я знаю, что вы уничтожили в Варнарайне систему самодержавного правления.
Баршарг улыбнулся, как змея улыбается кролику.
- Уважаемый чужестранец, - сказал он, - я пригласил вас сюда не в
качестве советника по будущей политике Варнарайна.
- И все-таки вам придется выслушать именно политические советы. Рано
или поздно за нами прилетят, и вам, может быть, небезынтересно, как вам
надо вести себя в Варнарайне, чтобы получить поддержку свободного и
демократического государства.
- Свободного и демократического государства? - повторил Баршарг с
непередаваемой издевкой. - Как вы это докажете?
- Вы никогда не задумывались, араван, что, если бы вы были свободным
государством, вы бы узнали о квантовой механике не от меня, а от учителя в
школе?
Брови императорского чиновника изумленно выгнулись.
- Я плохо знаю историю вашей техники, - сказал Бредшо, - но кое-что я
знаю, потому что мне то и дело хвастались вашими достижениями... Пятьсот
лет назад ученые преподнесли государю Анаю замечательную игрушку, которая
вертелась силою пара. Если бы эти ученые думали не о том, как услужить
государю, а о том, как увеличить производительность промышленности, они бы
сделали вместо красивой игрушки двигатель, работающий от силы пара. Но вам
не нужно было двигателя, потому что, насколько я понимаю, общее количество
и списки вещей, производимых в цехах, строго регламентированы, и превысить
производительность означает впасть в непозволительную роскошь и насмеяться
над властью регламентирующего чиновника.
Баршарг сидел неподвижно, как кошка перед прыжком.
- Триста лет назад, - продолжал Бредшо, - ученые из императорской
академии получили от Золотого Государя приказ построить необыкновенный
корабль, и построили корабль с сорока рядами весел вместо обычных пяти, с
бассейном, библиотекой и садом. Если бы ученые получили этот заказ не от
государя, у которого несчетное количество гребцов, а от купцов, они бы
построили не корабль с сорока рядами весел, а корабль, движимый тем самым
двигателем, работающим от пара.
Двадцать лет назад храм Шакуника начал, одно за другим, совершать
открытия, в основном в области химии. Если бы в стране существовал слой
частных собственников, эти открытия немедленно были бы использованы для
производства новых красителей, новых тканей и новых удобрений. Но так как
в стране существовали только законы, запрещающие вводить новые механизмы и
разрушать сложившуюся структуру цехов, эти открытия остались в тайне. Храм
использовал их, чтобы морочить головы людям, вплоть до самых
высокопоставленных чиновников, чтобы набить себе цену, для того, чтобы
добыть власть, наконец... Я понятно выражаюсь?
- Вполне, - проговорил чиновник империи. - Вы хотите сказать, что
запрет на частную собственность уничтожил и науку.
Бредшо кивнул.
- Рано или поздно - нас найдут. И встанет вопрос, что делать с
планетой? Наш мир устроен не так, как ваш. В нем множество свободных
государств. Международное законодательство запрещает вмешиваться во
внутренние дела другого государства, независимо от того, нравится вам его
строй или нет. Но международный совет вправе запретить торговлю со
страной, нарушающей права человека. Это значит, что наши правительства не
будут поддерживать империю, а будут поддерживать Варнарайн, как прообраз
национального государства, основанного на частной собственности и
представительном образе правления. И поддерживать, - подчеркнул Бредшо, -
ровно настолько, насколько Варнарайн и в самом деле будет уважать
неприкосновенность собственности и права человека. Я не себя имею в виду,
- насмешливо сказал Бредшо. - Я Хайшу Малого Кувшина, например, имею в
виду, который, конечно, контрабандист и даже сволочь большая, однако не
шпион. И вообще - варить людей - знаете ли, не всякое принуждение есть
закон.
