поле. У большого навеса сидели несколько стальных птиц, а под
навесом его дружинники расположились кружком вместе с
чужеземцами.
Люди веселились.
Стол из опрокинутого железного листа был весь уставлен едой.
Киссур тут же заметил, что чужеземцы хранят еду не в котлах и
сосудах, а в круглых одноразовых горшочках с бумажными
картинками. Несколько пустых горшочков уже валялось на земле.
Люди ели и шутили вместе, - бог знает, на каком языке, -
вероятно, на языке еды. Центром общего внимания был Сушеный
Финик: он ухал, как филин, и токовал, как тетерев, а потом вдруг
сцепил руки у губ и завыл, мастерски подражаю шуму садящегося
самолета. Чужеземцы засмеялись, а дружинники повалились от
хохота навзничь.
Киссур подошел к людям: все обернулись и уважительно уставились
на него. Сушеный Финик подставил ему ящик, на котором сидел, и
спросил:
- Почему ты синий? Ты ел?
Тут Киссур вспомнил, что не ел с самого утра, переломил булку и
стал жевать.
- Великий Вей, - сказал кто-то на хорошем вейском, - где это вы
вымокли? Вы что, свалились в водосборник? Это же техническая
вода.
Киссур взглянул на свою руку и увидел на ней синие разводы.
- Они что там, умники, - сказал другой голос, - забыли вас
накормить? Попробуйте вот это.
Киссур оглянулся и узнал пилота, Редса.
Редс взял длинную банку с яркой этикеткой, всадил в нее ножик и
стал открывать банку. Зуб ножика из-за спешки отлетел. Чужеземец
засуетился. Киссур взял банку у него из рук, крякул и своротил у
банки все донце.
- Вот это сила, - сказал чужеземец, выгребая из банки розовое
мясо.
Киссур молча ел.
- Ну, и что вы решили, - спросил тот, первый, который говорил
про водосборник.
Киссур поглядел на него и ничего не сказал. Тот побледнел и
умолк. Киссур вдруг отбросил банку и схватил его за шиворот:
- Я видел тебя в дни бунта в столице! Это ты мне отдал документы
про Чаренику! Ты землянин или человек?
Человек завертел головой, как цыпленок.
- Меня зовут Исан, и я из народа аколь, но я уже год среди
землян.
Это был тот самый маленький начальник стражи, что исчез вместе с
Наном. Киссур, изумившись, отлип от воротника.
- Ты умеешь летать?
Маленький варвар пожал плечами.
- Не думаю, - сказал он, - чтобы меня допустили к экзаменам, но
здесь хозяйничает Ванвейлен, и мне дают потыкать в кнопки.
- Значит, - сказал задумчиво Киссур, - ты ушел из столицы вместе
с Наном.
- Не я один, - сказал маленький варвар, - нас было четверо, не
считая ребенка, денег и оружия, но одного человека вскоре убили.
Нан пришел в Харайн, и мы думали, что он собирается бунтовать
вместе с Ханалаем, но он кое о чем переговорил с яшмовым
араваном, который тоже из этой породы людей со звезд, и мы жили
хуже лягушек, пока за нами не прилетела крылатая бочка.
- Значит, - сказал Киссур, - Нан не был доволен мятежом Ханалая?
Маленький варвар опустил глаза:
- Я бы не хотел говорить плохих слов про господина Нана, но он
был скорее рад, чем огорчен. Он сказал, что всякий, кто сейчас
начнет спасать государство, будет как человек, попавший в
болото: чем больше дрыгаешься, тем быстрее тонешь. И разумный
человек должен подождать, пока все, кто спасают государство,
утонут или вымажутся в грязи, а народ устанет воевать и захочет
только одного: объединиться вокруг человека, при котором был
мир.
- Ты как будто с этим несогласен?
- Думаю, - сказал маленький варвар, - что чиновник должен
спасать государство не только тогда, когда ему это выгодно.
После этого Киссур бродил по острову, пока солнце не стало
клониться к западу. Он еще раз выкупался в холодом, но чистом
море, а потом вернулся и сел у шасси самолета. Вдалеке за
стальным куполом красная машина грызла землю.
Киссур подумал и вынул из ножен меч.
Еще вчера Киссур взмахнул этим мечом: и в стороне обращенной
вниз, отразилась нижняя половина мира, а в стороне, обращенной
вверх, отразилась верхняя половина мира, а по лезвию этого меча
шла дорога на тот свет. Теперь в мече отразились только белые
грязные ноги самолета. Мироздание рухнуло. Дорога в иной мир
больше не пролегала по острию меча, и убить им можно было только
одного человека, а настоящим оружием убийства стали стальные
птицы и разноцветные кнопки.
