цвета индиго сидели на циновке вокруг бревна, и толстая хозяйка жарила на
прутиках карасей.
- Эй, - сказал Шаваш хозяйке, - госпожа Ния просит вас помочь уложить
ей вещи.
Женщина всплеснула руками.
- Ишь, - сказал она. - Добилась своего. Я ей всегда говорила: "Убеги!
А то ведь убьет его Дануш, и пропадете оба!" А та: "Никуда я не убегу,
получу развод и приданое!" Стало быть, добилась своего: а уж как она его
ненавидела!
- Да, - сказал один сапожник, - скверное это дело. Три жены - это на
три больше, чем нужно.
- А я думаю так, - сказала хозяйка. - Хочешь одну жену - бери. Хочешь
вторую - бери. А приказчиков из жен делать нечего, потому что богатство,
собираемое ради богатства, а не добрых дел, непременно приносит несчастье.
- А что, - сказал Шаваш, - госпожа разве не единственная жена?
- Нет, - буркнула трактирщица. - У него три лавки: одна в столице,
другая в Осуе, третья в Аракке. Он то тут, то там. А кому смотреть за
лавкой в его отсутствие? Он пожадничал завести себе приказчика, купил трех
жен, - в столице, в Осуе и в Аракке.
В этот миг в харчевню взбежал человек лет сорока, косматый как баран
и смуглолицый, в синей куртке с красным кожаным воротам, какую положено
носить красильщикам. Волосы его были скручены в пучок, и в пучке
красовалась заколка в виде медной рыбы.
- Эй, Дануш! С тебя, - сказал один из сапожников, - угощение!
А хозяйка добавила:
- И чем это ты уговорил Ахсая? Кулаками?
- Чего это? - удивился косматый. - Я его не видел.
Все стали смотреть на Шаваша.
- Сударыня, - смущенно пролепетал Шаваш, - вы не так поняли.
Господина Ахсая позавчера ночью зарезали у Синего Моста. Мой хозяин,
государев наставник Андарз, сочувствуя горю вдовы, покупает для нее новый
домик, а для совершения погребальных церемоний предлагает ей приютиться в
его ничтожном жилище.
Все стали глядеть на косматого.
- Чо-чо, - сказал косматый, - не видел я Ахсая, слышали?
Когда Шаваш вернулся в казенный домик, вдова все еще безутешно
плакала.
Секретарь Иммани поклонился и сказал:
- Ваше горе, вижу я, слишком велико, чтобы покинуть этот домик
немедленно. Вот вам деньги на переезд и на сборы. Сумеете-ли вы сами
нанять носильщиков?
Вдова, всхлипывая, согласилась, и Иммани, морщась, вышел на улицу.
- Господин, вот сюда, - кланяясь, запищал Шаваш. Иммани дал мальчишке
затрещину и сказал:
- Я и сам знаю дорогу обратно. Образцовый чиновник никогда не забудет
того, что было показано ему один раз. И зашагал, в сумерках, впереди.
Шаваш незаметно отстал от него за углом, и, как белка, сиганул через
беленую стену сада. Прошло меньше времени, чем надобно, чтобы сварить
горшок каши, - Шаваш подобрался к окну, раздвинул нити в навощенной ткани,
и стал смотреть.
Вдова, плача, собирала вещи.
Потом в глубине дома хлопнула дверь, и мужской голос произнес:
- Куда собралась, сука!
Женщина обернулась и подскочила.
- Ах ты дрянь, - сказала она, - ты его и убил!
- Как же я его убил, - возразил косматый, - когда его убийцу уже
арестовали? Или ты думаешь, что государевы чиновники арестовывают
невинных?
- Знать ничего не знаю, - заверещала женщина, - я тебе сказала, что
он в "Красной тыкве", ты пошел за ним в "Красную тыкву", он тебе отказал,
а ты подстерег его и убил.
- Слушай, женщина, - сказал косматый, - его не было в "Красной
тыкве". Я пошел туда, а его там не было.
- Ври больше, Дануш Моховик! - зашипела вдова, - ты его убил, ты его
и обобрал! При нем деньги были: отдавай деньги!
- Ага, - сказал косматый, - ты, я вижу, избавилась от мужа, а теперь
хочешь избавиться и от меня? Это ты к кому собираешься?
