- Говорило сито иголке, - у тебя на спине дырка.
Арфарра задал второй вопрос:
- Два года назад меня арестовали по вашему приказанию. За что?
- Это была ошибка, - сказал Шаваш, и не моя вина. С вами сводили
счеты, а я пытался арестовать совсем другого человека, этого
самозванца, яшмового аравана: и, как видите, был прав.
- Да, - сказал Арфарра, -арестовали-то меня по ошибке. А почему
вы, узнав об этом аресте, приказали не выпустить меня, а убить?
- А что бы вы сделали на моем месте? - спросил Шаваш.
Арфарра улыбнулся и ответил:
- На вашем месте я бы сделал то же самое. Но я был на своем
месте и был этим очень недоволен.
Арфарра помолчал и продолжил:
- И, наконец, третье, - зачем вы явились в столицу?
- Я был одним из тех, кто решает судьбы ойкумены, а стал хуже
муравья на дороге. Я перестал ценить такую жизнь. Я пришел
посмотреть на Идари.
- Вы удивительно верный возлюбленный, господин Шаваш!
- Мне двадцать восемь лет, господин Арфарра.
Арфарра помолчал.
"Вот сейчас, - подумал Шаваш, - он спросит, откуда я взял ту
штуку, из которой стрелял в этого мерзавца Киссура".
- Да, - проговорил Арфарра, - а я слыхал, что у Чахарского князя
целый обоз женок.
Шаваш похолодел. Арфарра встал с кресла и наклонился над
Шавашем. У обоих были одинаковые золотистые глаза, и один и тот
же тип лица коренного вейца, - светлая, словно выцветшая кожа и
вздернутые кверху уголки бровей.
- У вас очень хорошее имя, господин Шаваш. Трое самозванцев
гуляют по ойкумене под вашим именем. Почему вы скрывали его? Что
вам нужно было во дворце первого министра? Куда вы делись после
своего мнимого ареста?
Арфарра глядел на него, как удав на кролика, и Шаваш под этим
сташным взглядом стал дышать, как загнанная ящерка. В голове
мелькнуло, что он мог бы сбить спесь со старика, - но для этого
пришлось бы признаться, что Киссур не убивал отца Идари, а Шаваш
был готов на все, чтобы этот человек не ложился с Идари в одну
постель.
- Чем вы были заняты в Харайне? Почему не могли, в конце концов,
изловить Киссура или убить меня?! Что вы, не знали, что ваш
мнимый арест приведет к настоящему восстанию? Вы - чиновник и
член Государственного Совета, а теперь - один из тех, кто рвет
страну на части!
- Если при мне режут пирог, - возразил Шаваш, - почему я не
вправе полакомиться своей долей?
У Арфарры на лбу показались капельки крови. "К черту, - подумал
Шаваш, - этот человек все равно вытянет из меня всю правду, и
только от меня зависит, вытянет он ее с кишками или без кишок.
Казнит он меня в любом случае, а пытать не будет, так как не
любит лишнего".
И Шаваш сказал:
- Тот отчет о происшедшем в Белоснежном Округе, который нашла
Идари, был сплошной ложью. Настоящий отчет был написан невидимой
"шакуниковой зеленью" на оборотах маленькой "Книги уважения",
которую я послал самому себе. За этой-то "Книгой уважения" я и
явился в столицу. Когда меня стали обыскивать, какой-то варвар с
обрубленным носом швырнул книжечку в грязь, и я не знаю, что с
ней стало. А пересказать этого отчета я не могу.
Арфарра удивился и спросил:
- Почему вы не можете пересказать своего отчета?
Но Шаваш как будто и не слышал вопроса. Он продолжал:
- Четверть века назад, вместе с вами, накануне мятежа Харсомы, в
империю приехали... торговцы с Западной Земли. Вы их, говорят,
хотели арестовать. Почему?
Арфарра побледнел.
- Кто вам это сказал?
- Ну... скажем так - соплеменник этих торговцев.
- Кто?!
- Нынешний наставник Ханалая, духовный глава мятежников,
самозванец, яшмовый араван, которого так удачно освободил
Киссур.
Шаваш не договорил: Арфарра вскочил с кресла и выбежал вон из
комнаты.
Утром Шаваша перевязали и покормили. Ему принесли хорошую еду,
но нельзя сказать, чтобы с ним обходились так хорошо, как ему бы
этого хотелось. Лекарь, осмотревший его раны и ушибы, покачал
головой и спросил Шаваша, не чувствует ли он жжения в правой
руке.