Баршарг усмехнулся. Чужеземец все-таки не выучился говорить
по-вейски. Законодательство - не может быть международным. Государство не
может быть национальным. Варнарайн не может быть - государством. Есть
право государства, нет прав человека: есть лишь долг подданных и
обязанности чиновников. Что касается свободы... Слово "свобода" вообще-то
имеет два различных значения. В отрицательном своем значении оно
употребляется любым бунтовщиком, как лозунг против любой власти, которую
тот намеревается свергнуть. Положительное значение этого слова состоит в
том, что свободный человек - не раб, не вольноотпущенник, не серв, не
наемный работник, и он не зависит никоим образом от частного лица, а
зависит непосредственно от государства.
Человек, несомненно, говорил то, что, как он считал, будет приятно
услышать Баршаргу. И по этому, и по тому, с какой легкостью он выдавал
секреты своей страны, и по тому, как радел о свободе его друг в
королевстве, и по жуткому предложению о совете пятисот Малых Кувшинов...
- О да, - громко сказал Баршарг. - Такая мощь, как ваша, это,
несомненно, под силу лишь свободному государству.
Араван подошел к окну. Светало. Костер во дворе потух, котел унесли.
Монашек поливал маслом пяточки ворот, закрытых на ночь от духов и
злоумышленников. Солнце всходило: огромное, дивное. Мир и город внизу
лежали у ног, плоские крыши складывались в рисунок и имя Великого Света.
Скоро исчезнут ложные имена. Баршарг повернулся к чужеземцу.
- Насколько я понял, в вашем корабле почти нет книг, но есть
устройства, до определенной степени способные к рассуждению и обладающие
запасом знаний на вашем языке. Можете отоспаться, а потом приметесь за
словарь вашего языка. - Баршарг неожиданно усмехнулся. - Как на вашем
языке сейчас называется Варнарайн?
Бредшо подумал:
- Respublica. Или лучше - Commonwealth.
Кончились кирпичные амбары и склады, кончилась дорога от храма,
замерцали под луной рисовые чеки, тополя вытянулись во фрунт вдоль
государственного тракта. Соответствуя имени, солнечный путь был пустынен
по ночам вообще, а перед похоронами экзарха в особенности.
Даже упыри и щекотунчики смылись с него в канун революции: через
каждый иршахчанов шаг стояли, сцепив ручки, яйцевидные каменные Шаги, в
прошлом - межевые камни, с красным глазом, порядковым номером и полезным
предписанием. Через десять шагов - постоялый двор. Шаги и охранники при
дворе следили за трактом: плохо следили, никто не останавливал Ванвейлена.
Он намеревался уйти подальше от храмовых земель, а на рассвете, после
разрешенного часа, явиться на постоялый двор, предъявить кожаный жетон и
сотню розовеньких, получить лошадь и уже к полудню быть в мерениковом
посаде.
Утром, когда в густом тумане потерялись даже верхушки тополей,
Ванвейлен осторожно хрупнул передатчиком, поставив его сперва на "прием".
Стависски один и спит, - но осторожность никогда не мешает.
Передатчик пискнул в такт лягушке из соседнего канала и отозвался
почему-то голосом Бредшо. "Рано или поздно - нас найдут" - настаивал
Бредшо.
Ванвейлен сошел с дороги, сел на поваленный каменный пенек и в
молчании дослушал все до конца.
"Он с ума сошел, - думал Ванвейлен. - Он говорит с этой сволочью,
будто он на Земле! Баршарг не может уразуметь значения его слов! Как будто
он может представить себе, чтоб государства жили друг с другом в мире! Да
у них война - единственная форма внешней политики! Как будто он печется о
процветании Варнарайна! Голову даю на отсечение - он ничего не скажет
остальным членам совета. Он спит и видит, как стереть их в порошок - с
нашей помощью, и народ Варнарайна заодно".
Ванвейлен спрятал передатчик и повернул обратно. Через десять минут
он стучался в ворота постоялого двора.
- Именем храма! - закричал он, бросая на стол кожаный жетон. - Живо
коня, - и подберите моего, он пал в полушаге.
Хозяин, пряча в рукав "золотого государя", боязливо косился на жетон.
