Дверь тюрьмы с глухим грохотом упала наружу.
Кадагв лежал на земле на боку, свернувшись калачиком. Он сел, потом
очень медленно встал и вышел наружу. Он сутулился больше, чем было нужно
из-за низкого потолка, и часто-часто мигал от света фонаря, но выглядел, как
обычно. Воняло от него невероятно. Пока он сидел в камере, у него неизвестно
почему сделался понос. В камере было нагажено, на рубашке у него были мазки
желтого кала. Когда при свете фонаря он увидел это, он попытался прикрыть
их рукой. Никто ничего не сказал.
Когда они выползли из-под здания и повернули к общежитию, Кадагв
спросил:
-- Сколько прошло-то?
-- Около тридцати часов, считая первые четыре.
-- Долго,-- без особого убеждения сказал Кадагв.
Когда они отвели его в душевую отмываться, Шевек бегом кинулся в
уборную. Там он наклонился над унитазом, его стало рвать. Спазмы прекрати-
лись только через четверть часа. Когда они прошли, он почувствовал себя со-
вершенно вымотанным, ноги у него дрожали. Он пошел в общую комнату от-
дыха, немножко почитал физику и рано лег спать. Ни один из всех пятерых
больше ни разу не подходил к тюрьме под учебным центром. Никто из них ни
разу не упомянул об этом случае, кроме Гибеша, который однажды похвастался
им нескольким мальчикам и девочкам постарше; но они ничего не поняли, и он
перестал говорить об этом.
Высоко над Региональным Институтом Благородных и Материальных
Наук Северного Склона стояла Луна. Четыре паренька лет пятнадцати-шест-
надцати сидели между островками колючей травы земляного холума и смотре-
ли вниз на Региональный Институт и вверх на Луну.
-- Интересно,-- сказал Тирин.-- Я раньше никогда не думал...
Остальные трое должным образом прокомментировали очевидность
этого замечания.
-- Я раньше никогда не думал,-- невозмутимо продолжил Тирин,-- о
том, что там, на Уррасе, сидят на холме люди, смотрят на Анаррес, на нас, и го-
ворят: "Глядите, вон Луна". Наша земля -- их Луна, а наша Луна -- их земля.
-- Так в чем же Истина? -- продекламировал Бедап и зевнул.
-- В этом холме, на котором мы сидим,-- сказал Тирин.
Все они продолжали неотрывно смотреть вверх на сверкающий, рас-
плывчатый кусок бирюзы, не совсем круглый, уже начинавший убывать. Север-
ная ледовая шапка сверкала так, что глазам было больно.
-- На севере погода ясная,-- сказал Шевек.-- Солнечная. А вон та корич-
невая шишка -- это А-Ио.
-- Они там все валяются на солнце голые,-- сказал Кветур,-- с драгоцен-
ными камнями в пупках, и волос на них нет.
Все помолчали.
На вершину холма они забрались, чтобы побыть в чисто мужской ком-
пании. Присутствие женского пола их всех угнетало. Последнее время им каза-
лось, что мир полон девочек. Куда бы они не поглядели, наяву ли, во сне ли --
всюду они видели девочек. Все они пробовали совокупляться с девочками, неко-
торые из них с отчаяния даже пробовали не совокупляться с девочками. Ни то,
ни другое не помогало. Все равно всюду были девочки.
Три дня назад на занятии по Истории Одонианского Движения они все
смотрели один и тот же видеоурок, и образ переливающихся всеми цветами ра-
дуги драгоценных камней в гладкой ямке пупка на блестящих от масла женских
животах с тех пор тайно преследовал каждого из них.
А еще они видели мертвые тела детей, волосатые, как и их собственные
тела, сложенные на песчаном берегу моря штабелями, как металлолом, негну-
щиеся и ржаво-рыжие, и люди обливали эти детские тела нефтью и поджигали.
"Голод в Провинции Бачифойл (государство Ту)" -- сказал голос комментато-
ра.-- "Трупы детей, умерших от голода и болезней, сжигают на пляжах. А на
пляжах Тиуса, в 700 км отсюда, в государстве А-Ио (тут-то и показались на эк-
ране украшенные драгоценными камнями пупки) женщины, которых содержат
специально для удовлетворения сексуальных потребностей мужчин класса
имущих (комментатор употребил иотийские слова, так как в правийском языке
не было эквивалента ни для того, ни для другого термина), лежат на песке весь
день, пока люди из класса неимущих не принесут им обед". Крупным планом --
обедающие: нежные рты жуют и улыбаются, нежные руки тянутся за деликате-
сами, влажными горками лежавшими в серебряных чашах. И снова переключе-
ние на невидящее, бьющее по нервам лицо мертвого ребенка, с открытым, пус-
тым почерневшим, пересохшим ртом.-- "Бок-о-бок",-- сказал спокойный голос.
