был очень доволен, что его враг теперь - враг государя.
После этого указа государь замахал руками и уехал охотиться. Он
охотился два дня с небольшой свитой, а жил в маленьком домике, с
центральной залой и десятком комнат вокруг.
Утром второго дня государь вышел из домика. К домику ставили
пристройку, и он был весь в лесах, сверху стучали молотками
плотники. Вдруг государь заметил чиновника на взмыленной лошади.
Чиновник подскакал к нему, спешился и закричал, что части
Ханалая, говорят, показались в Белых-Ключах. Государю
показалось, что чиновник мелет вздор.
- Ты , верно, перепутал, - сказал он, - не Белые- Ключи, а
Белые-Ручьи!
Разница между двумя городками была в сотню верст. Чиновнику надо
было б настоять на своем, но он покраснел по уши и кивнул, не
решаясь возразить государю, коего видел в первый раз. "Что за
некомпетентность!" - топнул ногой Варназд и поехал травить
оленя.
Чиновник на взмыленной лошади отдал свой пакет начальнику
стражи. Тот хотел было вскрыть срочную печать; но он еще не
завтракал, и подумал, что, прочтя пакет, должен будет принять
меры; и пошел завтракать. В это время зашел к нему один из
приятелей, и, любопытствуя, надорвал пакету ухо. Он вытянул
бумагу, извещавшую, что передовые части Ханалая заняли
Белые-Ключи, так как войска Чареники перешли на их сторону, и
что если государь не поспешит сей же миг вернуться в столицу, то
будет отрезан от нее и захвачен в плен: дорога каждая минута.
Это был чиновник чрезвычайно преданный государю и честолюбивый.
Он ни на миг не задумался об измене. Напротив, он понял, какую
великую услугу окажет государю тот, кто привезет этот пакет:
схватил пакет и поскакал на поиски государя. Во дворе стояли
курьеры, которые догнали бы государя в четверть часа, но этот
человек не хотел, чтобы честь спасти государя досталась
кому-либо еще, и пустился на поиски охотников сам.
Государь хорошо поохотился. На обед расположились у высокого
берега старого канала. Варназд был рассеян. Вдруг заметил в
кустах большую важную сойку, выстрелил, - ему показалось, что
сойка растаяла. "Это душа Киссура" - почему-то подумал он. Ему
казалось несомненным, что Киссура уже непременно убили, из
алчности или преданности государю.
Тут на поляну выскочил чиновник с донесением.
- Ханалай близко, - закричал он, прыгая с коня.
Варназд изумился, но вдруг старший доезжачий указал на
противоположный берег: по полю скакала сотня всадников. Взлетели
из-под копыт золотые чешуйки сжатой соломы, хлопнуло и
развернулось на ветру боевое знамя, красное с синими ушами, -
кто-то закричал, что это знамена Ханалая.
Охотники бросились к близлежащему городку и потребовали впустить
государя. Со стены им довольно грубо отвечали, что государя
давно уморили, а вместо него государит подменыш-барсук. В свите
изумились этим речам и спросили, где комендант? Им отвечали, что
коменданты кушают бесы, а с ними говорят люди Лахуты Медного
Когтя и Ханалая.
Чиновники поскакали прочь; в тот же миг фанатики сообразили свою
глупейшую ошибку и выбежали вслед за государем. Повстанцы были,
однако, пешие: конники легко ушли. Охотники подскакали к реке, и
там один из молодых чиновников сказал решительно, что государю
необходимо добраться до столицы и что есть только один способ
дать ему уйти:
- Я переоденусь в его платье и останусь со свитой, а государь в
простом кафтане пусть скачет через Западный Лес.
Варназд и чиновник обменялись одеждой, и чиновник со свитой
расположился под вязом. Не прошло и получаса, как на них
наткнулась стая мятежников. Все они были босы и без рубах, в
одних набрюшных юбках. Вместо оружия у них были только цепи и
особые двузубцы: один конец торчал вперед, чтоб колоть, а другой
назад, чтоб цеплять. Они были невероятно грязны и худы.
