снял и отдал оруженосцу, а голову повязал красной парчовой
повязкой. В руках у него был зеленый шелковый свиток, намотанный
на сандаловый валик - городская петиция.
Киссур вышел на самый край стены, в алых боевых доспехах и
шелковом плаще, поверх которого сверкали на солнце рукояти двух
секир, самца и самочки.
- Сударь, - закричал Андарз, - зачем ненужное кровопролитие?
Умоляю пропустить петицию к государю!
И замахал зеленым шелковым свитком.
- Ах ты казнокрад. - отвечал ему Киссур, - сшей-ка себе из твоей
петиции штаны, а то их у тебя двести штук, и все из кожи
чахарских нищих!
Три года назад господин Андарз подавлял восстание в Чахаре, и
сильно разбогател, арестовывая людей, подозре-ваемых в
богатстве, и отпуская за взятки бунтовщиков.
- Сударь, - закричал Андарз снова, - умоляю допустить мирный
народ во дворец!
- Ах ты собака, - отвечал ему со стены Киссур, - и промеж ног-то
у тебя не больше кисточки для письма! Поглядись в зеркало! С
такой рожей, как у тебя, не то что во дворец, и в рай не
пускают!
Тут мятежный начальник полиции увидел, что к переговорам этот
человек неспособен, поменял тон и завопил:
- Ну, Белый Кречет, я тебя заставлю кричать курицей!
Повернулся к сотнику, случившемуся рядом, и сказал:
- Передайте совету, что сегодня он будет заседать в Зале Ста
Полей. Я приведу в него государя, как утку на поводке, и он
подпишет конституцию.
- Это разобьет его сердце, - сказал сотник.
- Разбитое сердце лучше, чем отрубленная голова, - ответил
Андарз.
С этими словами Андарз махнул платком: загремели барабаны, и
множество лодок поехало вниз по течению. В лодках сидели
парчовые куртки и ловко пихались шестами.
- Эй, ты Белый Кречет, - закричал человек на первой лодке, - что
сидишь за стеной, как вошь за шапкой?
Киссур выскочил на стену, упер в расщелину стены лук,
укрепленный серебряными пластинами, взял из колчана стрелу с
гудящим хвостом, наложил ее на тетиву и выстрелил. Стрела вошла
в воду перед первой лодкой, и так и осталась торчать из воды, а
лодка налетела на стрелу и перевернулась. И тут же другие лодки
стали застревать и переворачиваться. "Это колдовство Арфарры" -
в ужасе закричали бунтовщики, а Андарз побагровел и воскликнул:
- Я понял, в чем дело! Эти люди поставили ночью вверх по течению
заостренные колья, на них-то и налетают наши лодки. И прибавил,
обращаясь к племяннику:
- Если бы чернь не разорила варварскую слободу, можно было бы
пригрозить варварам, что мы расправимся с их женами и лавками, и
они непременно бы сдались! Я всегда говорил, что недостаток
гуманности вредит лучшим предприятиям!
А Киссур и его воины на стене хохотали, глядя на лодки. В эту
минуту на берегу раздались крики:
- Чудо, чудо! Сам Господь нам помогает!
Киссур обернулся и увидел, что вверх по течению идут, без весел
и без канатов, тридцать больших лодок. Киссур некоторое время
смотрел на этакое чудо, а потом крикнул Алдону:
- Я знаю, в чем дело! Видишь возвышение на корме? Под днищами
этих лодок есть колеса, а в возвышении сидят люди, которые
вертят колеса ногами!
Поняв, в чем дело, Киссур приказал рвать тряпки в домах и цветы
в саду и бросать все в воду, навстречу лодкам. Вскоре плети
клематисов и шелковые гобелены запутались в колесах кораблей, и
течение стало сносить их вниз.
Тогда Андарз велел привести торговые суда, связывать их цепями и
ладить лестницы с борта. Долгое время штурм не удавался. Вдруг
ветер переменился, и цепь кораблей швырнуло к угловой башне.
Люди выставили лестницы и стали взбираться наверх. Киссур,
однако, зря времени не терял. За ночь в дворцовых мастерских
было изготовлено много полезных машин, и особенно много пользы
причинила одна, поставленная слева от ворот. Камни с нее в конце
концов проломили палубу одного из кораблей. Но после этого
корабли, связанные цепью, вновь сомкнулись и уже не отходили от
башни. Огонь их не брал, так как Андарз обмазал палубы какой-то
смесью глины с уксусом и велел все время их смачивать.