Но образ, всплывший в сознании мальчиков подобно маслянистому, ра-
дужному пузырьку, был всегда один и тот же.
-- Сколько лет этим пленкам? -- спросил Тирин.-- Они сняты еще до За-
селения или современные? Они никогда не говорят.
-- Не все ли равно? -- возразил Кветур.-- Так жили на Уррасе перед Одо-
нианской Революцией. Одониане все перебрались оттуда сюда, на Анаррес. Так
что, наверное, ничего не изменилось, они там,-- он показал на огромную зеле-
новато-голубую Луну,-- продолжают в том же духе.
-- Откуда мы знаем, что продолжают?
-- Что ты хочешь этим сказать, Тир? -- спросил Шевек.
-- Если этим фильмам сто пятьдесят лет, то на Уррасе сейчас все может
быть совершенно по-другому. Я не говорю, что так оно и есть, но если бы это и
было так, то как бы мы об этом узнали? Мы туда не летаем, мы с ними не раз-
говариваем, никакой связи между планетами нет. Фактически мы и понятия не
имеем, как сейчас живут на Уррасе.
-- Люди из КПР (Управление Координации Производства и Распределе-
ния) знают. Они разговаривают с уррасти -- с экипажами грузовых ракет, кото-
рые приземляются в Анарресском Космопорте. Они имеют постоянную инфор-
мацию. Они вынуждены это делать, чтобы мы могли все время торговать с Ур-
расом, а к тому же -- знать, насколько большую угрозу они для нас представля-
ют.-- Бедап говорил разумные вещи, но ответ Тирина прозвучал резко.
-- Ну, значит, КПРовцы знают, а мы -- нет.
-- Знаем, не знаем! -- сказал Кветур. Я с ясельного возраста только и
слышу, что про Уррас. По мне, так я бы этих изображений поганых уррасских
городов и вымазанных жиром тел уррасти век бы не видал!
-- Вот то-то и есть,-- сказал Тирин с ликованием человека, рассуждаю-
щего логически.-- Весь материал по Уррасу, доступный учащимся,-- один и тот
же. Отвратительно, безнравственно, экскрементально. Но послушайте. Если,
когда первопоселенцы улетели, все было так плохо, то как же оно продолжа-
лось сто пятьдесят лет? Если они были так больны, то почему же они не умерли?
Почему их собственнические общества не рухнули? Чего мы так боимся?
-- Заразиться,-- сказал Бедап.
-- Мы что, такие слабые, что не выдержим небольшого контакта? И во-
обще, не могут же они все быть больны? Каким бы ни было их общество, а хоть
некоторые из них должны быть порядочными людьми. Разве мы все -- идеаль-
ные одониане? Вы посмотрите на этого сопливого Пезуса!
-- Но в больном организме обречена и здоровая клетка,-- возразил Бе-
дап.
-- Ну, при помощи Аналогии можно доказать все, что угодно, и ты это
знаешь. А вообще, откуда мы, собственно, знаем, что их общество больно?
Бедап немножко погрыз ноготь.
-- Ты говоришь, что КПР и синдикат снабжения учебными пособиями
нам врут про Уррас?
-- Нет, я сказал, что мы знаем только то, что нам говорят. А вы понима-
ете, что нам говорят? -- Тирин повернул к ним смуглое, курносое лицо, ясно
видное в лунном свете.-- Квет только что правильно сказал. Он все воспринял,
как надо. Все же слышали: питайте к Уррасу отвращение, ненавидьте Уррас,
бойтесь Урраса.
-- Ну и что? -- сердито спросил Кветур.-- Ты посмотри, как они с нами, с
одонианами, обращались!
-- Они отдали нам свою Луну, не так ли?
-- Да, чтобы не дать нам разрушить их спекулянтские Государства и ус-
тановить там справедливое общество. И спорим, что как только они от нас из-
бавились, так сразу и начали скорей-скорей создавать правительства и армии,
потому что остановить их уже было некому.
Если бы для них открыли Космопорт, ты что думаешь, они бы к нам за-
явились как друзья и братья? Когда их -- тысяча миллионов, а нас -- двадцать
миллионов? Они бы нас либо с лица земли стерли, либо сделали бы нас всех
этими... ну, как их, слово есть такое... рабами, чтобы мы для них на рудниках
работали!
