нет, да и не было никогда. Не было будущего, не было судьбы - не более,
чем у пузырька на орбите речною омута. Вот он есть, а вот его нет. И
следа не осталось.
Снова, не в силах выносить темноту, я включил свет, но стало только
хуже. В растрепанных чувствах, я свесил с кровати ноги и горько зарыдал.
И не мог остановиться. Просто жутко, до чего порой может докатиться
взрослый мужик - уже совершенно обессиленный, я все трясся и трясся, и
захлебывался рыданиями. Лишь через час-другой сумел я взять себя в руки,
утешив себя простой детской фантазией, как случалось в уданском прошлом.
Вообразил, как утром звоню Исидри и прошу ее о духовном руководстве, о
храмовой исповеди, которой я давно жаждал, но все никак не решался, и
что я с незапамятных времен не участвовал в Дискуссиях, но теперь жутко
нуждаюсь в том и прошу о помощи. Цепляясь за эту мысль как за спаси-
тельную соломинку, я сумел унять свою ужасную истерику и лежал так в
полном изнеможении до первых проблесков рассвета.
Конечно же, я не стал никому звонить. При свете дня мысль, что ночью
уберегла меня от отчаяния, показалась совершенно нелепой. К тому же я
был уверен: стоит позвонить, Исидри тут же помчится советоваться со сво-
им преподобным муженьком. Но, понимая, что без помощи мне уже не обой-
тись, я все же отправился на исповедь в храм при Старой Школе. Получив
там экземпляр Первых Дискуссий и внимательно перечитав его, я присоеди-
нился к текущей Дискуссионной группе, где малость отвел себе душу. Наша
религия не персонифицирует Творца, главный предмет наших религиозных
Дискуссий - мистическая логика. Само наименование нашего мира - первое
слово самого Первого Аргумента, а наш священный ковчег - голос человека
и человеческое сознание. Листая полузабытые с детства страницы, я вдруг
постиг, что все это ничуть не менее странно, чем теория моего безумного
чартен-перехода, и в чем-то даже сродни ему, как бы дополняет. Я давно
слыхал - правда, никогда не придавая тому особого значения, - что наука
и религия у китян суть аспекты единого знания. А теперь вдруг задумался,
уж не универсальный ли это закон?
Я стал скверно спать по ночам, а часто и вовсе не мог заснуть. После
уданских разносолов еда в колледже казалась мне абсолютно пресной, и я
потерял аппетит. Но наша работа, моя работа, продвигалась успешно, чер-
товски успешно, даже слишком.
- Хватит с нас мышей, - заявила как-то раз Гвонеш голосом ансибля с
Хайна. - Пора переходить к людям.
- Начнем с меня? - вскинулся я.
- С меня! - отрезала Гвонеш.
И директор важнейшего проекта собственной персоной начала скакать,
точно блоха, - сперва из одного угла лаборатории в другой, затем из кор-
пуса-1 в корнус-2, и все это без затрат времени, исчезая в одной лабора-
тории и мгновенно появляясь в другой - рот до ушей.
- Ну и каковы же ощущения? На что похоже? - приставали к Гвонеш все
как один.
- Да ни на что! - пожимала плечами та.
Последовали бесконечные серии экспериментов; мыши простые и мыши ле-
тучие транслировались на орбиту Be и обратно; команда роботов совершала
мгновенные перемещения сперва с Анарреса в Уррас, затем с Хайна на Be и,
наконец, назад на Анаррес - всего двадцать два световых года. Но когда в
конечном итоге, судно "Шоби" с экипажем из десяти человек, переправлен-
ное на орбиту какой-то захудалой планеты в семнадцати световых годах от
Be, вернулось (слова, означающие передвижения в пространстве, мы упот-
ребляем здесь, естественно, в переносном смысле) лишь благодаря заранее
продуманной процедуре погрузки, а жизнь астронавтов от своего рода пси-
хической энтропии, необъяснимого сдвига реальности, "хаос-эффекта",
спасло чистейшее чудо, мы все испытали шок. Эксперименты с высокооргани-
зованными формами материи снова завели нас в тупик.
