должно быть ни бедняков, склонных к бунтам, ни богачей, склонных к
независимости! Жизнь в королевстве горожан и рыцарей кое-чем его научила!
Или - нет?
Или Арфарра остался прежним фанатиком и неудачником? Или он и сейчас
подписался бы под каждым указом государыни Касии, а в стране аломов
научился не править, а всего лишь хитрить?
Ну да все равно, - не сумасшедший же он, вставать на сторону
государыни, которая жаждет его головы вот уже пятый год, только потому,
что верит в те указы, в которые не верит она сама?
Утром первого дня Лин, благоприятного для жертвоприношений предкам, в
столице Варнарайна должны были состояться похороны государя Харсомы, и
вслед за этим - первое заседание наследников. Баршарг не торопился в
столицу. Он уехал через неделю, когда в войсках его уже называли не иначе
как "Баршарг Белый Кречет", а в приграничных деревнях говорили, что он -
потомок Иршахчана.
Дважды в эти дни гадал он на печени, и однажды утром двое командиров
Баршарга вытащили за ноги из его палатки молоденького чиновника,
зазванного Баршаргом на гадание: сердце чиновника было вырвано из груди, и
весь он был отчаянно исцарапан, словно не смог обороняться от слетевшихся
в палатку подземных духов.
- Я хочу поговорить с Даттамом до того, как все опекуны встретятся в
столице, - приказал араван Баршарг, - мы едем через посад Белых Кузнецов.
Контрабандист Клиса, раздвинув можжевеловые ветки, наблюдал за
человеком на берегу озера. Человек брел, настороженно поглядывая на тын
вокруг брошенного военного поселения, и все ближе и ближе подбирался к
укрывищу с солью. За спиной его была корзинка с травами, а в руках он
держал амулет и на варварском языке что-то выговаривал своему богу. На
человеке был синий гладкий кафтан, какие носят Небесные Кузнецы; какой,
однако, Небесный Кузнец станет мараться с травами и идолами?
Человек целеустремленно продрался сквозь ежевичник, вышел на поляну и
огляделся. Клиса крякнул селезнем.
- Эй, мил-человек, не уступишь камушек? - сказал он, выступая из
кустов и сунув руку за пазуху.
Человек обернулся, можжевельник за ним зашуршал, и на полянке
образовались еще двое товарищей Клисы. Человек в испуге выронил амулет и
зашарил в густой траве. Клиса в раздумье глядел на него. Не донесет ли? Но
куда ему доносить? Всякий знахарь вне государственного цеха - черный, а
этот - еще и бродячий.
Коротконосый Лух показал глазами на камешек, который человек наконец
нашарил в траве, и Клиса кивнул. Путеводный клубочек! Нужнейшая для
контрабандиста вещь. За такую вещь - и убить, и украсть, и даже, на худой
конец, деньги отдать.
- Ладно, - громко сказал Клиса. - Колдун ты, конечно, черный, а
человек, видать, неплохой.
Люди у кустов расслабились.
- Ну, что стоишь, - сказал Хайша-рогатик, - лучше пособи соль
выкопать.
Четверо мужчин раскопали укрывище, выбрали из него мешки с солью,
схороненные еще до того, как в Козьем-Гребне разбили военный лагерь, а
жена Клисы разложила костер и сварила кашу.
Уставшие работники обсели котелок.
- А что? - спросил синий кафтан, когда между людьми установилось
взаимопонимание вместе работавших и евших: - Выгодно ли соляное дело?
- А, - цыкнула жена Клисы, - кормимся, как кабан мухами: брюхо не
наполнить, так хоть челюстями помахать.
Клиса грустно и согласно вздохнул. Дело было дрянь. Дело было такое,
что и чихнуть головой в мешок недолго, - а что оставалось еще?
- Какая ж прибыль? - обиженно сказал Лух Коротконосый. - Мы ведь не
какое-нибудь ворье или торговцы. Торгуем себе в убыток...
Человек недоверчиво кивнул. Лух обиделся.
- Рассуди сам, - сказал он. - Справедливая цена соли - тридцать
рисовых ишевиков, а мы продаем по десять. Вот и выходит: меняем вареное на
сырое.
Человек засмеялся.
- А государство как - успешно торгует? - спросил он.
