этих-то людей Баршарг и услышал впервые обо всем, что произошло в
королевстве.
- Так, - переспросил бесцветным голосом Баршарг, - значит, этого
Кукушонка заманили и убили двое королевских советников: Арфарра и Клайд
Ванвейлен?
- Да, - ответил человек по имени Белый Эльсил, целуя Баршаргу
сапожки, - и сказать вам по правде, господин, вы так похожи на моего друга
Марбода, как старое яблоко похоже на молодое.
Отдав соответствующие распоряжения, Баршарг поспешил в столицу. Если
ехать быстро, можно еще нагнать Даттама.
Мысли спутались в его голове, как шерсть одичавшей собаки. Корабль из
западной земли! Солнечный луч, которым перерубили колонны в храме, а до
этого - меч Марбода Кукушонка! И подумать только - Даттам привез этих
людей с собой! Знает ли он, кто они такие?
И что произошло там, в королевстве? Арфарра вертел Ванвейленом или
Ванвейлен - Арфаррой?
Не потому ли так странно повел себя Арфарра? В самом деле, -
казалось, был готов обмануть экзарха, верно служить королю Алому, - и
вдруг, - на тебе! Не человек ли со звезд дергал тут за ниточки? Человеку
со звезд не нравилось, что варвары отдельно от Варнарайна, а теперь ему не
нравится, что Варнарайн отделен от империи... Почему? Потому что когда
сюда явится его государство, ему не надо будет зачерпывать каждую страну
ложечкой, все влезет в один большой половник...
Да! Там он помогал Арфарре там творить идеальное государство, а тут
советует всякому сброду вроде этого Хайши Малого Кувшина, у которого
карман паутиной заткало, а язык о зубы стерт, - советует всякому сброду
опять требовать свое с Больших Людей!
Баршарг ехал так быстро, что, поспев к переправе, увидел, как на
другом берегу Орха из лодки высаживаются пятеро, - один из них в черном
плаще и на карем жеребце, которого Даттам купил в свое время за двадцать
тысяч.
- Даттам, - закричал он, - Даттам! Подождите!
Баршарг, как был, с конем, кинулся с обрыва в воду.
Человек на другом берегу реки терпеливо ждал.
Конь Баршарга переплыл реку за десять минут, и мокрый араван вылетел
на берег. И замер.
Это был не Даттам. Это был человек, чей портрет он видел на
документах в заколдованном корабле. Приметы этого человека Баршарг лично
записал на листке, и отдал листок городскому судье: и теперь человек с
этими приметами значился на каждом судебном столбе виновником гибели
некого Ормуша Забавника, прирезанного в пьяной драке. Но разве будет
кто-нибудь останавливать за какого-то Ормуша человека в свите Даттама!
- Простите, - сказал Баршарг, - я обознался. Вы... я знаю, кто вы. Вы
тот чужеземец, который посоветовал давеча кузнецам править с помощью
представителей от общин...
- Да, - изумленно ответил Ванвейлен.
"Что я несу, - отчаянно заметалось в голове Баршарга. Это же
лазутчик! Небесный шпион! Негодяй!"
- Почему? - спросил Баршарг. - Почему вы это предложили?
- Потому что государством должен править народ, - сказал Ванвейлен.
- Народ, - почти вскрикнул Баршарг, - вы видели мой народ? Вы знаете,
что первое, что он потребовал после смерти экзарха, - это разделить
попавшие в частную собственность земли? Вы слышали, что мой народ жжет по
деревням богачей, и что только мое войско в силах предотвратить самосуд? И
этим людям вы хотите дать право голоса? И вы думаете, они проголосуют за
что-нибудь, кроме возвращения в империю?
- Простите, - проговорил тихо, словно оправдываясь, Ванвейлен, - я не
имел права давать советы.
Он был разительно непохож на свой мертвый, лишенный рисунков корабль.
За спиною Баршарга выбирались на берег его воины, удивленные странным
поведением военачальника, да и Даттамовы спутники подтягивались поближе.
Баршарг вдруг вспомнил, что среди его воинов есть бывшие вассалы Марбода
Кукушонка, и что как бы кто-нибудь из них не бросился на чужеземца...