- Какая разница, - сказал Шаваш, - мертвым или живым вы меня
повесите?
Вечером вновь явился Арфарра. По его знаку за ширму принесли еща
два табурета. Арфарра сел в большое кресло о шести ножках, а на
табуреты село двое довольно молодых чиновников. Чиновники
сутулились и держались не по-военному. Чиновник помоложе держал
в руках целый ворох чертежей, и красная сафьяновая книжечка тоже
была при нем. Чиновник постарше почтительно подставил Арфарре
скамеечку для ног. Арфарра закутался в шерстяную накидку с
лентами и кивнул чиновнику помоложе. Тот показал Шавашу книжечку
и спросил:
- Если все дело обстоит так, как вы написали, то почему же
яшмовый араван не творит сейчас чудес при войске Ханалая? Ведь с
этими чудесами Ханалай мог взять столицу еще осенью.
Шаваш возразил:
- Зачем людям со звезд победа Ханалая? В трактате Веспшанки
сказано: "Если в стране мир, чужеземные воины, вошедшие в
страну, именуются захватчиками. Если в стране война, чужеземные
воины, вошедшие в страну, именуются миротворцами. Империи
подобает поддерживать начальников варварских земель в присущей
им от природе вражде, ибо войска империи, пришедшие в эти земли,
должны быть не захватчиками, а миротворцами". Да вот и господин
Арфарра именно так усмирил Горный Варнарайн. Людям со звезд
нужен не порядок, а хаос.
Я думаю, что они скоро вмешаются, но я не думаю, что они сразу
пришлют войска. Они сначала, например, пришлют хлеб в голодающую
Иниссу. Потом окажется, что хлеб разворовали, и народ потребует
от них войска охранять этот хлеб, как это давно описано у
Веспшанки.
- Я не уверен, - несколько ядовито перебил чиновник, что люди со
звезд читали трактат Веспшанки об управлении империей.
Шаваш рассмеялся.
- Какая разница, как это называется? Он беседовал со мной очень
подробно, - усмехнулся Шаваш, - но все различие, которое он
сумел мне указать между нашими странами, было подобно различию,
которое государь Веспшанка установил между нами и варварами.
"Государи ойкумены, - сказал Веспшанка, - отличаются от королей
варваров тем, что короли варваров управляют рабами, а государи
ойкумены властвют над свободными". Клянусь круглым Небом и
квадратным Полем! Я спросил его, есть ли у них соглядатаи, и он
ответил: "Нет, но у нас есть институт опросов общественного
мнения!"
Арфарра полуприкрыл глаза и спросил:
- Что было после взрыва в Белоснежном округе?
- После взрыва я написал Нану тот отчет, который вы видели, и
воспользовался случаем оформить отца Адуша, как покойника. Мне
казалось, что яшмовому аравана будет приятно считать его
покойником, и я хотел сделать так, как ему будет приятно.
После того как в кустах нашли стражника, убитого Киссуром, я
довольно скоро разобрался во всех обстоятельствах дела, но мне
никак не удавалась поймать ящмового аравана. Крестьяне его не
выдавали, и даже наградой их нельзя было соблазнить, потому что
было ясно, что награду за такое дело не одобрят соседи, и так
сильно не одобрят, что от их неодобрения сгорит дом или
повесится в лесу жена. Я обещал, в придачу с деньгам, право
носить оружие... Куда там!
Шаваш усмехнулся.
- Этот человек добился, чего хотел! Он создал организацию без
организации! Я не мог арестовать никого на основании его
проповедей, потому что нельзя арестовывать людей, которые
слушают проповедь о том, как делать добро! Я не мог арестовать
никого на основании его дел, потому что он не создавал никаких
тайных обществ! Он не учреждал ложные ритуалы, не совершал
недозволенные церемонии, но вся провинция сидела у его ног! Он
просто лгал моему народу! И как! Изо всех пророков, лгавших,
будто они сошли с неба на землю, этот был единственный, кто
лгал, что он этого не делал!