- Вперед, - сказал Киссур, перехватил покрепче обе секиры и
спрыгнул на первый из кораблей. Там он принялся орудовать этими
секирами с необыкновенным проворством, не разбирая, что перед
ним. - человек или корабельная балка.
- Он сейчас потопит корабль, - раздались испуганные крики.
Андарз на берегу установил высокий алтарь, повалился на красную
циновку перед алтарем и воскликнул:
- О небо! Если эти негодяи правы, то уничтожь меня на месте,
если же прав народ, уничтожь негодяев!
В этот миг одна из небольших лодок, отошедших от берега,
столкнулась с угловой башней, а вслед за ней и вторая. Андарз
бросил на алтарь щепотку благовоний - из курильницы взвился
легкий дымок. Вдруг раздался треск, словно с неба содрали
шкурку, потемнело и загрохотало, из воды поднялись огромные
золотые вилы и с силой ударили в дворцовую стену.
И если вы хотите узнать, что случилось дальше, - читайте
следующую главу.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, в которой выясняется, что государь Инан не
был убит двенадцать лет назад, а был превращен в барсука и бегал
по ойкумене, проникаясь страданиями народа.
Взрыв был такой силы, что Киссура на корабле шваркнуло о палубу.
Он открыл глаза и увидел, что в дворцовой стене зияет два
больших проема до самой воды, а с верхушек проломов сыплются его
люди и серебряные гуси, словно караван, поскользнувшийся на
дороге в обледеневшем ущелье. В этот самый миг к лежащему
Киссуру подскочил один из военных чиновников, ткнул в него мечом
и заорал:
- Сдавайся! Нас тысяча, а ты один.
Киссур отказался:
- Ах ты наглая курица! Удача одного удачливого сильнее силы
тысячи сильных!
- Ах ты собака, - закричал сотник, - ты затеял эту резню и обрек
на разграбление дворец, спасая свою шкуру, а не государеву!
Убудет ли от государя, если он подпишет конституцию?
- Дурак, - возразил ему Киссур, - или государь Бог. и тогда ему
не надобна конституция, или государь - человек, и тогда
конституции не надобен государь. А государь с конституций - это
как штаны, жареные в масле - и съесть нельзя, и носить не
хочется. Знаем мы эти штучки с конституциями в Варнарайне!
Тут чиновник сообразил, что в спорах такого рода словесные
аргументы не бывают окончательными, рассердился и ударил Киссура
мечом. Но Киссур поймал лезвие меча в щель между обухом секиры и
крючком, дернул на себя и вырвал меч из руки чиновника. После
этого он подпрыгнул спиной, вскочил на ноги и нанес чиновнику
такой удар, что одна половинка чиновника упала по одну стороны
палубы, а другая половинка чиновника упала по другую сторону
палубы. Киссур оглянулся и увидел, что на корабле нет ни одного
живого человека в кафтане городской стражи, а парчовые куртки
едут на лодках прямо в проломы. "Ого-го, - подумал он, дело
плохо," - сделал прыжок карпа и ушел в воду.
Киссур плыл под водой, пока не зацепился за парчовую скатерть.
Он посмотрел вверх и догадался, что скатерть свисает с
деревянного колеса одной из лодок, пущенных Андарзом. "А ведь
между колесом и днищем должен быть воздух" - подумал Киссур. Он
подплыл ближе и осторожно просунул голову между лопастями, в
узкий и длинный деревянный колодец.
Вскоре наверху послышался шум приставшей лодки и голоса:
- Господин Андарз приказал увести лодку.
Киссур раскорячился и уперся поплотней, плечами в стенку
колодца, а ногами в деревянную лопасть.
Колесо заскрипело. Киссур раздулся от натуги.
- Нет, - сказали наверху, - застряло. Надо нырять вниз.
- Какого беса - нырять! Там дворец грабят! Меня жена вечером
спросят - ты что делал, когда грабили дворец? Что я ей отвечу:
тряпку из колеса тащил? Ты думаешь, дворец каждый день будут
грабить?
- Теперь, может, и каждый день, - возразили неуверенно.
Вскоре послышался плеск весел, и лодка со стражниками пошла
дальше, через канал.
Через час Киссур выбрался на палубу. Плоскодонку снесло вниз по
течению, довольно далеко от дворца. Солнце уже садилось в воду.