- К господину Андарзу, - сказала женщина, - я эту неделю буду плакать
над телом мужа, чтобы он не заподозрил неладного. Или ты не можешь
подождать неделю?
- Ага, - сказал косматый, - теперь вижу. А что он с тобой будет
делать эту неделю?
- Дурак, - сказала женщина, - нужна моя ступка андарзову песту. Он,
если хочешь, отослал из столицы всех своих жен по настоянию госпожи Лины!
Господин Андарз хочет посмотреть деловые бумаги моего мужа. И когда он
посмотрит на дневник моего мужа, он купит мне два домика.
- Почему это, - удивился косматый.
- Видишь ли, - объяснила женщина, - мой муж торговал с Осуей шелком,
а шелк ему давал господин Андарз.
- Как - торговал? - изумился косматый.
- А ты не знаешь, как торгуют? - усмехнулась женщина. - Но это что!
Ты не представляешь, и Андарз не представляет, какие дела творил этот
человек! Он начал с того, что, будучи начальником морских перевозок в
Локке, сжег, по настоянию осуйского купца Айр-Незима, казенный корабль,
груз которого составлял Айр-Незиму конкуренцию. Айр-Незим заплатил ему
большую взятку, а потом обнаружил, что муж, перед тем, как сжечь корабль,
вывез и продал его груз другому купцу из Осуи! А потом, когда Андарз за
него заступился и дал ему должность пустого чиновника, - он вытворял
такое! Обладая мандатом чиновника империи, он заплывал в завоеванные
варварами земли и говорил бедным крестьянам, что получил приказ отвезти их
в Страну Великого Света! А потом он сажал их на корабли и продавал на
сахарные плантации Осуйцев!
Мужчина всплеснул руками.
- И все это он описал в своем дневнике?
- Описал, и сопроводил документами! Представляешь, сколько денег
заплатит Андарз, чтобы иметь этот дневник?
- Дура, - сказал мужчина. - Если ты принесешь Андарзу этот дневник и
документы, он, пожалуй, отберет его у тебя, да отравит, как маленького
Минну! Отдай-ка их мне!
- И не подумаю, - сказала женщина.
- Шлюха, - сказал косматый.
- Убийца, - взвизгнула вдова.
Тут косматый схватил вдову и начал рвать на ней волосы, а та
орудовала доской с желобками, которой гладят белье, и оба они подняли
такой шум, что Шаваш в испуге отскочил от окна. Драка продолжалась изрядно
долго, а потом начались вздохи и всхлипы. Шаваш заглянул в окошко, и
увидел, что ссора давно кончилась, а мужчина лежит на женщине, и оба они
вполне довольны. Шаваш поглядел-поглядел на них, а потом поскакал прочь из
сада, решив, что сейчас самое подходящее время для того, чтобы убраться
незамеченным. "Однако, - подумал Шаваш, - может быть, среди этих
документов есть и тот, за который Андарз собирался отдать шестьсот тысяч!
Как бы отобрать у него документы?"
Выйдя от Андарза, господин Нан поспешил в Небесную Книгу, - главный
архив ойкумены, в котором хранились сведения обо всех чиновниках ойкумены,
бывших, настоящих и будущих. Впрочем, последние были записаны чернилами,
невидимыми для смертных.
Нан запросил в архиве сведения о Теннака, Дие и Иммани, о покойном
Ахсае, а также копию документов по делу об ограблении, которому секретарь
Иммани подвергся в Козьем Лесу три месяца назад - эти документы должны уже
были прийти в архив. Подумал и прибавил к ним сведения о молодом сыне
Андарза, Астаке. После этого он отправил в управу записку одному из своих
сыщиков: составить перечень харчевен, в которых бывал покойный Ахсай, и
проследить за его вдовой, и выяснить у вдовы и знакомых, часто ли Ахсай
встречал с Иммани. Холеный секретарь, с его манерой вихлять бедрами и
строить глазки, был Нану очень неприятен. Он припоминал, что, вроде бы,
этот секретарь был любовником брата Андарза, Савара. Савара убили варвары,
и Андарз взял молодого чиновника к себе.
Вообще Нан не был уверен, что сегодня вечером он еще будет на
свободе: ведь доклад его вызвал гнев господина Нарая, а со времени казни
Руша в ойкумене арестовали более пяти тысяч человек.
