ревьев, сеть столь же тонкую, как нервная система живого организма. А совсем
далеко возвышались окаймлявшие долину холмы, синяя складка за синей склад-
кой, мягкие и темные на фоне бледно-серого, без оттенков, неба.
Шевек никогда не видел ничего прекраснее этого пейзажа. Нежность и
живость красок, смесь прямых линий, проведенных человеком, и мощных,
обильных природных контуров, разнообразие и гармония всех элементов созда-
вали впечатление сложной цельности, такой, какую он никогда еще не видел,
разве что, быть может, порой встречал ее слабое предвестие на ясных и задум-
чивых лицах некоторых людей.
По сравнению с этим любой пейзаж, которым мог похвалиться Анар-
рес, даже Аббенайская долина и ущелья в горах Нэ-Тэра, был убогим: бесплод-
ным, пустынным и примитивным. Просторы пустынь Юго-Запада были краси-
вы, но эта красота была враждебной и вневременной. Даже там, где люди усер-
днее всего возделывали землю Анарреса, ландшафт по сравнению с этим завер-
шенным великолепием жизни, полной чувства истории и грядущих времен, не-
истощимой, был подобен грубому наброску желтым мелом.
-- Вот так и должна выглядеть планета,-- подумал Шевек.
А там, снаружи, где-то среди зелено-голубой роскоши, в вышине что-то
пело: тоненький голосок, невероятно нежный, то замолкавший, то вновь начи-
навший звучать. Что это такое? Мелодичный, дикий, слабый, нежный голосок,
музыка в воздухе.
Он слушал, и у него перехватывало дыхание.
В дверь постучали. Обернувшись от окна, Шевек, голый и удивленный,
сказал: "Войдите!"
Вошел какой-то человек со свертком. Он остановился у порога. Шевек
подошел к нему, по анарресскому обычаю назвав свое имя и по уррасскому
обычаю протягивая руку.
Вошедший, мужчина лет пятидесяти, с морщинами, испитым лицом,
сказал что-то, из чего Шевек ни слова не понял, но руку пожимать не стал. Мо-
жет быть, ему мешали свертки, но он даже не попытался переложить и освобо-
дить руку. Лицо у него было страшно серьезное. Возможно, он был смущен.
Шевек, полагавший, что хотя бы уррасскую манеру здороваться он ос-
воил, растерялся.
-- Заходите,-- повторил он и, так как уррасти вечно применяли всякие
титулы и почетные звания, добавил: -- Сударь!
Вошедший опять произнес какую-то непонятную тираду, а сам тем вре-
менем бочком пробирался к спальне. На этот раз Шевек уловил несколько
иотийских слов, но смысла остальных так и не разобрал. Он отпустил этого ти-
па, раз уж ему, как видно, нужно было в спальню. Может, это его сосед по ком-
нате? Но ведь кровать только одна. Шевек оставил его в покое и вернулся к ок-
ну, а тот торопливо прошел в спальню и несколько минут довольно шумно там
возился. Только Шевек решил, что этот человек работает в ночную смену и
пользуется этой спальней днем (так иногда делали во временно перенаселенных
общежитиях), как он опять вышел. Он что-то сказал -- кажется, "Ну, вот, госпо-
дин"? -- и как-то странно нагнул голову, точно думал, что Шевек, стоявший в
пяти метрах от него, сейчас ударит его по лицу. Он ушел. Шевек стоял у окон, и
до него медленно доходило, что сейчас ему впервые в жизни поклонились.
Он вошел в спальню и увидел, что его постель застелена.
Медленно, задумчиво он оделся. Когда он обувался, в дверь снова по-
стучали.
Эта группа вошла иначе; нормально, как показалось Шевеку, словно
они имеют право быть здесь или вообще всюду, где захотят. Тот, со свертками,
вошел неуверенно, почти прокрался в комнату. А между тем, его лицо, руки,
одежда были ближе к представлению Шевека о том, как выглядит нормальный
человек, чем у новых посетителей. Тот, робкий человек, вел себя странно, но вы-
глядел, как анаррести. Эти четверо вели себя, как анаррести, но выглядели, со
своими бритыми лицами и роскошными одеяниями, словно происходили из
другого вида живых существ.
В одном из них Шевек сумел узнать Паэ, а в остальных -- людей, кото-
рые провели с ним вчерашний вечер. Он объяснил, что не расслышал их имен, и
они, улыбаясь, снова представились: д-р Чифойлиск, д-р Оииэ и д-р Атро.