Вокруг простиралась безбрежная водная гладь, где-то справа
торчали игрушечные домики предместья. Слева начинались Андарзовы
болота: Киссур усмехнулся, вспомнив, что мятежный военный
чиновник даже и не пытался брать дворец со стороны своих болот.
На палубе, глазами вниз, лежал десятник, убитый камнем из
катапульты. Киссур сбросил свой шелковый кафтан и переоделся в
полицейскую одежду, снятую с убитого бунтовщика. "Поистине, -
подумал он, - в мире поменялся местами верх и низ, если
бунтовщики одеты в парчовые куртки". Повертел в руках кинжал с
красивой рукояткой в форме свернувшегося пятиглавого дракона с
красными рубиновыми глазами, и сунул в рукав.
Бой был, в сущности, кончен: не было такой силы, которая
помешала бы Андарзу взять дворец. Но Киссуру не хотелось, чтобы
про него говорили, будто он отправился на тот свет, не прихватив
с собой какого-нибудь врага. Нана? Андарза? Шиману? Это уж как
получится.
В полдень Киссур подошел ко дворцу первого министра. Золотые
двери были распахнуты настежь, и во дворе раздавали народу
мясные пироги, круглые, как небо, и рисовые пироги, квадратные,
как земля. На дверях повесили табличку: "Первый министр народа".
Какой-то лавочник надрывался:
- Снимите! Я ее позолочу!
Киссур пропихнулся к бочонку, с которого раздавали пироги, и
взял себе тот, который с мясом.
Сосед-башмачник пихнул его под локоть и сказал:
- Все, братец! Раньше богачи задабривали чиновников, а теперь
будут задабривать народ!
Двор гудел голосами:
- А что Андарз разрушил стену, так это никакое не колдовство, а
штука под названием порох, они ее вместе с первым министром
варили для похода на "черных шапок".
- А вот моя соседка и говорит...
- А где сейчас Добрый Совет - в префектуре?
- Нет, во дворце, в Зале Пятидесяти Полей.
Зала Пятидесяти Полей стояла на берегу озера в государевом саду.
Это был двухэтажный павильон, который государыня Касия выстроила
когда-то для министра Руша, с нефритовыми колоннами и крытой
дорогой вокруг второго этажа. Дорога переходила в двухэтажный
мостик через красивую, покрытую цветущими лотосами заводь.
Солнце стояло в самом зените, огромные гладкие листья лотосов
обвисли от жары и чуть шевелились, как бока огромной доброй
коровы. Дворцовые арки, похожие на удивленно выгнутые брови
женщины, недоуменно рассматривали народ.
Простолюдинов в залу не пускали, но человека в парчовой куртке
со знаками отличия пустили беспрепятственно.
В зале было около шестисот человек, скромно одетых, и с красными
повязками, завязанными в форме ослиных ушей. На поясах у них
были таблички из носорожьей кости с обозначением округов и имен.
Посередине залы, на большом помосте, стоял алтарь Единому,
украшенный цветочными шарами и шелковыми лентами. Справа от
алтаря были трибуна и длинный стол, за которым сидел Шимана и
двенадцать избранных собором сопредседателей. Нана не было.
Министр гулял где-то по городу на плечах народа.
Киссур с сожалением убедился, что людей на трибуне охраняет
дюжина телохранителей. Все двери были в двойном кольце охраны, а
на полупустой галлерее вокруг второго этажа стояли, стараясь
особенно не выглядывать, несколько лучников с угрюмыми глазами.
Один из лучников заметил пристальный взгляд "парчовой куртки" и
нахмурился. Киссур, деланно зевнув, отвернулся.
В этот миг в зал вбежал племянник Андарза и закричал:
- Братья! Только что гражданин Андарз взял четвертую стену
дворца! Он клянется, что сегодня вечером вы будете заседать в
Зале Ста Полей! Он приведет туда государя, как гуся на поводке,
а на другом конце поводка повесит Чаренику! Ничто не спасет
изменников!
Тут они стали обсуждать какую-то гнусность, и Киссур стал
проталкиваться к выходу. Тем временем на ораторское возвышение
вскочил кривоногий ткач. Киссур прислушался.
- Граждане, - сказал ткач, - что я слышу! Народные представители
сидят здесь и праздно болтают! Андарз заявляет нам, что берет
помимо нас в плен государя, и мы рукоплещем этому! Но кто этот