- Даттам далеко? - спросил араван.
- Боюсь, он уже в поместье, - ответил Ванвейлен, не сводя глаз со
странного командира, - мы сделали крюк, чтобы полюбоваться храмом Иссы.
Баршарг решительно повернул коня, и - вдруг наклонился к Ванвейлену.
- Будьте осторожны, господин Ванвейлен, - вдруг прошептал он, - я
слыхал, что Даттам зарится на ваше золото, и вряд ли он выпустит вас из
своих рук.
Сайлас Бредшо съездил в соседнюю деревню, купил там у рыбаков целый
короб лещей и вернулся в Козью-Заводь.
В резном камушке, который сперли контрабандисты, много чего было: был
передатчик, был и детектор. Бредшо уже вчера вычислил, что если копать до
аварийного люка, лучше всего копать в ежевичнике - метра три. И еще вчера
показалось, что корабль вроде цел.
Бредшо копал скоро, скинув серую куртку: на него так вчера поглядели
из-за кафтана, что сегодня он сбежал в одежде батрака. Страх его прошел:
Иршахчан со своей круговой порукой перехитрил самого себя, корабля никто
не нашел, а лагерь был разбит много-много левее. Время от времени Бредшо
выпрямлялся, чтобы утереть пот. День был в самом разгаре. Плясали в
восходящем солнце хвосты на боевых веерах аравана Баршарга, визжала
реквизированная свинья, страшно ухали барабаны и катилось по небу
огромное, как колесо истории, солнце.
"Если, - думал Бредшо, - перевести действия Баршарга на английский,
это вышло бы вот что: провозгласил независимость Варнарайна, раздал
государственные земли в частное пользование и хочет установить в нем
республику. Это, однако, опасное дело - заниматься переводами с вейского.
К черту! Улететь, доложиться - и пусть специалисты переводят. Опять же они
могут с переводом опоздать: история не всегда на сносях".
Бредшо повернулся спиной к далекому лагерю и продолжал копать. Он был
уже по плечи в земле, когда кто-то сверху сказал:
- Да, если бы ты так свое поле копал, то верно бы его не упустил!
Бредшо поднял глаза: на краю ямы стояли трое в желтых куртках, и двое
из них натянули луки, а третий, с драной губой, подцепил и поволок к себе
куртку с деньгами, с оружием.
- Хватит тебе, Хайша, народ обкрадывать, придется тебе на народ
поработать, - продолжал Драная Губа.
Бредшо замер: его принимали за вчерашнего контрабандиста! Его
выволокли из ямы, скрутили руки, для назидания съездили соляного вора по
морде.
- Я не контрабандист, - сказал Бредшо.
Драная Губа уселся перед ним на корточки и стал потрошить одежду,
умело и сноровисто, как хозяйка чистит рыбу.
- Ага, - сказал стражник, - не контрабандист. Вот у меня донесение
есть, от Туша Большого Кувшина: приемный мой отец, Хайша Малый Кувшин,
поехал брать соль в Козью-Заводь. Вот у меня перед глазами человек,
который копает в Козьей-Заводи укрывище, лопату с собой принес... Но он,
видите ли, не контрабандист. Так чего же ты тут копаешь, мил человек?
Тут Драная Губа замолк, потому что вытащил из куртки отличный кинжал
с серебряной насечкой, с двумя рубинами в рукоятке, а потом мошну, шитую
золотой гладью, с золотыми государями и желтыми бумажками. Сыщик
пересчитал деньги, оглядел драную куртку, положил кошелек в рукав и
спросил:
- Убил кого, аль ограбил? - Еще раз вытащил кошелек: - А работа-то
храмовая, - сказал.
Другой стражник сказал:
- Похоже, что он тут не для мешка готовил место, а для человека. -
Поглядел безумными глазами на золото и прибавил: - Прямо как для себя и
готовил!
- Так ты что тут делаешь? - спросил, не обращая, внимания Драная
Губа.
Бредшо облизнул губы и ответил:
- Что храму надо, то и делаю.
- Храму?! - сотник беспокойно завертел головой. Страшные времена
наступали в Харайне, и ходили такие слухи, что чиновников теперь будут
назначать не из столицы, а из храма.
