ные земли.
На третий день Атро принес ему пачку газет. Паэ, который бывал у
Шевека чаще и дольше других, ничего не сказал Атро, но, когда старик ушел,
он обратился к Шевеку:
-- Все эти газеты -- ужасная чепуха, сударь. Они забавны, но не верьте
ничему, что в них написано.
Шевек взял газету, лежавшую сверху. Она была скверно напечатана на
шершавой бумаге -- первое грубо сделанное произведение рук человеческих, ко-
торое попалось ему на Уррасе. Собственно говоря, она выглядела, как бюллете-
ни КПР и региональные отчеты, выполнявшие на Анарресе роль газет, но стиль
ее отличался от стиля тех, захватанных, практичных, строго придерживавшихся
фактов изданий. Она была полна восклицательных знаков и иллюстраций. Бы-
ла там фотография: Шевек стоит перед планетолетом, а Паэ держит его под ру-
ку и хмурится. Над фотографией очень крупным шрифтом было напечатано:
ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК С ЛУНЫ! Шевек, очень заинтересованный, стал читать
дальше.
Его первый шаг на земле! Первый за 170 лет гость Урраса из Анаррес-
ского Поселения, д-р Шевек, был сфотографирован вчера, в момент его прибы-
тия на грузовой ракете, совершающей регулярные лунные рейсы и приземлив-
шейся в космопорте Пейер. Знаменитый ученый, лауреат премии Сео Оэн, кото-
рая была присуждена ему за научные заслуги перед всеми народами, принял
должность профессора в Университете Иеу Эун -- такой чести инопланетяне ни-
когда прежде не удостаивались. На вопрос, что он чувствует, впервые видя Ур-
рас, высокий, величественного вида физик ответил: "Быть приглашенным на
вашу прекрасную планету -- большая честь. Я надеюсь, что теперь начинается
новая эра все-тау-китянской дружбы, когда Планеты-Близнецы будут двигаться
вперед вместе, по-братски".
-- Но я же вообще ничего не говорил! -- запротестовал Шевек, обраща-
ясь к Паэ.
-- Конечно, нет; мы эту компанию к вам не подпустили. Но птичью
прессу этим не смутить! Они все равно припишут вам те слова, которые им хо-
чется от вас услышать, а что вы сказали и сказали ли вообще что-нибудь -- им
не важно.
Шевек прикусил губу.
-- Ну,-- сказал он наконец,-- если бы я что-нибудь сказал, это было бы
что-то в этом роде... Но что такое "все-тау-китянский"?
-- Тау-китянами нас называют террийцы. Кажется, по их названию на-
шего солнца. В последнее время популярная пресса подхватила это слово, оно
стало в некотором роде модным.
-- Значит, "все-тау-китянский" означает Анаррес и Уррас вместе?
-- Наверно,-- ответил Паэ с подчеркнутым безразличием.
Шевек продолжал читать газеты. Он прочел, что он -- мужчина гигант-
ского роста; что он не брит и с "гривой" (что это такое, он не знал) седею-
щих волос; что ему 37 лет, 43 года, 56 лет; что он написал великий труд по фи-
зике под названием (орфография зависела от газеты) "Принцыпы одновре-
менности" или "Принципы одной временности"; что он -- посланец доброй воли
от Одонианского Правительства; что он вегетарианец; и что, как и все анарре-
сти, он не пьет. Тут он не выдержал и так расхохотался, что у него закололо в
боку.
-- Вот черт, ну и воображение у них! Что же, они думают, что мы погло-
щаем водяные пары, как скальный мох?
-- Они имеют в виду, что вы не употребляете спиртные напитки,-- ска-
зал Паэ, тоже смеясь.-- По-моему, единственное, что об одонианах знают все
без исключения,-- это то что вы не пьете алкоголь. А кстати, это правда?
-- Некоторые гонят из перебродивших корней холума алкоголь для
питья, они говорят, что это высвобождает подсознание, как тренировка биото-
ков мозга. Большинство людей предпочитает последнее, это очень легко и не
ведет к болезни А здесь это часто встречается?
-- Пьют многие. А насчет болезни я не знаю. Как она называется?
-- По-моему, алкоголизм.
-- А, понимаю... Ну, а что же делают труженики на Анарресе, когда хо-
тят повеселиться, хотя бы на вечерок вместе забыть о бедах мира сего?
