Рудах (Юго-Запад).-- Женщины думают, что ты -- ихняя собственность. Ни од-
на женщина не способна быть настоящей одонианкой.
-- Но Одо сама...
-- Теория. И никакой половой жизни с тех пор, как был убит Асиэо, вер-
но? И вообще, всегда бывают исключения. Но большинство женщин... все их
отношения с мужчинами сводятся к одному -- иметь. Либо самой владеть, либо,
чтобы ею владели.
-- Ты думаешь, они в этом отношении отличаются от мужчин?
-- Не думаю, я знаю. Мужчине нужна свобода. А женщине нужна собст-
венность. Она тебя только тогда отпустит, если сможет обменять на что-нибудь
еще. Все женщины -- собственницы.
-- Ничего себе вещи ты говоришь о половине рода человеческого,-- ска-
зал Шевек. Ему хотелось бы знать, прав ли Вокеп. Когда его перевели обратно
на Северо-Запад, Бэшун так плакала, что ей стало плохо, она впадала в ярость,
и рыдала, и пыталась заставить его сказать ей, что он без нее жить не может, и
утверждала, что не может жить без него, и что поэтому они должны стать парт-
нерами -- партнерами, как будто она может хотя бы полгода пробыть с одним и
тем же мужчиной!
В том языке, на котором Шевек говорил, в единственном, который он
знал, не было собственнических терминов для обозначения полового акта. На
правийском языке, если бы мужчина сказал, что он "имел" женщину, это было
бы лишено смысла. Слово, по значению наиболее близкое к глаголу "е...ть" и
так же, как он, применяемое как ругательство, имеет узкий смысл: оно означает
"изнасиловать". Обычный глагол употребляется только с подлежащим во мно-
жественном числе и может быть переведен только нейтральным словом, напри-
мер, "совокупляться". Он означает действие, совершаемое двумя людьми, а не
то, что делает или имеет один человек. Такие словесные рамки -- как и любые
другие -- не могут вместить всю полноту опыта, и Шевек сознавал, что какая-то
область упущена, хотя он не понимал, какая именно. Конечно, в некоторые из
этих залитых звездным светом ночей в Пыли он чувствовал, что владеет Бэшун,
обладает ею. А она думала, что владеет им. Но они оба ошибались; и Бэшун,
несмотря на свою сентиментальность, знала это; она, улыбнувшись, наконец,
поцеловала его на прощание и отпустила. Его собственное тело испытало пер-
вый, потрясающий взрыв взрослой сексуальной страсти; это действительно вла-
дело им -- и ею. Но с этим было покончено. Это случилось и прошло. И больше
никогда (так думал он в восемнадцать лет, сидя с случайным попутчиком на
грузовой автостанции в Оловянных рудах в полночь над стаканом липкого
фруктового напитка, дожидаясь, чтобы кто-нибудь из уходящей на север авто-
колонны подвез его) не повторится. Многое еще случится, но второй раз он не
даст застать себя врасплох, сбить с ног, победить. В поражении, в капитуляции
была своя прелесть. Самой Бэшун, кроме этого, может быть, и вообще никакой
другой радости не нужно. Да и зачем ей? Ведь это она, в своей свободе, освобо-
дила и его.
-- Знаешь, я не согласен,-- сказал он унылому Вокепу, агрохимику, ехав-
шему в Аббенай.-- Я думаю, что мужчинам большей частью приходится учиться
быть анархистами. А женщинам этому учиться не приходится.
Вокеп угрюмо покачал головой.
-- Это все дети,-- сказал он.-- То, что они детей рожают. Это их делает
собственницами. Они вцепляются и не отпускают.-- Он вздохнул.-- Тут, брат,
правило одно -- во-время смотаться. Никогда не допускай, чтобы тобой завла-
дели.
Шевек улыбнулся и допил фруктовый сок.
-- Не допущу,-- пообещал он.
Для него было радостью вернуться в Региональный Институт, увидеть
низкие холмы, покрытые островками бронзоволистового холумового кустарни-
ка, огороды, бараки, общежития для одиноких, мастерские, классы, лаборато-
рии, где он жил с тринадцати лет. Он навсегда останется человеком, для кото-
рого возвращение будет так же важно, как и уход. Уйти было для него недоста-
точно, лишь наполовину достаточно, он непременно должен был вернуться.