Бредшо прикрыл глаза и зевнул. Руки, скрученные за спиной, совсем
онемели.
- Господин Арфарра и господин Даттам оставили меня в посаде Небесных
Кузнецов, и будьте уверены, вам не поздоровиться от моей пропажи или
ареста. Кошелек, однако, можете забрать себе: за хорошую службу и
молчание.
- Складно врешь, - сказал Драная Губа. - Ладно, убирайся быстрей... -
И потянул кожаный ремень у запястий.
- Ну что, поймали вора? - раздался еще один голос, и на поляну вышли
человек в парчовой куртке и еще один стражник.
- Ах, чтоб тебе! - дохнул на ухо Бредшо ярыжка. - Вечно принесет,
когда не надо!
Драная Губа сказал:
- Так точно, поймали! - И тихо шепнул: - Смотри, Малый кувшин. Не
скажешь про кошелек - пособлю. Скажешь - придется и за убийство отвечать.
Через полчаса Бредшо, привязанный к шесту и с кляпом во рту, чтоб не
кричал всякого, ехал в лодке в столицу - на опознание. Сзади, но в
пределах слышимости, стражники тихо обсуждали:
- Надо было его быстрее кончить, пока Большой не пришел.
- Ну да, а если он и вправду храмовый?
Бирюзовое Поместье главного миллионера страны, Даттама, располагалось
в ста с лишним иршахчановых шагах от посада Белых Кузнецов и в сорока
шагах от столицы провинции, Анхеля. Усадьба и окрестные земли принадлежали
храму: храм - владел, Даттам - заведовал. То есть храму, по описи,
принадлежала не усадьба, а озеро, с которого податей не возьмешь: и не
мастерские, а амбары на берегу озера. Прямо как в сказке: глядит маленький
Хуш и видит - Озеро, ныряет - а это Дворец.
Все было обставлено с вызывающей, невиданной пока землянами роскошью
и окружено крепкой каменной стеной: Дом понемногу превращался в замок.
Стена защищала, однако, не столько от неприятеля, сколько от постановления
об аресте, и не столько от постановления об аресте, сколько от народного
гнева. Стена шла по берегу озера, а на другом берегу шли склады, красильни
и несколько длинных красных амбаров с прорубленными окнами: шерстяная
фабрика.
Работа кипела. Завод шипел и вздрагивал, как мягкое звериное брюхо.
Умирала в реке отравленная анилином рыба, и свалявшаяся пена билась по
краям отмелей. В цехах плавала шерстяная пыль, разъедая руки ткачей и
лишая их мужской силы, и близ шипящих чанов с мездряным клеем бабы с
распаренными глазами шлихтовали нити основы, а Даттам, запершись с молодым
изобретателем, обсуждал небывалую штучку, - проект станка, который будет
работать не от силы человека, а от силы пара, наподобие старинной игрушки,
известной еще со времен пятой династии.
Здесь находилось одно из последних звеньев затеянной Даттамом
производственной цепи. Первой было королевство, где только и могли пасти
овец и лам, - в империи всякая попытка согнать крестьян с земли, превратив
ее в пастбище, неминуемо окончилась бы одним из страшных крестьянских
бунтов, за которым последовали бы оргвыводу сверху (раз крестьяне
бунтовали, значит их обидели!), да и населены варварские горы были не в
пример реже. А затем - империя, где искусные ремесленники превращали
привезенную шерсть в разноцветные ткани. И - центр всей этой цепочки -
Даттам, Даттам, без которого гигантское колесо фортуны - шерсть - деньги -
шерсть соскочило бы с оси и завертелось впустую. Глупые сеньоры в диких
горах Варнарайна не знали бы, что делать с таким количеством шерсти, а
ремесленники империи не знали бы, откуда взять сырье.
Над красным заводом висело знамя: лама, а на ламе тюк с ее
собственной шерстью. По утрам туда собирались люди в одеждах монастырских
послушников.
Надо сказать, что ремесло ткача всегда было причастно чародейству, а
Даттам и вовсе распускал слухи, что Заводы - заколдованное место, что
постороннему туда нельзя, как под землю, и что красный глаз на потолке