Этот человек, - продолжал Шаваш, - был снедаем безграничным
честолюбием, он сам повысился в чине от небесного соглядатая до
проповедника, от проповедника - до пророка мятежников. Не
думайте, что там, в лагере Ханалая, главный - Ханалай! Яшмовый
араван подождет, пока Ханалай возмет столицу, а потом казнит его
за жестокость, и возьмет в свою руку сердце государя, и будет
править от его имени! Эти игрушки, которыми он тешит государя, -
знаю я эти игрушки, я их уже видел у него в Белоснежном посаде!
- Что было после взрыва, - сухо спросил Арфарра.
- Через месяц пришло известие об аресте Нана и бунте в столице,
- я уже сказал вам, как я убежал и взял с собой документы. Мои
собственные стражники, однако, ограбили меня, и я шел, добывая
себе хлеб различными хитростями, пока не пришел в Архадан к отцу
Адушу. Но отца Адуша там уже не было: проклятый монах сбежал
неделю назад, и все сжег!
Шаваш помолчал и прибавил:
- Если это не его сожгли.
После этого я повернул в столицу провинции, по некоторым
признакам заключив, что там скоро произойдут странные вещи. Я
шел не так быстро, как мне хотелось бы, и дваджы слушал
проповеди яшмового аравана: тот тоже шел в столицу. Я натерпелся
много неприятностей от жадных люлей, пока не попался на глаза, в
виде старика-крестьянина и с ворованным ослом, наместнику
Ханалаю. Ханалай принял меня за крестьянина, или, по крайней
мере, сделал такой вид. Во всяком случае, он не отпустил меня, а
заставил идти за свой лошадью и едва ли не в упор стал
расспрашивать, как отнесется народ к восстанию против государя.
И к кому бы, вы думали, ехал в это время Ханалай? К яшмовому
аравану!
То есть со стороны это было не очень заметно, но дело обстояло
именно так, и наместник все время очень искусно наводил разговор
на могущество проповедника. Он думал использовать яшмового
аравана для своей выгоды, а на самом деле это яшмовый араван
использовал его.
И вот наместник посадил его на хорошенького мула и стал сетовать
на общее к нему недоверие, и на грехи государя, а яшмовый
араван, по обыкновению, жмурил глазки и напоминал, что человеку
следует судить лишь о своих собственных грехах.
После этого он потихоньку утек из усадьбы Ханалая и остановился
у одного своего поклонника по имени Дох, ожидая нового
предложения Ханалая. Мне очень не хотелось, чтобы человек,
ответственный за гибель Нана, добрался до верхних ступенек
ойкумены. Что же - я плюнул на свою жизнь и, явившись к аравану
Фрасаку, потребовал у него ареста проповедника. Услышав, что во
главе провинции может встать человек, которого он, Фрасак, отдал
приказ арестовать, Фрасак так перепугался, что на следующий же
день изловил его в гостинице человека по имени Идон.
Это была самая большая моя ошибка. Мне казалось, что яшмовый
араван ушел от Ханалая, ожидая более выгодных условий. На самом
деле он ушел от Ханалая, ожидая другого: он понимал, что Фрасак,
услышав о переговорах между ним и Ханалаем, непременно
попытается его арестовать, что этот арест вызовет восстание, и
что человек, чей арест вызвал восстание, станет безраздельным
духовным владыкой Харайна!
И вот арестованного ввозят во дворик, и я любуюсь на его затылок
с надвратной башенки и рассчитываю преподнести ему самую большую
в его жизни неожиданность, когда вдруг на галерею напротив меня
выскакивает араван Фрасак и летит вниз головой в фонтан, вполне
мертвый, а за ним этак неторопливо выходит наместник Ханалай и
начинает распинаться по поводу негодяя, который вздумал учинить
такой арест. Ханалай был тоже не дурак - он сообразил, что лучше
возглавить грядущее возмущение по поводу ареста яшмового
аравана, чем пасть его жертвой! Но Ханалай еще получит свое.
Арфарра сидел молча.
- Не будьте слепы, господин Арфарра! Лагерь Ханалая состоит из
грабежа и убийства, а слава о милосердии яшмового аравана все
растет и растет! Что он сделал, этот милосердный? Запретил сжечь
пару городков? Помилуйте, - жить бок о бок с такой грязью, да
еще иметь славу святого! Ханалай дважды глупец. Я знаю, что
произойдет, когда Ханалай займет столицу: он отрубит голову
сначала вам, потом Киссуру, а государю - не успеет. Ведь Ханалай
не знает, что его пророк воистину может совершать чудеса! И вот,
когда над головою государя будет занесен топор, с неба или еще