- Какой-то сбой ритма, - предположила Гвонеш по ансибль-связи (аппа-
рат на моем конце выдал нечто вроде "с собой пол-литра"). В памяти
всплыли слова матери: "Событийный ряд не бывает без промежутков". А что
она там добавила после? Что-то про имение возле воды. Но мне решительно
следовало избегать воспоминаний об Удане. И я стремился выдавить их из
своей памяти. Стоило мне расслабиться, как где-то в самой глубине моею
тела, в мозге костей, если не глубже, вновь выкристаллизовывался давеш-
ний леденящий ежик, и меня опять начинало колотить, как насмерть перепу-
ганное животное.
Религия помогала укрепиться в сознании, что я все же часть некоего
Пути, а наука позволяла растворить позывы отчаяния в работе до упаду.
Осторожно возобновленные эксперименты шли пока с переменным успехом.
Весь исследовательский персонал на Be, как поветрием, охвачен был новой
психофизической теорией некоего Далзула с Терры, в нашем деле новичка.
Весьма жаль, что я не успел познакомиться с ним лично. Как он и предска-
зывал, использование эффекта неразрывности поля позволяло ему в одиночку
перемещаться без всяких нежданных сюрпризов, сперва локально, затем с Be
на Хайн. За сим последовал знаменитый скачок на Тадклу и обратно. Но уже
из второго путешествия туда трое спутников Далзула вернулись без лидера.
Он опочил в этом самом дальнем из известных миров. Нам в лабораториях
отнюдь не казалось, что смерть Далзула каким-то образом связана с той
самой психоэнтропией, которую мы официально назвали "хаос-эффектом", но
трое живых свидетелей подобной уверенности не разделяли.
- Возможно, Далзул был прав. Один человек зараз, - передала Гвонеш и
снова стала проводить опыты на самой себе, как на "жертвенном агнце"
(выражение, завезенное с Терры). Используя технологию неразрывности, она
в четыре "скока" совершила вокруг Be угловатый виток, занявший ровно
тридцать две секунды, необходимые исключительно на установку следующих
координат. "Скоком" мы уже успели окрестить перемещение в реальном
пространстве без сдвига по времени. Довольно лежомысленно, по-моему. Но
ученые порой любят утрировать.
У нас на О по-прежнему были кое-какие нелады со стабильностью двойно-
го поля, коими я и занялся вплотную сразу по прибытии в Ран'н. Назревал
момент дать нашей аппаратуре опытную проверку - терпение людское не
беспредельно, да и жизнь сама чересчур коротка, чтобы вечно перетасовы-
вать схемы. И в очередной беседе с Гвонеш но ансиблю я запустил пробный
шар:
- Пора бы уже и мне заскочить к вам на чашку чая. А затем сразу об-
ратно. Я клятвенно заверил родителей, что непременно навещу их зимой.
Ученые порой любят маленько утрировать.
- А ты устранил уже ту морщинку в своем поле? - спросила Гвонеш - Ну
ту вроде двойной брючной складки?
- Все отутюжено аммар! - расшаркался я.
- Что ж отлично, - сказала Гвонеш, не страдавшая привычкой задавать
один и тот же вопрос дважды. - Тогда заходи.
Итак - мы спешно синхронизировали наши усовершенствованные ансибль
поля для устойчивой чартен связи вот я стою в меловом круге нацарапанном
на пластиковом полу Лаборатории чартен-поля в Ран'не, за окнами тусклый
осенний полдень - а вот уже стою внутри мелового круга в лаборатории
Чартен центра на Be, за окнами полыхает летний закат, дистанция - четыре
и две десятых светового года, время на переход - нуль.
- Как самочувствие? - поинтересовалась Гвонеш, встретив меня сердеч-
ным рукопожатием. - Молодец, отважный ты парень, Хидео, добро пожаловать
на Be!' Рады снова видеть тебя, дорогой. Отутюжено, говоришь, а?
Потрясено икнув, я машинально вручил ей заказанную пол-литру кеду-
на-49, которую всего лишь миг назад прихватил с собой в "дорогу" с лабо-
раторного стола на Be.
Я предполагал, если только вообще доберусь, немедленно чартен-нуть
обратно, но Гвонеш и остальные задержали меня для теоретических дискус-
сии и всесторонней проверки чартен связи. Теперь то я уже ничуть не сом-
неваюсь, что сверхъестественное чутье, которым всегда отличалась Гвонеш
шептало ей что то на ухо, ее все еще продолжали тревожить морщинки и
складки на брюках Тьекунана Хидео.