Быть может, в такой тенденции уже заранее прослеживалась природа огромно-
го исследования, которое ему предстояло предпринять, проникновения в самые
пределы постижимого. Скорее всего, он не пустился бы в это затянувшееся на
многие годы предприятие, не будь у него глубокой уверенности в том, что воз-
вращение возможно, хотя сам он, быть может, и не вернется; что сама по себе
природа его путешествия, как природа кругосветного плавания, подразумевает
возвращение. В одну и ту же реку дважды не войти; точно так же невозможно и
вновь вернуться домой. Это он знал; по существу, это было основой его миро-
воззрения. Но, примирившись с этой преходящестью, он вывел и развил из нее
свою емкую теорию, которая показывает, что самое изменчивое является самым
вечным, и твоя связь с рекой, и связь реки с тобой и с самой собой оказывается
одновременно и более сложной, и более обнадеживающей, чем простое отсутст-
вие тождественности. Ты можешь снова вернуться домой,-- утверждает Общая
Теория Времени,-- при условии, что твой дом -- место, где ты никогда не бывал.
Итак, он был рад вернуться к тому, что было настолько близко к поня-
тию "домой", насколько он мог или хотел себе представить. Но его здешние
друзья показались ему довольно зелеными юнцами. За этот год он изрядно по-
взрослел. Некоторые из девушек не отстали от него или обогнали его; они ста-
ли взрослыми женщинами.
Однако, он избегал всяких контактов с девушками, кроме самых осто-
рожных, потому что в тот момент у него не было потребности в очередном
большом сексуальном загуле, ему и без того было, чем заняться. Он видел, что
самые способные из девушек, такие, как Роваб, были так же осторожны и ос-
мотрительны; в лабораториях и рабочих бригадах, и в комнатах отдыха обще-
житий они держались чисто по-товарищески и не более того. Девушки хотели,
прежде чем родить ребенка, доучиться и начать собственные исследования или
найти работу, которая бы им нравилась; а подростковые сексуальные экспери-
менты их уже больше не удовлетворяли. Они хотели зрелых отношений, не бес-
плодных, но потом, позже.
Эти девушки были хорошими товарищами, дружелюбными и независи-
мыми. Юноши, ровесники Шевека, казалось, застряли в конце какой-то инфан-
тильности, которая уже как-то слабела и усыхала. Они были чересчур интеллек-
туальны. Казалось, им не хотелось полностью посвящать себя ни работе, ни
сексу. Слушая разговоры Тирина, можно было подумать, что это он изобрел со-
вокупление, но все его романы были с пятнадцати-шестнадцатилетними девоч-
ками; от ровесниц он шарахался. Бедап, который никогда не был особенно
энергичен по части секса, принимал поклонение мальчика помоложе, питавше-
го к нему гомосексуально-идеалистическое обожание, и этого ему хватало. Ка-
залось, он ничего не принимает всерьез; он стал ироничным и скрытным. Ше-
век чувствовал себя исключенным из круга его друзей. Он терял всех друзей; да-
же Тирин был слишком эгоцентричен, а в последнее время и слишком подвер-
жен переменам настроения, чтобы можно было восстановить старую дружбу --
если бы Шевек этого захотел. Но на самом деле он этого не хотел. Он всем серд-
цем радовался своей изоляции. Ему и в голову не приходило, что сдержанность,
с которой он столкнулся у Бедапа и Тирина, может быть ответной; что его ти-
хий, но уже страшно замкнутый характер, возможно, сам формирует свое окру-
жение, и противостоять этому способна лишь очень большая сила или очень
большая преданность. В сущности, он замечал только одно -- что наконец-то у
него появилась масса времени для работы.
Там, на Юго-Востоке, после того, как он привык к непрерывному физи-
ческому труду и перестал расходовать умственные способности на переписку
кодом, а сперму -- на ночные поллюции, у него начали появляться кое-какие
идеи. Теперь у него была возможность разработать эти идеи, посмотреть, есть
ли в них что-нибудь.
