человек, Андарз? Он был рабом богатых и тираном бедных! Он
расправился с нашими братьями в Чахаре, и еще два дня назад он
пытался заставить государя подписать манифест, который передал
бы всю власть над империей в руки семерых негодяев, шестерых из
которых он грозится повесить, а седьмой - он сам. Мыслимо ли
видеть, как плоды свободы народа вырывают из рук народа?
Пока ткач говорил, у алтаря за его спиной какой-то человек в
курточке садовника наливал в светильники масло. Киссур
внимательно следил за этим садовником. Тот покончил с маслом и
собрал пустые кувшины. К изумлению Киссура, садовник с тележкой
не стал спускаться вниз к тяжелым, охраняемым стражей дверям, а
шмыгнул куда-то за колонну второго этажа и пропал. Киссур не
спеша поднялся по галлерее и толкнул стену в том месте, где
пропал садовник. Стена подалась, - это была служебная дверь, для
красоты сделанная незаметной. За дверью начиналась крытая дорога
через пруд. Садовник уложил кувшины в подвесной короб, достал
из-за пояса ключ и стал аккуратно провешивать в ушки двери
большой замок.
- О, - сказал Киссур, - это то, что мне нужно!
Он вынул из руки садовника ключ, вытащил замок и пошел.
- А дверь? - горестно спросил садовник. Киссур оглянулся, снял с
соседнего фикуса синюю ленточку, продел ленточку в ушки двери и
завязал.
- А дверь обойдется и этим, - наставительно сказал Киссур.
Старенький садовник вздохнул и украдкой утер слезу.
Киссур пересек крытую дорогу, свернул налево и направился,
ведомый безошибочным инстинктом, к дому господина Мнадеса,
бывшего главноуправляющего дворца. Замок он забросил в первый же
случившийся рядом прудик.
Через пять минут после того, как Киссур исчез за крытым мостом,
на галлерее поспешно прошел другой человек. Он оглянулся, с
удивлением поглядел на дверь, которой, очевидно, не видал со
внутренней стороны, нагнал садовника и принялся его
расспращивать. Пожевал губами и заторопился обратно.
Это был человек из личной охраны господина Нана: в отличие от
бунтовщиков, в глаза не видавших ни Киссура, ни дворцовой
роскоши, этот охранник был с Наном в Зале Ста Полей, когда
Киссур читал свой доклад, и у него была неплохая память на лица.
На рыночной площади Святой Лахут собрал своих приверженцев и
сказал:
- Братья! Отчего это верующим не удалось переправиться через
канал, а негодяю Андарзу - удалось? Мне было видение, что наша
неудача произошла через колдовство Андарза! И еще мне было
видение: отчего это богачи в совете запретили Андарзу штурмовать
последнюю стену? Да потому, что там заседают предатели,
снюхавшиеся со дворцом, и такое между ними и Андарзом было
соглашение!
Уже настала третья четверть дня, когда к мятежному министру
полиции явились десятеро горожан во главе с кожевником. Они
сказали, что они городская депутация и просят его подождать со
штурмом.
- Так, - сказал Андарз, - народ не доверяет мне?
- Что вы, - возразил кожевник, - но важно, чтобы конституция
имела конституционное начало. Притом оборванцы устроили погром в
варварской слободе. Мы это осудили. Но нельзя ли направить часть
стражников на соблюдение порядка в городе?
Андарз был человек воспитанный. Он поцеловал указ и приказал
прекратить приготовления к штурму. Потом повернулся к своему
племяннику и произнес с усмешкой:
- Что ж! Поеду-ка я ко дворцу господина Мнадеса. Меня ждут его
ламасские вазы!
Но когда господин Андарз доехал до дворца, ваз там не оказалось.
Вся мостовая на сто шагов была усеяна черепками ламасских ваз и
другой утвари, на площади пылал веселый костер из инисских
ковров, и над толпой раздавался веселый крик: "Кто украдет хоть
ложку, будет повешен!"
Господин Андарз побледнел, лишился чувств и упал бы с коня. если
бы племянник не подхватил его вовремя.
Киссур увидел Андарза со второго этажа дома господина Мнадеса.
Киссур усмехнулся, швырнул на пол кусок окорока, которым
лакомился в компании лавочников, и легко побежал вниз по
лестнице.