У Шевека сделался озабоченный вид.
-- Ну, мы... не знаю. Может быть, наши беды неизбежны?
-- Оригинально,-- сказал Паэ и обезоруживающе улыбнулся.
Шевек продолжал читать. Одна газета была на незнакомом ему языке, а
одна -- вообще напечатана совершенно другим алфавитом. Первая, объяснил
Паэ,-- из Ту, а вторая -- из Бенбили, государства в западном полушарии. Газета
из Ту была хорошо напечатана, формат ее был разумным; Паэ объяснил, что
это -- правительственное издание.
Здесь, в А-Ио, видите ли, образованные люди узнают новости по теле-
факсу, радио, телевидению, и из еженедельников. Эти газеты читают почти иск-
лючительно низшие классы, их выпускают малограмотные для малограмотных,
как вы и сами видите. У нас в А-Ио -- полная свобода печати, а это неизбежно
означает, что мы получаем уйму макулатуры. Тувийская газета издается гораз-
до лучше, но она сообщает лишь о тех фактах, о которых хочет сообщить Ту-
вийский Центральный Президиум. Цензура в Ту абсолютна. Государство -- это
все, и все -- для Государства. Вряд ли подходящее место для одонианина, а, су-
дарь?
-- А эта газета?
-- Право, понятия не имею. Бенбили -- довольно отсталая страна. Там
вечно какие-то революции.
-- Незадолго до того, как я уехал из Аббеная, группа людей в Бенбили
связалась с нами по радио на длине волны Синдиката. Они называли себя одо-
нианами. А здесь, в А-Ио, есть такие группы?
-- Я, во всяком случае, никогда ни о чем таком не слышал, д-р Шевек.
Стена. К этому времени Шевек уже научился распознавать стену, упер-
шись в нее. Стеной были обаяние, изысканная вежливость, равнодушие этого
молодого человека.
Неожиданно Шевек добродушно сказал:
-- По-моему, вы боитесь меня, Паэ.
-- Боюсь вас, сударь?
-- Потому что я самим своим существованием опровергаю необходи-
мость государства. Но что в этом страшного? Ведь я не причиню вреда вам,
Саио Паэ, вы же знаете, что я лично совершенно безобиден... И послушайте, я
не доктор. Мы не пользуемся званиями. Меня зовут Шевек.
-- Я знаю. Извините, сударь. По нашей терминологии это звучит неува-
жительно. Получается как-то нехорошо,-- обаятельно извинился Паэ, ожидая
прощения.
-- Разве вы не можете признать во мне равного? -- спросил Шевек, взгля-
нув на Паэ; в его взгляде не было ни прощения, ни гнева.
Впервые за все время Паэ растерялся.
-- Но право же, сударь... вы, знаете ли, очень значительный человек...
-- Нет оснований, чтобы вы ради меня изменили свои привычки,-- ска-
зал Шевек.-- Это не важно. Я думал, что вы, может быть, будете рады освобо-
диться от ненужного, вот и все.
За три дня вынужденного сидения в четырех стенах в Шевеке накопился
избыток энергии, и когда его выпустили, он своим стремлением увидеть все сра-
зу довел сопровождавших его до изнеможения. Они водили его по Университе-
ту, который сам был, как целый город -- шестнадцать тысяч студентов и препо-
давателей. Со своими общежитиями, столовыми, театрами, залами для собра-
ний и тому подобным он не слишком отличался от одонианских общин, если не
считать того, что был очень странным, невероятно роскошным, что все студен-
ты и преподаватели были только мужчины, и что он был организован не как
федерация, а как иерархия -- сверху вниз. Все равно,-- подумал Шевек,-- ощуща-
ется он, как община. Ему приходилось напоминать себе о различиях.
В наемных автомобилях -- роскошных, причудливо-элегантных маши-
нах -- его вывозили за город. Машин на дорогах было мало; нанимать стоило
очень дорого, а собственные машины имели немногие, так как налог на них
был очень высок. Всю подобную роскошь, которая, если бы она была доступна
всем и каждому, могла бы истощить невосполнимые природные ресурсы или за-
грязнить отходами окружающую среду, строго регулировали различные пред-
писания и налоги. Спутники Шевека говорили об этом подробно и не без гор-
дости. Уже несколько веков -- рассказывали они -- А-Ио занимает первое место
по экологическому контролю и разумному использованию природных ресурсов.