Хайша встрял в разговор.
- А государство не торгует, а о подданных заботится, - сказал он. -
Государево сердце ведь не выносит, чтоб человек из-за скаредности своей
без соли оставался. Стало быть, каждому положено треть шая в год. Стало
быть, каждый должен сдать десять шурров риса или десять рисовых бумажек.
Опять же - тридцать ишевиков - это цена соли "для стола". А если бы рыбу
солить, - то справедливая цена повыше будет.
- Да чего вы человека пугаете, - сказала жена Клисы. - Он, может, к
нам пристать хочет. Рассудите: в Варнарайне соли нет, границу закрыли, а
мы-то остались. Так что мы теперь будем нарушать справедливую цену в
другую сторону.
- А я не буду, - спокойно сказал Хайша и растянулся на траве. - Зачем
мне соль? У меня теперь - земля.
И Хайша стал в который раз рассказывать, что случилось две недели
назад в его приграничной деревушке на берегу Лоха.
Клиса довольно крякнул, будто в первый раз слышал эту историю, и от
избытка чувств прижался к синему кафтану. Знахарь слушал рассказ
завороженно. Рука Клисы скользнула за камлотовый воротник к шнурку с
путеводным камешком. "Ну, мил человек, не оборачивайся, - мысленно
взмолился он, - а то ты так хорошо улыбаешься!" Человек не обернулся.
Хайша вытащил из-за пазухи мешочек и сказал:
- Арбузы буду сажать. Большие, полосатые. У меня из рода в род арбузы
сажали. А потом вышел указ, что рис - основное, а арбуз - второстепенное.
Вот - семена от отца сохранились. Может, прорастут?
Все промолчали. Потрескивал костер, плескалась в озере вода. Синий
кафтан глядел на Хайшу зачарованно.
- А говорят, - осторожно сказал Клиса, - господин Баршарг - истинный
потомок Небесных Государей.
- Так, - уверенно поддакнула жена. - Помните, как упал небесный
кувшин? Я так сразу и сказала: взрастет справедливость, и нам достанется.
Синий кафтан встрепенулся:
- Какой кувшин?
- Не кувшин, а корчага Суюнь, - недовольно ответил Клиса, - длинная,
как кипарис, серебряная, совсем как в лосском храме, только без ручек.
Незнакомец хмыкнул недоверчиво.
- И куда ж она подевалась... вместе со справедливостью?
- А мы ее прикопали, - ответил Клиса. - Вот на том самом месте и
прикопали. - И Клиса махнул рукой вниз. - Ты думаешь, это там берег по
весне подмыло? А то хлопот от властей не оберешься. Взыщут сначала ручки
от корчаги, а потом - остальные недоимки.
Колдун-незнакомец сунулся в горшок с кашей, но тот был пуст.
- И неужто, - равнодушно спросил колдун, с сожалением проводя пальцем
по закопченному узору на крышке, - власти так и не дознались?
- Кабы дознались, - фыркнул Клиса, - так я б не с тобой разговаривал,
а в общие искупления кайлом государя славил.
Незнакомец помолчал.
- А что ж ты мне все рассказываешь?
- А на тебе, милый человек, написано, что ты сам от властей
хоронишься, даром что в посадском кафтане.
- А то, - добавил Хайша, - ты бы не с нами толковал, а с рыбками в
озере.
Сверху гнусно закричал селезень. Клиса поднял голову: с
наблюдательной сосны катился Нушка-тетерев.
- Лодки, лодки! Солдаты возвращаются, - кричал он, и махал то на
лагерные укрепления, то на озеро.
Клиса бросился затаптывать костер. Остальные побежали к воде. Человек
в синем кафтане встрепенулся, нырнул в кусты, и тут же оттуда деловито
выбежал и зашустрил в траве барсук.
- Мне бы так, - завистливо подумал Клиса, провожая взглядом
полосатого оборотня.
Лодка выгребла на середину озера, и Клиса вытащил из-за пазухи
путеводный клубочек.
- Теперь ты нам будешь помогать, - ласково сказал он камешку.
В клубочке что-то пискнуло и крякнуло.
- Брось меня, - сказал камень, чуть растягивая гласные, - а то съем.