-- Ох ты, черт! -- сказал Шевек.-- Атро! Я рад познакомиться с вами! --
Он положил руки на плечи старика и поцеловал его в щеку, и лишь после поду-
мал, что это братское приветствие, вполне обычное на Анарресе, здесь может
оказаться неприемлемым.
Однако, Атро в ответ сердечно обнял его и снизу вверх заглянул ему в
лицо мутными серыми глазами. Шевек понял, что он почти слеп.
-- Мой дорогой Шевек,-- сказал он,-- добро пожаловать в А-Ио, добро
пожаловать на Уррас, добро пожаловать домой!
-- Мы столько лет переписывались, каждый так усердно громил теории
другого!
-- Вы всегда были лучшим разрушителем. Погодите, вот, у меня для вас
кое-что есть.-- Старик порылся в карманах. Под бархатной университетской
мантией на нем была куртка, под ней -- жилет, под ним -- рубашка, а под ней,
наверно, еще что-нибудь. На всех этих вещах, и на штанах тоже, были карма-
ны. Шевек, как зачарованный, смотрел, как Атро роется в шести или семи кар-
манах, в каждом из которых что-то лежало; наконец, он достал кубик из желто-
го металла, укрепленный на кусочке полированного дерева.
-- Вот,-- сказал он, вглядываясь в кубик.-- Это ваша награда. Премия
Сео Оэн, знаете ли. Деньги -- на вашем счету. Вот. Опоздала на девять лет, но
лучше поздно, чем никогда.-- Когда он передавал кубик Шевеку, руки его дро-
жали.
Вещица оказалась тяжелой; кубик был из литого золота. Шевек стоял
неподвижно и держал его.
-- Не знаю, как вы, молодые,-- сказал Атро,-- а я сяду.
Они уселись в глубокие, мягкие кресла, которые Шевек осмотрел еще
раньше, удивляясь материалу, которым они были обтянуты -- нетканой корич-
невой материи, на ощупь -- как кожа живого существа.
-- Шевек, сколько вам было лет девять лет назад?
Атро был самым выдающимся из уррасских физиков того времени. Он
держался не только с достоинством, свойственным его возрасту, но и с простой
уверенностью в себе, свойственной человеку, привыкшему, чтобы ему оказыва-
ли почтение. Для Шевека это было не ново. Атро обладал именно тем единст-
венным видом авторитета, который Шевек признавал. Кроме того, ему было
приятно, что его, наконец, называют просто по имени.
-- Когда я закончил "Принципы", мне было двадцать девять лет, Атро.
-- Двадцать девять? Боже милостивый. Так вы самый молодой из всех
лауреатов Сео Оэн за последние лет эдак сто. Мне-то ее собрались дать, когда
мне было уже лет шестьдесят или около того... Но тогда сколько же вам было
лет, когда вы впервые написали мне?
-- Около двадцати.
Атро фыркнул.
-- А я решил, что вам сорок!
-- Ну, а Сабул? -- спросил Оииэ. Оииэ был ростом еще меньше, чем боль-
шинство уррасти, которые вообще все казались Шевеку низкорослыми; у него
было плоское лицо, с которого не сходило выражение вежливого внимания, и
овальные, черные, как агат, глаза.-- Был период, лет шесть -- восемь, когда вы
вообще не писали, а Сабул поддерживал с нами контакт, но ни разу не говорил
с нами по вашему радиоканалу. Мы не могли понять, какая между вами связь.
-- Сабул преподает физику в Аббенайском Институте,-- сказал Шевек.--
Я одно время работал с ним.
-- Более старый соперник; завидовал; лез в ваши книги; с самого начала
было ясно. Вряд ли нам нужны объяснения, Оииэ,-- жестко сказал четвертый,
Чифойлиск. Это был коренастый, смуглый мужчина средних лет и изящными
руками кабинетного работника. Из них всех только у него лицо было не выбри-
то полностью: он оставил на подбородке торчащие, короткие, серо-стального
цвета волосы, такие же, как на голове.-- Незачем притворяться, что все вы,
братья-одониане, преисполнены братской любви,-- сказал он.-- Человеческая
природа есть человеческая природа.
Шевек промолчал, но это молчание никому не показалось многозначи-
тельным, потому что он вдруг отчаянно расчихался.
-- У меня нет носового платка,-- извинился он, вытирая глаза.
