платье, если не считать отсутствующей застежки.
Снаут, сложив руки на остром колене, критически следил за моими
действиями.
- Ну что, поговорим? - спросил он, подождав, пока я сяду.
Я не ответил, прижимая кусок марли, который начал сползать со ще-
ки.
- Были "гости", ведь так, Крис?
- Да, - ответил я тихо. У меня не было ни малейшего желания под-
держивать такой тон.
- И тебе удалось избавиться? Ну-ну, здорово ты за это взялся.
Он дотронулся до все еще шелушащегося лба, на котором уже показа-
лись розовые пятна молодой кожи. Я одурело смотрел на них. Почему до
сих пор этот так называемый загар Снаута и Сарториуса не заставил ме-
ня задуматься? Я считал, что это от солнца, - а ведь на Солярисе ник-
то не загорает.
- Но хоть начал-то ты скромно? - сказал Снаут, не обращая внима-
ния на то, что я весь вспыхнул от осенившей меня догадки. - Разные
наркотики, яды, приемы вольной борьбы, а?
- Чего ты хочешь? Можем разговаривать на равных правах. Если ты
собираешься паясничать, лучше уходи.
- Иногда приходится быть паяцем и не желая этого, - сказал он и
поднял на меня прищуренные глаза. - Не будешь же ты меня убеждать, что
не попробовал веревки или молотка? А чернильницей, случайно, не бро-
сался, как Лютер? Нет? Э, - поморщился он, - да ты парень что надо.
Даже умывальник цел. Голову разбить вообще не пробовал, в комнате пол-
ный порядок. Значит, раз-два - засадил, выстрелил, и готово? - Снаут
взглянул на часы и закончил: - Какие-нибудь два, а может, и три часа у
нас теперь есть.
Он посмотрел на меня с неприятной усмешкой и вдруг спросил:
- Значит, говоришь, что считаешь меня свиньей?
- Законченной свиньей, - подтвердил я резко.
- Так. А ты поверил бы мне, если бы я сказал? Поверил бы хоть од-
ному слову?
Я молчал.
- С Гибаряном это случилось с первым, - протянул он все с той же
искусственной улыбкой. - Он закрылся в своей кабине и разговаривал
только сквозь дверь. А мы... догадываешься, что мы решили?
Я знал, но предпочитал молчать.
- Ну ясно. Решили, что он помешался. Кое-что он нам рассказал че-
рез дверь, но не все. Может быть, ты даже догадываешься, почему он
скрывал, кто у него был? Ведь ты уже знаешь: каждому свое. Но это был
настоящий ученый. Он требовал, чтобы мы дали ему шанс.
- Какой шанс в принципе вы могли ему дать?
- Ну, я думаю, он пробовал это как-то классифицировать, как-то
договориться, что-то решить. Знаешь, что он делал? Наверное, знаешь?
- Эти вычисления, - сказал я. - В ящике. На радиостанции. Это он?
- Да. Но тогда я об этом ничего не знал.
- Как долго это продолжалось?
- "Гости"? С неделю. Разговоры через дверь. Но что там
делалось... Мы думали, у него галлюцинации, моторное возбуждение. Я
давал ему скополамин.
- Как это... ему?
- Вот так. Он брал, но не для себя. Экспериментировал. Так все и
шло.
- А вы?..
- Мы? На третий день решили добраться до него, выломать дверь,
если иначе не удастся. Мы честно хотели его вылечить.
- Ах... значит, поэтому! - вырвалось у меня.
- Да.
- И там... в том шкафу...
- Да, мой милый. Да. Он не знал, что в то время нас тоже навести-
ли "гости". Мы уже не могли им заниматься. Но он не знал об этом. Те-
перь... теперь уже есть некоторый опыт.
Он произнес это так тихо, что последнее слово я скорее угадал,
чем услышал,
- Погоди, я не понимаю, - сказал я. - Как же так? Ведь вы должны
были слышать. Ты сам сказал, что вы подслушивали. Вы должны были слы-
шать два голоса, а не один...
- Нет. Только его голос, а если даже и были там непонятные звуки,
то сам понимаешь, что все мы приписывали этому...
- Только его? Но... почему же?
- Не знаю. Правда, у меня есть на этот счет одна теория. Но ду-
мам, не следует с ней торопиться, тем более что всего она не объяс-
няет. Вот так. Но ты должен был увидеть что-то еще вчера, иначе при-
нял бы нас обоих за сумасшедших.