Кто-то накинул ему на плечи теплую куртку. Киссур обернулся: это
был Сушеный Финик. Киссур сделал знак рукой, - Сушеный Финик сел
рядом и тоже прислонился к шасси самолета.
- Я гляжу, ты нашел с ними общий язык, - сказал Киссур. - Они
очень смеялись, когда ты завопил, как их самолет.
- Да, - сказал Сушеный Финик, - они смеялись, когда я вопил как
самолет и ухал как филин, но я не думаю, что они плакали ли бы,
если б я спел им песню о бое в Рачьем Ущелье. Я не думаю, что
они бы вообще поняли мои песни, даже те из них, которые говорят
по-вейски.
- Спой мне о Рачьем Ущелье, - сказал Киссур.
- Я сломал свою лютню, когда ты убил свою собаку, - ответил
Сушеный Финик.
Они помолчали. Красное солнце садилось в воду, и по бетонной
полосе дул резкий, холодный ветер. Это было очень тоскливое
место на самом краю мира.
- Ты не знаешь, они о чем-нибудь договорились?
- Они сидели еще четыре часа, - ответил Сушеный Финик, - и
по-моему, они все это время только трепали языками. В жизни не
видел людей, которые так много треплют языком! Потом они пошли и
кое-что рассказали нам.
Они рассказали, что Нан и яшмовый араван летят в лагерь Ханалая.
Нан заберет государя, чтобы тот отдал все приказания, какие им
нужно; а яшмовый араван, кажется, хочет остаться и проповедывать
мир и согласие.
И Сушеный Финик скорчил невероятную рожу, показывая, что он
думает о шансах яшмового аравана на успех. Они замолчали и стали
глядеть на красный закат.
- Ты им все правильно сказал, - произнес Сушеный Финик. - Надо
выполоть Ханалая, как сорняк, и тогда в ойкумене наступит мир.
Война с мечом и копьем, конечно, лучше мира, но лучше уж мир,
чем война этим чужеземным оружием.
Шум двигателей заставил его умолкнуть. Один из дальних самолетов
качнулся и выехал на бетонную полосу. С края полосы замахали
флажком. Самолет побежал по дорожке с быстротой страуса,
подобрал ноги и ушел в небо.
- Ладно, - сказал Киссур и поднялся на ноги, - я тут кое-что
придумал, - пошли.
И если вы хотите узнать, что именно придумал Киссур, - читайте
следующую главу.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ,
последняя.
Государь Варназд не удивился, когда ночью его разбудил шепот
Нана: первый министр теперь часто навещал государя. Покойник
приходил и садился в изголовье. На рассвете он таял. Варназд
рассказывал все, что случилось за день, и спрашивал совета
назавтра. Тот горько плакал, что не уберег государя, и давал
советы.
Поэтому Варназд не удивился, когда Нан разбудил его, но
воспротивился, когда Нан шепотом велел ему собираться.
- Зачем? - возразил Варназд, - вы уже столько раз помогали мне
бежать; а наутро я опять просыпался в этой спальне.
- Вставайте, - вмешался еще один человек, и Варназд,
вглядевшись, промолвил с упреком:
- Яшмовый араван! И вы тоже умерли? То-то сегодня утром
охранники так странно о вас шептались!
- Государь опять плачет ночью? - раздался насмешливый голос, и в
проеме двери показалась круглая, как репа, морда стражника.
- Ого! - промолвил стражник изумленно и потянулся к ножнам.
В руках Нана негромко чавкнуло, охранник сложился пополам, упал
и утих. "Хороший сон," - подумал Варназд.
Кое-как покойный министр уговорил государя одеться. Они
выскользнули в сад и побежали на ровную лужайку за павильоном
Сумеречных Врат. Варназд продрог от росы и холода. Небо
заволокло тяжелыми, как коровье вымя, тучами, деревья от холода
и ветра стучали ветвями, и над деревьями качалась, словно на
паутинке, синенькая звезда. Вдалеке послышался топот всадников.
Нан затолкал Варназда в кусты. На лужайку выехал ночной дозор
повстанцев. До государя донесся обрывок разговора:
- Что с того, что стреляли? В беса надо стрелять серебрянными
шариками, тогда он рассыпается с визгом и вонью.