-- Возьмите мой,-- предложил Атро и достал из одного из своих много-
численных карманов белоснежный платок. Шевек взял его, и сердце у него сжа-
лось от непрошенного воспоминания. Он вспомнил, как его дочка Садик, ма-
ленькая темноглазая девочка, сказала: "Давай я поделюсь с тобой носовым
платком, которым я пользуюсь".-- Это воспоминание, очень дорогое ему, сейчас
было невыносимо мучительным. Пытаясь уйти от него, он наугад улыбнулся и
сказал:
-- У меня аллергия к вашей планете. Это говорит доктор.
-- Господи, да неужели вы так всегда и будете чихать? -- спросил старый
Атро, близоруко вглядываясь в него.
-- А ваш лакей еще не приходил? -- спросил Паэ.
-- Мой лакей?
-- Слуга. Он должен был принести вам кое-какие вещи. В том числе но-
совые платки. Просто, чтобы вам хватило до тех пор, пока вы не сможете само-
стоятельно делать покупки. Ничего особенного -- боюсь, что из готового
платья для человека вашего роста ничего особенного и не выберешь.
Когда Шевек разобрался во всем этом (Паэ говорил быстро и протяж-
но, и это гармонировало с мягкими, красивыми чертами его лица), он сказал:
-- Вы добры ко мне. Я чувствую себя...-- Он взглянул на Атро.-- Я, знае-
те ли, Нищий,-- сказал он старику, как говорил д-ру Кимоэ на "Вниматель-
ном".-- Я не мог взять с собой деньги, мы ими не пользуемся. Я не мог привезти
дары, мы не пользуемся ничем, чего бы не было у вас. Поэтому я пришел, как
хороший одонианин, "с пустыми руками".
Атро и Паэ заверили его, что он -- гость, что о плате и речи нет, что это
-- их привилегия.
-- А кроме того,-- сказал своим кислым голосом Чифойлиск,-- по счетам
платит Иотийское Правительство.
Паэ быстро, внимательно взглянул на него, но Чифойлиск, не ответив
на этот взгляд, в упор посмотрел на Шевека. На его смуглом лице было выра-
жение, которое он не пытался скрыть, но которое Шевек не мог понять: предо-
стережение или соучастие?
-- В вас говорит нераскаянный тувиец,-- фыркнул старик Атро.-- Но вы
хотите сказать, Шевек, что не привезли с собой совсем ничего, никаких статей,
никаких новых работ? А я-то ждал книги. Еще одного переворота в физике. Ду-
мал увидеть, как вы перевернете вверх ногами этих бойких молодых людей.
Так, как вы своими "Принципами" перевернули меня. Над чем вы работали?
-- Ну, я читал работу Паэ... д-ра Паэ о блочной вселенной, о Парадоксе
и Относительности.
-- Все это прекрасно. Саио у нас сейчас -- звезда, в этом никто не сомне-
вается, а меньше всех -- он сам, а, Саио? -- Но причем тут цена сыра? Где ваша
Общая Теория Времени?
-- У меня в голове,-- широко и весело улыбнувшись, сказал Шевек.
Последовала крошечная пауза.
Оииэ спросил его, видел ли он работу по теории относительности одно-
го инопланетного физика, Айнсетайна с Терры. Шевек не был знаком с ней.
Эта теория очень сильно интересовала их всех, кроме Атро, который был уже
не способен ни на какие сильные чувства. Паэ побежал к себе в комнату, чтобы
дать Шевеку экземпляр перевода.
Ей уже несколько сот лет, но для нас в ней есть свежие идеи,-- сказал он.
-- Возможно,-- сказал Атро,-- но никто из этих чужаков не может по-
нять нашу физику. Хейниты называют ее материализмом, а террийцы -- мисти-
цизмом, и в результате и те, и другие отказываются от нее. Не позволяйте этому
модному увлечению всем инопланетным сбить вас с толку, Шевек. Для нас у
них нет ничего. Как говорил мой отец, "сам копай свой огород".-- Он снова
старчески фыркнул и с трудом выбрался из кресла.-- Пойдемте со мной, погуля-
ем в Роще. Неудивительно, что вы сопите носом -- закупорились тут.
-- Доктор говорит, что я должен три дня оставаться в этой комнате. Я,
может быть... зараженный? Заразительный?
-- Не обращайте вы на докторов внимания, милый мой.
-- В этом случае, может быть, следует все же послушаться, д-р Атро,--
предположил Паэ своим обычным непринужденным, примирительным тоном.
-- В конце концов, ведь этот доктор назначен Правительством, не так