- Я думал, что сам свихнулся.
- Ах, так? И никого не видел?
- Видел.
- Кого?
Его гримаса уже не походила на улыбку. Я долго смотрел на него,
прежде чем ответить.
- Ту... черную...
Он ничего не сказал, но вся его скорчившаяся, подавшаяся вперед
фигура немного обмякла.
- Мог все-таки меня предупредить, - начал я уже менее уверенно.
- Я ведь тебя предупредил.
- Каким способом?
- Единственно возможным. Пойми, я не знал, кто это будет. Этого
никто не знал, этого нельзя было знать...
- Слушай, Снаут, я хочу тебя спросить. Ты знаешь это... уже неко-
торое время. Та... то... что с ней будет?
- Тебя интересует, вернется ли она?
- Да.
- Вернется и не вернется.
- Что это значит?
- Вернется такая же, как в начале... первого визита. Попросту не
будет ничего знать, точнее, будет себя вести так, будто всего, что ты
сделал, чтобы от нее избавиться, никогда не было, Если не вынудит ее к
этому ситуация, не будет агрессивной.
- Какая ситуация?
- Это зависит от обстоятельств...
- Снаут!
- Что тебя интересует?
- Мы не можем позволить роскошь таиться друг от друга.
- Это не роскошь, - прервал он сухо. - Кельвин, мне кажется, что
ты все еще не понимаешь... или постой! - У него заблестели глаза. - Ты
можешь рассказать, кто это был?!
Я проглотил слюну и опустил голову. Мне не хотелось смотреть на
него. Лучше бы это был кто-нибудь другой, не он. Но выбора не было.
Кусок марли отклеился и упал мне на руку. Я вздрогнул от скользкого
прикосновения.
- Женщина, которая... - Я не кончил. - Она убила себя. Сделала
себе... укол...
Снаут ждал.
- Самоубийство? .. - спросил он, видя, что я молчу.
- Да.
- Это все?
Я молчал.
- Это не может быть всем...
Я быстро по голову. Он на меня не смотрел.
- Откуда ты знаешь?
Он не ответил.
- Хорошо, - сказал я, облизнув губы. - Мы поссорились. Собствен-
но... Я ей сказал, знаешь, как говорят со зла... Забрал вещи и ушел.
Она дала мне понять... не сказала прямо... но если с кем-нибудь про-
жил годы, то это и не нужно... Я был уверен, что это только слова...
что она испугается это сделать и... так ей и сказал. На другой день я
вспомнил, что оставил в шкафу... яды. Она знала о них. Они были нужны,
я принес их из лаборатории и объяснил ей тогда, как они действуют. Я
испугался и хотел пойти к ней, но потом подумал, что это будет выгля-
деть, будто я принял ее слова всерьез, и... оставил все как было. На
третий день я все-таки пошел, это не давало мне покоя. Но... когда
пришел, она уже была мертвой.
- Ах ты, святая невинность...
Это меня взорвало. Но, посмотрев на Снаута, я понял, что он вов-
се не издевается. Я увидел его как будто в первый раз. У него было се-
рое лицо, в глубоких морщинах которого спряталась невыразимая уста-
лость. Он выглядел, как тяжело больной человек.
- Зачем ты так говоришь? - спросил я удивительно несмело.
- Потому что эта история трагична. Нет, нет, - добавил он быстро,
увидев мое движение, - ты все еще не понимаешь. Конечно, ты можешь это
очень тяжело переживать, даже считать себя убийцей, но... это не са-
мое страшное.
- Что ты говоришь! - заметил я язвительно.
- Утешаешься тем, что мне не веришь. То, что случилось, наверно,
страшно, но еще страшнее то, что... не случилось. Никогда.
- Не понимаю, проговорил я неуверенно. - Правда, ничего не понимаю
Снаут кивнул.
- Нормальный человек... Что это такое - нормальный человек? Тот,
кто никогда не сделал ничего мерзкого. Так, но наверняка ли он об этом
никогда не подумал? А может быть, даже не подумал, а в нем что-то по-
думало, появилось, десять или тридцать лет назад, может, защитился от
этого, и забыл, и не боялся, так как знал, что никогда этого не осу-
ществит. Ну, а теперь вообрази себе, что неожиданно, среди бела дня,
среди других людей, встречаешь это, воплощенное в кровь и плоть, при-
кованное к тебе, неистребимое, что тогда? Что будет тогда?