В свите не могли сдержать изумления, потому что большинство
чиновников считало, что такие голодранцы существуют только в
злостных измышлениях. Голодранцы тоже вылупили глаза на
бархатные кафтаны и заплетенные хвосты лошадей. Предводитель их
подошел к молодому чиновнику, зацепил крючком его белый кафтан,
отороченный песцом, поглядел на маленькую изящную шапочку с
вензелем, который никто имел права носить, кроме государя, и
сказал:
- Это тебя называют Варназдом?
- Да, - сказал чиновник и стал белее своей шапочки.
Мятежники стали оттаскивать свиту к опушке, а молодого чиновника
свели к реке. Подошла лодка, - чиновнику, изображавшему
государя, велели в нее сесть. Лодка была большая, и свита стала
проситься в лодку, но их не пустили.
Лодка поплыла через реку. На другом берегу уже стояло множество
народа. Чиновник молча сидел на корме и смотрел в воду, по
которой плыли какие-то потроха, солома и тюки хвороста,
вероятно, фашины от понтонного моста, по которому перешел реку
Ханалай. На самой стремнине он не выдержал и спросил:
- Что вы хотите делать со мной?
- Души чиновников почернели от подлости, - ответил мятежник, - а
зубы народа, - от лотосовых корней. Когда цепами молотят не
колосья, а человечьи тела, это ужасно. А в чем причина бед, как
не в том, что иссякла благая государева сила?
- Государь безгрешен, - возразил чиновник.
- Это ничего, - возразил оборванец, - ведь известно, что грехи
убитого переходят на убийцу, и поэтому убивать безгрешных лучше,
чем убивать грешников.
Чиновник понял, что его ждет, закричал, попятился и стал падать
в воду, - тут один из мятежников подцепил его задним крючком
двузубца, а другой мятежник всадил в него передний крючок
трезубца. Чиновник перестал кричать и упал на на одно колено, а
плащ его защепился за шип на весле. Чиновник испугался за
священный императорский плащ и попытался его отцепить, но
потерял равновесие и полетел на дно лодки. Тут его стали тыкать,
как гуся вилкой, а на другой берегу мятежники набросились на
людей из государевой свиты. Со своими двузубцами они управлялись
с удивительным проворством.
По какой-то причине, несомненно, противоречащей здравому смыслу,
ни один из чиновников не попытался спасти свою жизнь криком о
том, что государь жив, и что его еще нетрудно догнать.
Государев парк был захвачен мятежниками, - Варназд и спутник
его, дворцовый чиновник Алия, пересекли Западную дорогу и
поскакали по лесу в направлении столицы.
Варназд никогда не охотился за пределами парка, - прошло три
часа, и государь понял, что они заблудились.
Они скакали вечер, и ночь, и с рассветом съехали к какой-то
речушке. Там было капустное поле, и на поле - несколько
крестьян. Солнце только что выплыло из-за горизонта, большое и
важное, крепкие зеленые кочаны с курчавыми листьями сидели в
земле и наливались силой.
Варназд спросил у крестьян дорогу, и по ответу понял, что он и
его спутник ехали скорее от столицы, чем к ней. Крестьяне
сказали всадникам, что им непросто будет попасть в Небесный
Город, потому что старая дорога осталась только в налогах, а так
там болото. Болото было оттого, что по плану военный министр
должен был строить в этом месте канал с каменным ложем; однако
из камней вместо ложа построили виллу.
Варназд попросил у них еды и питья, и крестьяне поделились с ним
горстью вяленых бобов. Кружек они не знали. Варназд спешился и
напился прямо из речки. Вода была желтая от остатков жизни
большого города и песчинок со дна, не облицованного камнем.
Варназд кинул крестьянину золотой, и тот стал его спрашивать,
что это такое.
Варназд поехал дальше по тропке в засыхающем лесу. Через час
конь его оступился, упал, и видимо, сломал ногу. Чиновник помог
Варназду подняться и подвел ему своего коня. Варназд поглядел
вокруг и вдруг понял, что ему уже незачем выбираться из этого
проклятого леса, потому что мятежники, вероятно, уже в столице.
Варназд расстегнул ворот кафтана и протянул чиновнику свой меч.
Тот испуганно попятился. Варназд строго сказал чиновнику, что
тот должен помочь ему умереть, потому что самому, говорят, это
делать весьма неудобно. Чиновник взял меч, а Варназд собрал
волосы в пучок и, придерживая их руками, лег ничком на траву. От
травы пахло сыростью и утром.