Старшего преподавателя физики в Институте звали Митис. В то время
она не руководила курсом физики, так как на каждую административную дол-
жность поочередно, на годичный срок, назначался каждый из двадцати посто-
янных сотрудников, но она работала в Институте уже тридцать лет, и голова у
нее была лучше, чем у всех остальных. Вокруг Митис всегда было что-то вроде
психологического свободного пространства,-- так не бывает толпы вокруг вер-
шины горы. Отсутствие всех преимуществ и нагрузок высокого положения чет-
ко видеть суть. Бывают люди с прирожденным авторитетом; у некоторых коро-
лей действительно бывает новое платье.
-- Ту статью, что ты написал об Относительной Частоте, я отправила
Сабулу, в Аббенай,-- сказала она Шевеку, как обычно, отрывисто и приветли-
во.-- Хочешь прочесть ответ?
Она подвинула к нему через стол неаккуратный клочок бумаги, явно --
угол, оторванный от куска побольше. На нем мелко-мелко было нацарапано:
((ts)/2)* R = o
Шевек оперся ладонями о стол и, не отрываясь, смотрел на этот клочок
бумаги. Глаза у него были светлые, и свет из окна наполнял их, так что они ка-
зались прозрачными, как вода. Ему было девятнадцать лет, Митис -- пятьдесят
пять. Она смотрела на него с состраданием и восхищением.
-- Вот этого-то и не хватало,-- сказал он. Ощупью он нашел на столе ка-
рандаш и начал быстро писать на этом же обрывке бумаги. Когда он писал, его
лишенное краски лицо, посеребренное тонкими короткими волосами, разрумя-
нилось, уши покраснели.
Митис потихоньку обошла вокруг стола, чтобы сесть. У нее было нару-
шено кровообращение в ногах, и она не могла подолгу стоять. Но ее движение
помешало Шевеку. Он поднял холодный, раздраженный взгляд.
-- Я смогу это закончить за день -- за два,-- сказал он.
-- Когда закончишь, Сабул хочет видеть результаты.
Наступило молчание. Краска отхлынула от лица Шевека, он опять за-
метил Митис, которую он любил.
-- Зачем ты послала эту статью Сабулу? -- спросил он.-- С такой боль-
шой дыркой в середине! -- Он заулыбался; он весь сиял от радости, что может
заделать эту дырку в своих рассуждениях.
-- Я подумала, что он сумеет найти твою ошибку. Я не смогла. И потом,
я хотела, чтобы он увидел, чего ты ищешь... Знаешь, он захочет, чтобы ты пое-
хал туда, в Аббенай.
Юноша не ответил.
-- Ты хочешь поехать?
-- Пока нет.
-- Я так и думала. Но ты должен поехать. Из-за книг; и из-за тех умов, с
которыми ты встретишься. Ты не должен губить такую голову в пустыне! -- за-
говорила Митис с внезапной странностью.-- Твой долг, Шевек, стремиться к са-
мому лучшему; никогда не поддаваться на обман ложного уравнивания. Ты бу-
дешь работать с Сабулом; он хороший физик; он будет давать тебе большую
нагрузку. Но у тебя будет возможность найти направление, которое ты захо-
чешь разрабатывать. Пробудь здесь еще одну четверть, потом уезжай. И будь
осторожен там, в Аббенае. Оставайся свободным. Власть -- неотъемлемое свой-
ство любого центра. Ты отправляешься в центр. Я мало знаю Сабула; я не знаю
о нем ничего плохого; но помни вот что: ты будешь его человеком.
Формы единственного числа притяжательных местоимений в правий-
ском языке применялись в основном для выразительности; в обыденной речи их
избегали. Маленький ребенок мог сказать: "Моя мать",-- но скоро он приучался
говорить: "мать". Вместо "моя рука" говорили просто: "рука" и так далее; слова:
"это мое, а то -- твое" -- по-правийски звучали так: "я пользуюсь этим, а ты
пользуешься тем". Утверждение Митис: "Ты будешь его человеком" -- звучало
странно. Шевек непонимающе смотрел на нее.
-- У тебя есть работа,-- сказала Митис. У нее были черные глаза, они
сверкали, словно от гнева.-- Делай ее! -- И она вышла, потому что в лаборато-
рии ее ждала группа. Шевек растерянно смотрел на исписанный обрывок бума-
ги. Он думал, что Митис велит ему поскорее исправить уравнение. Лишь много
позже он понял, что она сказала ему тогда.
Накануне его отъезда в Аббенай его соученики устроили в его честь ве-