Излишества Девятого Тысячелетия -- это уже древняя история; единственное их
стойкое последствие -- недостаток некоторых металлов, которые, к счастью,
можно ввозить с Луны.
Разъезжая в автомобиле или на поезде, он видел деревни, фермы, горо-
да; крепости, сохранившиеся со времен феодализма; руины насчитывавших уже
сорок четыре века башен Аэ, древней столицы исчезнувшей империи. Он видел
пашни, озера и холмы Провинции Аван, лежавшей в самом сердце А-Ио, а на
северном горизонте -- вершины Мейтейской горной цепи, белые, гигантские.
Красота этой земли и благосостояние ее народа не переставали казаться ему чу-
дом. Его спутники были правы: уррасти умеют обращаться со своей планетой.
В детстве ему внушали, что Уррас -- гниющая масса неравенства, всевозможных
пороков и расточительства. Но все люди, с которыми он встречался, и все лю-
ди, которых он видел, в самой крошечной и глухой деревушке, были хорошо
одеты, сыты и -- вопреки ожиданиям -- трудолюбивы. Они не стояли в угрюмом
ожидании приказаний сделать то или это. Они, совсем как анаррести, все время
что-то делали. Это его озадачило. Он всегда полагал, что если человека лишить
естественного стимула, побуждающего его работать,-- собственной инициати-
вы -- и заменить его внешней мотивацией и принуждением, то он станет лени-
вым и нерадивым работником. Но те, кто возделывает эти прекрасные поля или
делает эти прекрасные автомобили и комфортабельные поезда,-- это не неради-
вые работники. Как видно, притягательная и принуждающая сила выгоды за-
меняла естественную инициативу куда эффективнее, чем ему внушили.
Ему хотелось бы поговорить с кем-нибудь из этих крепких, державших-
ся с достоинством людей, которых он видел в маленьких городках, спросить их,
например, считают ли они себя бедными; потому что если это -- бедные, то ему
надо пересмотреть свое понимание этого слова. Но времени как-то всегда не
хватало -- столько всего хотели ему показать сопровождающие.
Другие большие города А-Ио были слишком далеко, и за один день до
них было не доехать, но его часто возили в Нио-Эссейя, за пятьдесят километ-
ров от Университета. Там в его честь устроили целую серию приемов. Они не
слишком нравились ему, у него были совершенно другие взгляды на то, какой
должна быть вечеринка. Все были в высшей степени вежливы и очень много го-
ворили, но о совершенно неинтересных вещах; и так много улыбались, что ка-
зались испуганными. Но одеты они были роскошно; казалось даже, что всю
беспечность, которой им недоставало в манере держаться, они вкладывают в
одежду, и в еду, и во все свои разнообразные напитки, и во все -- слишком пыш-
ные -- украшения и меблировку во дворцах, где устраивались эти приемы.
Ему показывали достопримечательности Нио-Эссейя, города, в кото-
ром жили пять миллионов человек -- четверть населения всей его планеты. Его
привели на Площадь Капитолия и показали высокие бронзовые двери Директо-
рата, резиденции Правительства А-Ио; ему разрешили присутствовать на деба-
тах в Сенате и на заседании одного из комитетов Совета Директоров. Его во-
дили в Зоопарк, в Национальный Музей, в Музей Науки и Промышленности.
Его водили в школу, где очаровательные дети в голубой с белым форме спели
ему Национальный Гимн А-Ио. Его провели по всей фабрике электронных де-
талей, по полностью автоматизированному сталелитейному заводу и по ядер-
ной электростанции, чтобы он увидел, как собственническая экономика справ-
ляется с производством и энергоснабжением. Его повезли на строительство но-
вого жилого массива, чтобы он увидел, как Государство заботится о своем на-
роде. Его повезли на теплоходную экскурсию вниз по дельте реки Суа, забитой
кораблями со всей планеты, к морю. Его водили в Верховный Суд, и он целый
день присутствовал при слушании гражданских и уголовных дал, и это привело
его в ужас; но его спутники настаивали, чтобы он посмотрел все, что следует
посмотреть, побывал всюду, где ему бы хотелось побывать. Когда он немного