Я молчал.
- Станция, - сказал он тихо. - Тогда будет Станция Солярис.
- Но... что же это может быть? - спросил я нерешительно. - Ведь
ни ты, ни Сарториус не убийцы.
- Но ты же психолог, Кельвин! - прервал он нетерпеливо. - У кого
не было когда-нибудь такого сна? Бреда? Подумай о... о фанатике, кото-
рый влюбился, ну, скажем, в лоскут грязного белья, который, рискуя
шкурой, добывает мольбой и угрозами этот свой драгоценный омерзи-
тельный лоскут... Это, должно быть, забавно, а? Который одновременно
стыдится предмета своего вожделения, и сходит по нему с ума, и готов
отдать за него жизнь, поднявшись, быть может, до чувств Ромео и
Джульетты. Такие вещи бывают. Известно ведь, что существуют вещи...
ситуации... такие, что никто не отважится их реализовать вне своих
мыслей... в какой-то один момент ошеломления, упадка, сумасшествия,
называй это как хочешь. После этого слово становится делом. Это все.
- Это... все, - повторил я бессмысленна деревянным голосом. В го-
лове у меня шумело. - Но Станция? При чем здесь Станция?
- Ты что, притворяешься? - буркнул Снаут. Он смотрел на меня ис-
пытующе. - Ведь я все время говорю о Солярисе,- только о Солярисе и ни
о чем ином. Не моя вина, если это так сильно отличается от того, чего
ты ожидал. Впрочем, ты пережил достаточно, чтобы по крайней мере выс-
лушать меня до конца. Мы отправляемся в космос приготовленные ко все-
му, то есть к одиночеству, борьбе, страданиям и смерти. Из скромности
мы не говорим этого вслух, но думаем про себя, что мы великолепны. А
на самом деле, на самом деле это не все и наша готовность оказывается
недостаточной. Мы вовсе не хотим завоевывать космос, хотим только рас-
ширить Землю до его границ. Одни планеты пустынны, как Сахара, другие
покрыты льдом, как полюс, или жарки, как бразильские джунгли. Мы гу-
манны, благородны, мы не хотим покорять другие расы, хотим только пе-
редать им наши ценности и взамен принять их наследство. Мы считаем се-
бя рыцарями святого Контакта. Это вторая ложь. Не ищем никого, кроме
людей. Не нужно нам других миров. Нам нужно зеркало. Мы не знаем, что
делать с иными мирами. Достаточно одного этого, и он-то нас уже угне-
тает. Мы хотим найти собственный, идеализированный образ, это должны
быть миры с цивилизацией более совершенной, чем наша. В других надеем-
ся найти изображение нашего примитивного прошлого, в то же время по ту
сторону есть что-то, чего мы не принимаем, от чего защищаемся. А ведь
мы принесли с Земли не только дистиллят добродетели, героический мону-
мент Человека! Прилетели сюда такие, какие есть в действительности, и
когда другая сторона показывает нам эту действительность - не можем с
этим примириться.
- Но что же это? - спросил я, терпеливо его выслушав.
- То, чего мы хотели: контакт с иной цивилизацией. Мы имеем его,
этот контакт. Увеличенная, как под микроскопом, наша собственная чудо-
вищная безобразность. Наше шутовство и позор!!! - Его голос дрожал от
ярости.
- Значит, ты считаешь, что это... океан? Что это он? Но зачем?
Сейчас совсем неважен механизм, но для чего? Ты серьезно думаешь, что
он хочет с нами развлечься? Или наказать нас? Это ведь всего-навсего
примитивная демонология. Планета, захваченная очень большим дьяволом,
который для удовлетворения своего дьявольского чувства юмора подсовы-
вает членам научной экспедиции любовниц. Ты ведь сам не веришь в этот
законченный идиотизм.
- Этот дьявол вовсе не такой глупый, - пробурчал он сквозь зубы.
Я изумленно посмотрел на него. Мне пришло в голову, что в конце
концов его нервы могли не выдержать, даже если всего, что происходило
на Станции, нельзя было объяснить сумасшествием. "Реактивный
психоз?.." - мелькнула у меня мысль, когда он начал почти беззвучно
смеяться.
- Ставишь мне диагноз? Не торопись. По сути дела ты испытал это в