Клиса в ужасе выпустил варварский амулет. Тот плеснул шелковым
шнурком и ушел на дно.
Днем в Козьем-Гребне вновь ставили палисады, а на следующее утро туда
явился араван Баршарг.
Оползень под звездным кораблем никто не тревожил. Обрыв зарос
волчаником и цепкой рогушкой, сверху навесилась ежевика.
Командир отряда показал аравану недавний костер на берегу и
оплетенный подлаз, не закопанный в спешке:
- Контрабандисты, - сказал он. - Соль хоронили. Уже ищем.
Араван, не отвечая, разглядывал ежевичник над оползнем. Он протянул
руку и снял с острого шипа лоскуток плотной камлотовой ткани.
- Не найдете, - получите сто соленых розог, - рассеянно протянул он и
подцепил чуть подальше еще одну синюю нитку.
- Странно, а мне говорили, что Небесные Кузнецы контрабандой не
занимаются. И вообще, что Козий-Гребень - вотчина водяных и щекотушек, и
кузнецы туда - ни ногой.
Араван поехал в посад Небесных Кузнецов. Поверх белых челюстей
частоколов виднелись черепичные крыши, улица перед каждым домом была чисто
выметена, вдоль забора тянулись аккуратные клумбы с цветами. Воистину
посад: ни село, ни город.
Араван спешился у огромного вяза, встроенного в забор, провел пальцем
по коре. Изнутри забрехала собака. Двенадцать лет назад при штурме посада
с этого вяза детская рука пустила в него дротик. Мальчишка попал в коня.
Сбоку выскочил мужик и замахнулся копьем, с которого до самой земли свисал
узкий шелковый значок Небесного Кузнеца. Двадцатисемилетний араван
отпрыгнул было в сторону, но тут кто-то с земли вцепился ему зубами в
сапог. От удара расселись кольчужные кольца, копейный значок обмотался
вокруг шеи, в правом боку стало тепло и мокро. Потом из-за пазухи
зарубленных и повешенных вытаскивали кусочки шелкового ковра с одной
жемчужиной. Сам Небесный Кузнец Рехетта раздавал их с порога столичной
управы, разрезая узорчатые ковры. Одни объясняли: затем, чтоб от всего у
всех было поровну, другие объясняли: каждый кусочек колдует так же хорошо,
как сам Рехетта.
Араван не доверял домам, опрятным, как осиные гнезда. Каждый дом - в
крепких кольях, как военный лагерь. Лагерь людей, воевавших за пророка
Рехетту, нынешнего наместника. Всякий наместник - противник аравана.
Недаром Даттам провел тут два дня. Не ради двоюродной сестры, чушь все
это: триста человек пехоты ушли с Даттамом из посада, и, помнится,
двенадцать лет назад эти люди не боялись ни стрелы, ни копья, ни
колдовства.
Араван позвал посадского старосту, как звал он старост всех деревень,
через которые проезжал, и спросил:
- Как относитесь к совету пяти и совету ста?
"Сейчас он ответит - "так же, как господин Рехетта", и окажется, что
в Варнарайне - все-таки не одна армия".
- Значитца, мы тут решили так, - сказал староста. - Пять опекунов -
это хорошо, и сто богатых лиц в совете будут смотреть за своими
собственными интересами. Но так как не все жители провинции так богаты,
как этого бы хотелось, мы просим об организации третьего совета, который
будет состоять из представителей общин провинции.
Араван едва не свалился с табурета.
Через час Баршаргу донесли: староста не сам додумался до "третьего
совета". Подсказали ее посадские гости, прибывшие накануне вместе с
Даттамом и Арфаррой из страны аломов. Тот, который советовал, уже уехал в
Анхель, а другой остался у зятя старосты, кузнеца Сорая.
- Варвары! Сорай ругался-ругался: дал он ему кафтан, так в тот же
день изодрал... Совсем новый кафтан, одной ткани на две розовых... А зовут
Сайлас Бредшо.
Сайласа Бредшо, однако, в посаде не было: дикий человек опять с утра
поехал рыбу ловить.
"Вот, стало быть, на что намекала Ингаль, сойдясь с черепахой в доме
тройного зерна", - подумал Баршарг.
Даттам оставил аравану небольшой отряд храмовых ленников, и от