Через пять минут Ванвейлен скакал назад. В голове его крутилась одна
мысль: корабль цел. Кроме Баршарга никто о корабле не знает.
Что можно было сказать Марбоду Кукушонку, нельзя сказать аравану
Баршаргу.
Ванвейлен добрался до города к полудню.
Поминки были уже в самом разгаре. Нижний город был полупуст,
отвратителен и зловонен. Над сальными и грязными базарными рядами висели
красивые флаги. Улицы петляли, как ручьи, всякая прогалина обращалась в
помойку, редкие вывески лгали так же бесстыдно, как казенные лозунги, -
судя по наглому приглашению девицы, высунувшейся из-за калитки с надписью
"шьем только для мужчин". Ванвейлен вспомнил чинные картинки в шемаверском
храме. "Так я и думал, - усмехнулся он, - там страна ложных имен, здесь
страна ложных отчетов..." Потом он прошел сквозь городские ворота в
Верхний город и попал совершенно в другой мир, построенный сообразно плану
и прекрасный, как тысяча богов: стены цехов высятся, отягощенные каменными
плодами, золотые яблоки свисают с деревьев, ворота управ в предписанном
узорочье: шелестят на стенах деревья, бегут ручьи, солнце улыбается
идолам.
А на улицах каждому раздают бесплатно всякую еду: мясо, вино, и
пироги, круглые, как небо, и квадратные, как земля - поминки по экзарху.
Ничего не жгли с государем, все раздавали народу, ибо разве государь
и народ не едины? А раздавали впятеро против обычного. Почему?
А вот почему:
- Как на небе, так и на земле. Чем больше богов - тем изобильней. Так
и с правителями: был один смертный бог, стало впятеро больше.
Ванвейлен дошел до управы наместника, изукрашенной малахитом и яшмой,
и увидел, что десять ее сторон одинаковы, как десять месяцев, а триста
пятьдесят восемь окон не похожи одно на другое, как не похож день на день.
На площади перед управой лежало озеро, Серединный Океан, и в нем
виднелось сразу два дна: узорные мраморные плиты и голубое небо с
облаками.
На площади шла потеха: покойника накормили, теперь полагалось его
рассмешить; люди ходили по воздуху на веревке, и накрывались ушами, как
лопухом, бегали медведи и львы, ручные, как в яшмовом веке, и спустились с
неба боги, которые есть не что иное, как слова справедливых постановлений.
Улицы были запружены народом. Люди были веселы и безоружны. Еще было
полно конников и варваров со значками Баршарга. Варвары были веселы и
вооружены. А в распахнутых воротах управы стоял каменный государь
Иршахчан, ростом со статую Свободы, и смотрел вниз. Ванвейлен поднял
голову и стал глядеть на государя с головой мангусты.
- Что ты хочешь сказать, - разозлился Ванвейлен, - что империя -
худший государственный строй, не считая всех прочих?
Ему стало страшно. "Если в это готов поверить я, - подумал он, - то
какой же спрос с Арфарры?"
Крик в толпе, казалось, утроился, - Ванвейлен понял, что это
приветствовали аравана Баршарга. "Это чиновник, - подумал Ванвейлен, -
чиновник, как Арфарра, и то, что он обещает - демагогия." Но у революции
есть забавное свойство - превращать демагогию в реальность. Особенно если
тому способствует небо и его посланцы.
Ванвейлен нащупал в рукаве рукоять пистолета. "Сейчас он пройдет мимо
меня, - подумал он. Потом - взойдет по лестнице управы. Потом - пойдет по
наружной галерее. Потом я застрелю его, и он, наверное, упадет прямо вниз,
к статуе Иршахчана. В наружной галерее он уже будет без телохранителей, и
в этом безумном крике никто не услышит выстрела. Ванвейлен нервно облизнул
губы. "Все воспримут это как знамение", - с ужасом подумал он.
- Идиот, - сказал он себе, - идиот Бредшо! Историю здешнюю