Через час Дануш Моховик вышел из домика безутешной вдовы и заспешил
вниз по улице. Подмышкой у него была квадратная корзинка для документов.
Крышка корзинки была расписана целующимися фазанами. "Ой-ля-ля!" - думал
плотник, - почему бы господину Андарзу и вправду не купить нам домик?"
Дануш свернул на Песчаную улицу и обомлел. Вечереющая улица была
пустынна; где-то бранились визгливые женские голоса, и из садовых печей
доносились вкусные запахи. На пустой улице, у бровки колодца, сидел
мальчик в синих атласных штанишках и шелковой курточке, глядел в колодец и
плакал.
- Ты чего плачешь, - спросил косматый Дануш.
- Матушка моя, - сказал мальчик, - послала меня к знахарке и дала мне
тридцать единорогов, я заблудился и хотел напиться, и вот - уронил кошелек
в колодец.
Мальчишка, ясное дело, был из богатой семьи, - зашел не туда, и не
видал никогда плоских колодцев.
"Достану-ка я этот кошелек, - подумал Дануш, - и отниму у него
деньги".
Дануш Моховик снял штаны и куртку, положил на них корзинку с
документами и полез в колодец. Он шарил в колодце довольно долго и наконец
закричал:
- Не нахожу я твоего кошелька!
Ни звука в ответ.
Дануш Моховик повозился еще немного и вылез из колодца.
Мальчишки нигде не было. Штанов, куртки и корзинки с документами тоже
нигде не было!
Ровно в три часа дня судья Радани из десятой управы, известный ворам
и лавочникам просто как Десятый Судья, и его помощник Нан, явились к
воротам Небесного Дворца. Там они покинули повозку, и пошли пешком, как и
полагается всем чиновникам, не имеющим высшего ранга. Идти было далеко, и
десятый судья, человек пожилой и шарообразный, весь вспотел.
Господин Нарай сидел в своем дворцовом кабинете, окруженный
чиновниками и указами. Это был сухопарый чиновник в платье синего цвета,
расшитом павлинами и павами, с желтоватыми глазами и редкими волосами, и
было видно, что Бог меньше старался над его лицом, чем портной - над его
платьем.
Подчиненным своим Нарай внушал трепет. Однажды мелкий чиновник заснул
над указом. Чиновник проснулся, когда Нарай потряс его за плечо, и тут же
умер от ужаса. Господин Шия, любимый помощник Нарая, угодил ему тем, что
однажды Нарай отдал ему документ и забыл, а через три месяца вспомнил, - и
тут же Шия вынул документ из папки. Господин Нарай был так бережлив, что
единственной серьезной статьей расходов в доме были розги для слуг. Он
держал перед кабинетом священных кур и всегда говорил: "Чиновник должен
печься о бедняках, как курица о цыплятах." Все мысли господина Нарая были
направлены на благо государства и на искоренение зла. Господин Нарай
говорил, что чиновники - это как кулак, полный мух: только разожми кулак,
улетят; и ему не нравилось, что люди все разные, как носки на неряхе. За
последние два месяца Нарай поднимался во мнении государя все выше и выше,
и дело дошло уже до того, что инспекторы, посланные по провинциям,
возвращались в столицу с поддельными документами и в чужом платье, из
боязни выставленных Нараем застав, на которых отнимали подарки.
Нан и старый судья совершили перед любимцем государя восьмичленный
поклон. Нарай посмотрел на чиновников и спросил:
- Вам известно, зачем я вас позвал, господин Нан?
- Отчет, который я составил, был полон ошибок.
- Каких? - спросил Нарай.
- Я не вижу в нем ошибок. Если бы я их видел, я бы их не сделал.
Приближенные всплеснули рукавами от такой наглости. Нарай пристально
смотрел на молодого чиновника, почтительно склонившегося в поклоне.
- С некоторых пор, - сказал Нарай, - судья десятого округа стал
предлагать мне отчеты, отличающиеся глубиной мысли и верностью суждений, и
упорно выдавал их за свои, хотя я его два раза поймал на том, что он даже
не помнит примеров мудрости, упомянутых в отчетах. Тогда я перестал
хвалить отчеты, и жестоко разругал последний за допущенные ошибки, - он