Киссур выбежал за ворота, но начальника стражи уже нигде не
было. Он свернул в боковой двор: Андарз, упав с коня, лежал у
какого-то черепка и горько над ним рыдал. Его свита столпилась
вокруг в нерешительности. Уже темнело. Киссур сжал покрепче
рукоять боевого топорика и пропихнулся меж людей.
- Куда прешь, - закричал кто-то, и несколько рук вцепились в
Киссура.
Андарз поднял голову.
- Осторожней, - крикнули в толпе. - Арфарра всюду разослал
убийц!
- Приведите-ка его сюда, - велел мятежный министр полиции.
Киссура потащили вперед. Он закрыл глаза и опустил голову. Потом
он открыл глаза. Андарз смотрел прямо на него, и серые глаза
Андарза были полны слез. Под каменной стеной было уже совсем
темно.
- Рысий Глаз, - заорал Андарз на Киссура, - ты что здесь
делаешь? Уже принес ответ от Чареники?
Киссур молчал.
- Я тебя куда послал? А ты пошел с толпой черепки бить?
- Господин, - тихо ответил Киссур, - вы забыли дать пропуск
через передовые посты.
- Выдать ему пропуск, - распорядился Андарз, - и десять палок за
опоздание. Ответ Чареники к утру должен быть у меня.
Андарз повернулся и ушел.
Киссура разложили на малых козлах, всыпали десять палок и выдали
пропуск.
- В Залу Пятидесяти Полей, - распорядился Андарз.
Когда всадники проехали уже три или четыре улицы, племянник
Андарза тихо наклонился к его уху и прошептал:
- Дядюшка, вы поняли, кто это был?
Андарз страшно осклабился в темноте и ответил:
- Мне нет никакой пользы убить этого человека сейчас. А теперь
он вернется во дворец и еще успеет перед смертью сделать для
меня много добрых дел; может быть, убъет Чаренику.
- А он не опасен? - возразил племянник.
- Наоборот! Дворец защищают разве что сорок лавочников. Если он
отговорит государя от сдачи, что может быть лучше?
На полпути к Зале Пятидесяти Полей господин Андарз встретил
господина Нана. Они слезли с коней и расцеловались на глазах
народа. Обратно народ их не пустил: принесли откуда-то стол,
обломали ножки, посадили обоих министров на стол и понесли на
руках. Господин Андарз вскочил на ноги, разодрал на себе
шелковую рубашку, обнажив красивую, цвета миндаля грудь, и
закричал:
- Граждане! Я всю жизнь лгал и всю жизнь был рабом. Сегодня я
счастлив, потому что я с вами. Если я завтра умру, я умру
свободным!
- Эка, - сказал кто-то внизу, - это, оказывается, он был рабом.
А кто комаров под столицей развел?
В столице последние годы прибавилось комаров: они родились на
болотах, в которые по совету Андарза было превращено все
левобережье.
Перед Залой Пятидесяти Полей были каменные помостки для храмовых
представлений. У помостков народ бил глиняные изображения
яшмового аравана Арфарры, помошника бога-покровителя тюрем.
К Нану выскочил командир его личной охраны, варвар из
"красноголовых", и зашептал что-то ему на ухо, время от времени
кивая на крытый мост, ведший через пруд ко второму этажу. Нан
слегка усмехнулся и громко сказал:
- Вы правы, сударь! Почему бы вам не охранять Добрый Совет? Это,
воистину, важнее меня!
В зале Шимана Двенадцатый расцеловался с Наном:
- Господин Нан! Небо избавило вас из когтей негодяев и колдунов,
чтобы давать нам советы! Разве мы, люди цехов и лавок, понимает
дальше своей лавки? Сколько мы уже совершили по скудоумию
ошибок! Направьте же нас на истинный путь!
Господин Нан прослезился и молвил собравшимся:
- Злые люди обманули государя и держат его в плену! Кто такой
этот Киссур? Ставленник Мнадеса и последняя опора дворцовых
чиновников! А человек, выдающий себя за Арфарру? Вообще
самозванец, - его зовут Дох, он был арестован в Харайне за
казнокрадство, бежал из тюрьмы и мошенничал в столице!
Эти сведения породили всеобщий восторг, а господин Нан
продолжил:
- Граждане! Помните - революция должна быть человечной! Помните
- истинная человечность - не в том, чтоб, спасая одного, губить
тысячи, а в том, чтобы спасти тысячи, хотя бы и пожертвовав
одним человеком.
