием
создающего культуру разума. Поскольку любое живое существо избегает
собственных выделений, это всеобщее отвращение надлежало как-то
преодолеть, и эволюция воспользовалась приемом столь же простым, сколь и
циничным, превратив места naturaliter [естественным образом (лат.)]
омерзительные в притягательные - благодаря таящемуся в них наслаждению.
Эти несчастные, безгранично наивные люди, заявил энцианский людист
Пиксикикс, целые столетия ломают головы над тем, почему копуляция
доставляет их самкам чувственное наслаждение, тогда как у низших животных
ничего подобного не наблюдается. Поразительно, добавляет этот постпернатый
мудрец, что разумное существо может обманывать себя так долго и так
успешно, как бедные земляне! Того, кто спаривается нерефлективно, не нужно
заманивать посулами удовольствий, преодолевающих отвращение. Улитка, жаба,
жираф или бык ничегошеньки себе не думают, когда наступает период течки;
но чтобы подавить какое-либо мышление у тех, кто не только может, но и
должен пользоваться разумом, необходимо затуманить их мозг автонаркозом, и
именно эту роль играет оргазм. Помрачающий сознание спазм быстро проходит,
и ясность мышления возвращается. Бедные, невинные жертвы эволюции,
обманутые ею! - восклицает в этом месте своей "Сравнительной гомологии"
доктор Пиксикикс. - Вся Галактика должна сочувствовать вашим тщетным
душевным борениям, от которых вы не избавились по сей день и не избавитесь
никогда, ибо с таким уродством уже ничего не поделаешь. Добавлю кстати,
что в разделе люзанской поэзии я нашел несколько поэм, оплакивающих наше
сексуальное увечье, которое особенно сильно сказалось на земной философии
и религии, заставив их отчаянно изворачиваться. Немалое впечатление
произвел на меня "Неморальный трактат" Хетта Титта Ксюррксирукса,
начинающийся следующими строфами:
Земляне - выродки Природы.
В любви у них имеет вес
То место, где исход находит
Метаболический процесс.
Узнав, где ищут идеал
Сии злосчастные страдальцы,
По всей Вселенной стар и мал
В отчаяньи ломали пальцы.