Алия в ужасе стоял над государем. Он думал о том, что
ослушавшийся государя будет в следующем рождении лягушкой, а
поднявший на государя руку - саранчкой. Какое бы решение он ни
выбрал - не быть ему в следующем рождении чиновником!
- Ну! - закричал Варназд.
Алия улыбнулся и вонзил меч в себя.
Варназд вскочил от шума на ноги. Чиновник похлопал глазами,
пробормотал: "Не смею, государь", и затих. Открытые глаза его
улыбались: он нашел способ ослушаться государя.
Варназд вынул чистый меч из ножен за спиной мертвеца, сел на его
коня и тихонько поехал дальше.
Он не торопился больше никуда. Странное спокойствие овладело его
душой. Он ехал, медленно разглядывая все: розовые стволы сосен,
подпирающие небо, зеленые болотные травы и черные ягоды на
беловатом мху. Под копытами коня тихо чавкала вода, из кустов
вспархивали птицы, лес был полон тысячью голосов, утреннее
солнце рассыпалось в каплях росы.
"Как странно, подумал Варназд, - какое чудо жизнь! Почему же я
раньше этого не замечал!"
Варназд ехал и ехал, улыбаясь каким-то своим внутренним мыслям.
Он понимал, что ему остался лишь один выход. Он не сомневался,
что сумеет умереть достойно и не попасться живьем в руки
мятежников. Ему никогда еще не было так хорошо и свободно, как в
этом утреннем лесу.
Через час он отыскал красивую полянку, спешился, сел, положил на
колени меч и залюбовался на сосновые ветки. Теплое солнышко
разморило его: он заснул.
Варназд проснулся от громкого хохота: он открыл глаза и увидел,
что вокруг него хохочет несколько всадников. Впереди них он
узнал Шадамура Росянку, который когда-то служил Киссуру, а
теперь служил Ханалаю, - и Шадамур Росянка его тоже узнал.
Варназда немножко пообчистили и повели за конями, а на опушке
реквизировали какую-то телегу.
Через час на телегу наткнулся отряд людей в одних штанах и с
двузубцами. Эти люди раскудахтались, завидев государя, и стали
оттирать понемногу конников от телеги. Шадамур крикнул Варназду,
чтобы тот не очень-то боялся. Государь наклонил голову, и слезы
посыпались из его глаз, как семена из раскрывшейся коробочки
мака.
Люди в одних штанах и с двузубцами были из отряда Лахута Медного
Когтя.
Лахут уже дважды мелькнул в нашем повествовании, -сельским
богатеем и странствующим проповедникам. После бунта Лахут сумел
бежать из столицы. Мысль о грехе - убийстве племянника, -
по-прежнему терзала его душу. В соседней провинции он был пойман
и повешен за ребра, но ночью сам снял себя с крюка и утек.
Как-то он ночевал в храме "красных циновок" и вместо вынесенных
идолов застал там самого Господа: тот велел ему взять меч и идти
проповедывать. Лахут возразил, что не может брать меча грешными
руками.
"Не беда" - живо возразил Единый, и позвал ангелов. Те мигом
отрубили Лахуту грешную руку, а взамен приставили новую, медную
и похожую на двузубец: этим-то двузубцем Лахут теперь и
проповедывал, и опять назывался Медный Коготь.
В отряд Лахута не принимали никого, жаждущего наживы, и каждого,
кто обзаведется чем-нибудь, кроме набрюшной юбки и двузубца,
гнали вон. Смерть люди Лахута считали видимостью и полагали, что
броня бедности укрывает не только душу от искушений, но и тело
от ударов. Это они поймали и убили подмененного чиновника.
Онтологическая часть учения Лахута гласила, что когда его люди
займут столицу, синее небо нечестия сменится красным небом
радости, а вся земля превратится в одну шелковую красную
циновку; рис на полях будет расти без шелухи и сочиться маслом,
а поверх риса будут бегать жареные куры и поросята. Можно будет
отрезать кусочек поросенка и съесть, и он тут же отрастет снова.
Политическая часть учения Лахута гласила, что Киссур и Арфарра
подменили государя и превратили его в лисицу, и имеют способ
превратить всех в лисиц. Из этого вытекала необходимость
восстать против Киссура и Арфарры, хотя логичней было б против