Граждане! Я слышал на улице крики о том, что всякий излишек
оскорбляет бога, и что богачи не могут быть добродетельными. Те,
кто это кричит - провокаторы и агенты Арфарры! Граждане!
Истребляйте провокаторов железной рукой и раздавайте народу
больше хлеба и мяса!
Обе эти рекомендации были приняты единогласно. После этого
совершили молебен об удачном исходе революции, и Нан, Андарз и
Шимана, пешком сквозь толпу ликующего народа отправились на обед
в белокаменный дом Шиманы, стоящий чуть в стороне от рыночной
площади.
Площадь кишела народом, торговцы сгинули, переломанные лавки
были нагромождены одна на другую.
- Великий Вей, - негромко спросил Нан, - что с площадью? Арфарра
разорил рынок?
- Нет, - сказал Шимана, но люди нашли, что здесь лучше говорить.
- Если государь подпишет конституцию, - сказал Нан, - как мы
поступим с Киссуром и Арфаррой?
- Как можно, - возразил один из спутников, - вводить в действие
конституцию, не расправившись с ее врагами?
После света, толпы и криков Нан очутился в небольшой,
двуступенчатой комнате, в глубине сада. Комната, как и два года
назад, была завешана красными циновками. В глубине команты
по-прежнему сидела пожилая женщина, писаная красавица, и ловко
плела циновку. Нан и Андарз совершили все подобающие поклоны, а
толстый Шимана стал на колени и некоторое время целовал ей ноги.
- Что, Нан, - спросил тихо Андарз, начальник парчовых курток, -
вы по-прежнему опасаетесь быстрых перемен?
Нан ответил:
- Ничто не бывает дурным или хорошим само по себе, но все -
смотря по обстоятельствам. Все мысли чиновника должны быть о
благе народа. Если в стране самовластие - он использует
самовластие. Если в стране революция - он использует революцию.
Шимана встал с колен и хлопнул в ладоши: вооруженные люди внесли
прездничную еду, поклонились и пропали. Между прочим, на
серебряном блюде внесли круглый пирог-коровай. Шимана разрезал
пирог на три части и с поклоном положил Нану на тарелку кусочек
пирога. Нан взял другую треть пирога и с поклоном положил ее на
тарелку Андарзу, а Андарз, в свою очередь, поднес кусочек пирога
хозяину. После этого гости приступили к трапезе.
- А что, - спросил Нан внезапно, - я видел, как на площади народ
теребил этого негодяя Мнадеса, и потом встречал обрывки Мнадеса
в разных местах. Как вы об этом полагаете?
- Я об этом полагаю, - отвечал с важностию Шимана, - что это
дело божие.
Нан взглянул в глаза еретика и с удивлением обнаружил, что они
совершенно безумны.
- Великий Вей, - сказал с тоской министр Андарз, - они разбили
все вазы из собрания Мнадеса. Последние вазы Ламасских мастеров!
И знаете, кто это был? Только лавочники, ни одного нищего! Нищие
завидут лавочникам, а не министрам! Все разбили, и кричали при
этом: "Кто украдет хоть ложку, будет повешен!"
Шимана не удержался и сказал:
- Это автор памфлета о "Ста вазах" растравил им душу. Если бы не
этот памфлет, о вазах бы не вспомнили.
Это было жестоко: многие знали, что автором памфлета о "Ста
Вазах" был сам министр полиции.
- Эти вазы, - сказал Андарз, - спаслись при государе Иршахчане,
когда дворец горел три месяца. А знаете, что эти лавочники
сделали потом? Попросили заплатить им за шесть часов работы!
Наконец глава еретиков, беглый министр полиции и народый министр
закончили праздничный обед. Андарз едва притронулся к еде. Перед
глазами его стояли печальные и немного удивленные глаза зверей
на раздавленных черепках. Он едва сдерживал себя, чтоб не
разрыдаться и чувствовал, что что-то непоправимо оборвалось в
мире.
Подали чай.
- Что мы будем делать, - сказал Нан, - если государь не подпишет
конституции?
Еретик Шимана подозвал мальчика с розовой водой, вымыл в воде
руки и вытер их о волосы мальчика.
- Мне было видение, - сказал Шимана, что государь Миен жив.
Государь Миен, напомним, был старший брат царствующего государя
Варназда, тот самый, которого монахи-шакуники подменили