- Все равно, - возразил другой дозорный - если Арфарру унес бес,
то зачем он прихватил с собой яшмового аравана?
И дозорные проехали дальше. Прошло немного времени, - Варназд
поглядел на небо и увидел, что синенькая звезда, которая висела
над лужайкой, спускается все ниже и ниже, и это не звезда, а
скорее птица. Крылья птицы не шевелились. Одно крыло было с
красным огоньком, другое с синим огоньком. Это была, без
сомнения, родня тем каменным птицам в Зале Ста Полей, что умеют
танцевать и славить государя. Варназду испугался, его стала бить
крупная дрожь. Нан подхватил его на руки, как ребенка. Птица
села. Нутро ее распахнулось. Покойный министр подсадил в нутро
государя и влез сам. Яшмовый араван, к изумлению Варназда,
остался по ту сторону.
- Не покидайте меня, - попросил Варназд.
Нан за спиной его вспыхнул и закусил губу.
- Я должен остаться, - сказал Бьернссон.
- А можно я останусь с вами?
Один из пилотов начал ругаться.
В это время ночной дозор, обсуждавший пропажу яшмового аравана,
повернул назад и увидел впереди за абрикосовыми деревьями синий
свет и услышали монотонное урчание.
- Вперед! - завопил командир дозора.
Мятежники выскочили на полянку. Раздался испуганный вопль, и
гудящая стрела переломилась об обшивку самолета.
- Дураки, - орал старший, - это бес! Стреляйте серебряными
шариками!
- Стойте, - вскричал Варназд, - вы не смеете стрелять в своего
государя, - и полез обратно из кабины.
Два серебряных шарика хряснули, один за другим, об обшивку.
- Братцы, - вопил обрадованно старший дозорный, - серебро его не
берет! Это не бес, а простое железо!
Бьернссон отскочил от самолета и упал в густую траву.
- Взлетайте, - закричал он. Проворный десантник схватил государя
за шкирку и втянул его обратно. Другой человек выскочил наружу с
автоматом в руках и прошелся очередью по дозору. Подхватил
Бьернссона подмышки, швырнул его в кабину и прыгнул сам. Самолет
завыл и взлетел.
- Сидите и не нойте, - сказал десантник Бьернссону. - Вас бы
завтра убили. Бьернссон повернулся к Нану, поглядел ему в лицо
так, словно видел, что у него написано на обратной стороне глаз,
и сказал со странной улыбкой:
- А я думаю, меня убили бы сегодня. И вовсе не Ханалай.
У Нана по спине пробежал холодок.
- Что вы хотите сказать? - спросил Нан каким-то не своим
голосом. Но в этот момент внимание их было отвлечено новым
обстоятельством.
- Это что такое, - сказал пилот, указывая на экран. - Еще один
самолет! Действительно, им навстречу, к лагерю Ханалая, летел
еще один "К-307". Пилот надел наушники.
- Борт семьсот два вызывает борт семьсот восемь. Как слышите.
Прием.
Треск в наушниках, потом голос:
- Слышим отлично.
- Что вы здесь делаете? Вам что, топлива не жалко? После
короткой паузы в разговор вмешался новый голос, на вейском:
- За топливо плачу я. Я хотел убедиться, что все благополучно.
Вдруг вам понадобится помощь моя и дружинников?
"Киссур!" - сообразил про себя пилот. "Господи, это с кем он
летит, с маленьким Исаном? Как бы они не угробили машину."
- Благодарю за заботу, - подавив смешок, ответил пилот, раньше,
чем Нан успел вмешаться. - У нас все благополучно.
- Государь с вами?
- Да.
- А этот... проповедник? Остался внизу?
- Нет, сидит здесь и дуется.
- Это совсем хорошо.
- Исан, - сказал пилот, - вы не боитесь, что эта прогулка
обойдется вам слишком дорого? Вы летаете на самолете не лучше,
чем я скачу на лошади.
- Я не знал, что вы умеете ездить на лошади.
- А я никогда и не пробовал, - съязвил Редс и повернулся к Нану:
- Господин Нан! Прикажите ему возвращаться!
- Может не приказывать, - донесся ответ. - с сегодняшнего дня я
больше не служу господину Нану.
- Это что за шуточки? - заорал пилот.
- Это не шуточки. Я служу в войсках империи. И я подчиняюсь
приказам Киссура.
Тут только до Редса начало доходить.
- Черт побери, - сказал он, - а если Киссур прикажет вам