-- Ладно. Согласен, что бояться Урраса, вероятно, разумно. Но зачем
ненавидеть? Ненависть не функциональна; зачем нас ей учат? Может быть, по-
тому, что, если бы мы знали, какой Уррас на самом деле, он бы нам понравил-
ся?.. что-то на нем... кому-то из нас? Потому, что КПР хочет помешать не толь-
ко некоторым из них прилететь сюда, но и некоторым из нас -- захотеть отпра-
виться туда?
-- Отправиться на Уррас? -- изумленно спросил Шевек.
Они спорили, потому что им нравился сам процесс спора, нравился сво-
бодный бег свободного ума по путям возможного, нравилось подвергать сомне-
нию то, что не подлежало сомнению. Они были умны, их ум уже был дисципли-
нирован четкостью ясностью науки, и им было по шестнадцать лет. Но с этого
момента спор перестал доставлять удовольствие Шевеку, как немного раньше --
Кветуру. Он был встревожен.
-- Да кто же захочет лететь на Уррас? -- настойчиво спросил он.-- Зачем?
-- Это детский разговор,-- сказал Кветур.-- Вон, говорят, в некоторых
других звездных системах тоже есть жизнь,-- и он махнул рукой куда-то в зали-
тое лунным светом небо.-- Ну и что? Нам-то ведь повезло -- мы родились здесь!
-- Если мы лучше любого другого человеческого общества,-- возразил
Тирин,-- то мы должны были бы им помогать. Но это нам запрещено.
-- Запрещено? Это слово -- не органическое. Кто запрещает? Ты овеще-
ствляешь саму интегративную функцию,-- страстно сказал Шевек, наклонясь
вперед.-- Порядок не есть "приказ". Мы не покидаем Анаррес, потому что мы и
есть Анаррес. Ты -- Тирин и поэтому не можешь вылезти из кожи Тирина. Тебе,
может, и хотелось бы попробовать побыть кем-нибудь другим, чтобы узнать,
на что это похоже, но ты этого не можешь. Но разве тебе силой не дают этого
сделать? Разве нас здесь удерживают силой? Что это за сила -- какие законы,
правительства, полиция? Ничего этого у нас нет. Просто наше собственное бы-
тие, наша сущность как одониан. Твоя сущность -- в том, чтобы быть Тирином,
моя -- в том, чтобы быть Шевеком, а наша общая сущность в том, чтобы быть
одонианами, ответственными друг перед другом. И эта ответственность и есть
наша свобода. Избежать ее означало бы потерять нашу свободу. Ты что, дейст-
вительно хотел бы жить в обществе, где у тебя не было бы ни ответственности,
ни свободы, ни выбора, а только право мнимого выбора между повиновением
закону и неповиновением, за которым следует наказание? Ты бы действительно
хотел пойти жить в тюрьму?
-- Да нет, черт возьми. Что уж, и поговорить нельзя? С тобой, Шевек,
беда в том, что ты ничего не говоришь, пока не накопишь целый вагон адски
тяжелых кирпичей-аргументов, а потом как вывалишь их все сразу и даже не
взглянешь на окровавленное тело, раздавленное этой горой кирпичей...
Шевек уселся с видом человека, доказавшего свою правоту.
Но, Бедап, коренастый, крепкий парень с квадратным лицом, грызя но-
готь на большом пальце, сказал:
-- Все равно, от сути того, что сказал Тирин, мы не ушли. Хорошо было
бы знать, что мы знаем об Уррасе всю правду.
-- Кто же, по-твоему, нам врет? -- спросил Шевек.
Бедап невозмутимо встретил его внимательный взгляд.
-- Кто, брат? Кто же, как не мы сами?
Планета-сестра лила на них свой свет, безмятежная и ослепительная,
прекрасный пример невероятности реального.
Насаждение лесов на Западно-Темаэнской Литторали было одним из
великих предприятий пятнадцатого десятилетия Заселения Анарреса; в нем бы-
ли заняты в течение двух лет почти восемнадцать тысяч человек.
Хотя длинные пляжи Юго-Востока были плодородны и обеспечивали
многие рыбацкие и земледельческие общины, пахотная земля лишь узкой поло-
сой тянулась вдоль моря. Дальше от моря и к западу широкие равнины Юго-За-
пада на всем протяжении были почти необитаемы, если не считать нескольких