- Как-то это? неэстетично - заметила она.
- Однако же работает, - возразил я.
- Сработало, - уточнила Гвонеш.
За исключением желания доказать дееспособность своего поля, я не имел
особой охоты немедленно возвращаться на О. Спалось мне лучше на Be, куда
как лучше, однако казенная пища оставалась безвкусной и здесь, а когда я
не был занят делом, меня но прежнему угнетали страхи - неотвязное воспо-
минание о той кошмарной ночи, за время которой я пролил так много слез
без причины. Но работа продвигалась на всех парах.
- Как у тебя с сексом, Хидео! - спросила Гвонеш однажды, когда мы ос-
тались в лаборатории одни: я - развлекаясь с очередными колонками цифр,
она - дожевывая очередной бутерброд из буфетной упаковки.
Вопрос застал меня абсолютно врасплох. Я прекрасно понимал, что зву-
чит он нахально только в силу свойственной Гвонеш привычки всегда резать
правду матку. Но ведь она никогда еще не спрашивала у меня ни о чем по-
добном. Ее собственная личная жизнь, как и она сама, всегда оставались
для нас тайной за семью печатями. Даже слово "секс" никто и никогда от
нее не слыхал, не говоря уже о том, чтобы осмелиться предложить ей разв-
лечение подобною рода.
Заметив мою отвисшую челюсть, Гвонеш прожевав кусок, добила меня:
- В смысле, как часто?
Я икнул. Понимая уже, что вопрос Гвонеш отнюдь не предложение зава-
литься с ней в койку, скорее просто некий особый интерес к моему житью
бытью, я все равно не находился с ответом.
- По моему, в твоей жизни образовалась какая то морщинка. Вроде лиш-
ней складки на брюках, - заметила Гвонеш. - Извини. Сую нос не в свое
дело.
Желая уверить ее, что ничуть не обиделся. я выдавил из себя принятый
на О церемонный оборот:
- Чту ваши благие намерения, аммар.
Гвонеш уставилась на меня в упор, что случалось крайне редко, - прис-
тальный взгляд серых глаз на вытянутом костистом лице, чуть смягчавшемся
к подбородку.
- Может, тебе пора вернуться на О? - спросила она.
- Не знаю. Здесь тоже вроде бы ничего?
Гвонеш кивнула. Она никогда никою ни о чем не переспрашивала.
- Ты уже прочел доклад Харравена? - Темы она меняла с той же быстро-
той и безаппеляционностью, как и моя мать.
Ладно, думал я, вызов брошен. Гвонеш созрела для очередной проверки
моего поля. Почему бы и нет? В конце концов, я ведь буквально за минуту
могу смотаться в Ран'н и вернуться обратно, если, конечно, захочу возв-
ращаться, а лаборатория потянет расходы. Хотя чартнинг, подобно ансибль
связи, и работает в основном за счет инертной массы, однако установка
ПВК координат, очистка камер и поддержание поля в стабильном состоянии
требовали колоссальных затрат местной энергии. Но ведь это предложение
самой Гвонеш, стало быть, денежки у нас пока не перевелись. И я решился:
- Как насчет скачка туда и обратно?
- Заметано, - сказала Гвонеш. - Завтра.
Итак - на другой день, свежим осенним утречком я стою в меловом круге
в лаборатории чартена на Be, одна нога здесь а другая?
?мерцание, радужные круги в глазах, толчок - сердечный спазм - сбой
вселенскою такта?
?в темноте. Темнота. Темное помещение. Лаборатория? Да, лаборатория -
нащупав световую панель, я машинально щелкнул выключателем. В потемках
был уверен, что по-прежнему нахожусь на Be. При свете понял - это не
так. Я не знал, что это. Не знал, где я. Все вокруг вроде бы знакомо, и
все же? все же? Может, биолаборатория? Образцы в банках, обшарпанный
электронный микроскоп, на краю помятого медного кожуха товарный знак в
форме лиры? Стало быть, я все-таки на О. В какой-то лаборатории одного
из зданий Научного центра в Ран'не? Пахло, как обычно пахнет зимней
ночью во всех старых зданиях Ран'на, - дождем и сыростью. Но как мог я
промахнуться мимо приемного контура, тщательно прорисованного мелом на
