его в мордочку и спросил:
- Как ты думаешь, Дуня, в чем больше скандала: угрожать мечом судье
или иметь шестьсот тысяч незаконных денег? Мне кажется, что угрожать мечом
судье хуже. Тогда почему господин Андарз так беспокоился об этих деньгах?
На это Дуня ничего не ответил.
2
Выйдя из дупла, Шаваш перебрался по мосту через реку и оказался в той
части города, где он обыкновенно не промышлял. Здесь не было ни притонов,
ни шаек: одни дворцы и управы. Высокие каменные стены были украшены
резьбой и рисунками, подобными окнам в иной мир, над стенами виднелись
верхушки садовых деревьев и репчатые луковки павильонов. Канавы
попрятались в трубы под мостовой, и над улицами плыл запах хорошей пищи и
диковинных садовых ароматов. Шаваш глядел на эти дома удивленно и жадно,
как варвар, отправленный послом в осажденный город, глядит вокруг и
удивляется, что такая красота есть на свете, и прикидывает, где лучше
ломать стену и тащить добычу. "Если на небе и есть рай, - подумал Шаваш, -
то наверное, он находится прямехонько над Верхним Городом".
Шаваш дошел до Синей Улицы и стал смотреть: перед ним, словно
занавес, подвешенный к небесам, взметнулись стена дворца государева
наставника. В стене было четверо разноцветных ворот: синие, желтые, белые
и красные. Сквозь синие ворота ходила прислуга. Сквозь желтые ворота
ходили первых четырех чиновники. Сквозь белые ворота ходили чиновники с
пятого по восьмой ранг. Сквозь красные ворота ходили чиновники девятого
ранга. А когда своего наставника посещал сам государь, он не ходил через
ворота. Ради него ломали стену, походившую на занавес, подвешенный к
небесам.
Слева от белых ворот копошился народ: в доме господина Андарза был
праздник: его брат, господин Хамавн, наместник Аракки, одержал очередную
победу над варварами. Чернь сбежалась к уличным столам в ожидании своей
доли. Господин Андарз, государев наставник, был уважаем народом за
великодушие и щедрость. Вернувшись с победой из Аракки, он заплатил в тот
год налоги всех городских цехов, а за пятьдесят тысяч горожан внес
квартирную плату. Каждую неделю в его доме раздавали хлеб и мясо, а раз в
месяц господин Андарз звал домой трех нищих самого гнусного вида, усаживал
их на серебряную скамеечку и лично мыл ноги.
Пока Шаваш смотрел, меж толпы появился паланкин, сопровождаемый
четырьмя слугами. Слуги несли в руках желтое знамя и перевернутые
деревянные алебарды. Распахнулись красные ворота, - паланкин внесли
внутрь. Перед глазами Шаваша мелькнули фонтаны, розовые колонны утопающего
в зелени дома, и Андарз, идущий по дорожке навстречу гостю. Человек
высадился из паланкина, словно драгоценный кувшин. Он был одет в строгий
кафтан без знаков различия. Голову его украшала красная рогатая шапка, -
знак траура.
- Осуйский посланник, - сказал кто-то за спиной Шаваша.
- Удивительное дело, - добавили - вчера арестовали всех менял в Синей
слободе, а Осуйских купцов пускают через красные ворота.
- А что это он в трауре?
- А племянник у него позавчера умер, - забасил стоящий впереди Шаваша
человек, видимо, грузчик в Осуйском квартале. - Этот племянник год назад
уплыл к Белым варварам, и пришло известие, что его корабль утонул. А
племянник, оказывается, выплыл, месяц назад явился в столицу: весь в
болячках, ухо драное, - вот болячки вздулись, и он помер. Нежный дядя
ругался: лучше бы, говорит, ко мне корабль вернулся, чем этот оболтус!
- Страсть к стяжанию, - сказал кто-то, - губит тела и души. Море боги
сделали для рыб, а не для людей, нечего по морю-то плавать.
- А еще кто-нибудь спасся?
- Еще один человек спасся, хозяин корабля - Ахсай.
- А ведь этого Ахсая вчера ночью убили: эк их всех!
Кто-то кинул в посланника редькой, но не попал.
Тут ворота закрылись, скрыв от толпы фонтаны и флигеля, и паланкин с
желтым знаменем и зеленым кругом, на котором черные точки складывались в
уже знакомую Шавашу надпись: "Государство есть общество, употребляющее
деньги".
Стемнело. На вершине стены зажгли масляные плошки. Шаваш обошел стену
кругом, взобрался на орех, и спрыгнул в дивный ночной сад, полный неясными
шорохами и дальними вскриками гостей.
Шаваш забился под куст и стал смотреть.
Красные факелы отражались в черной, как оникс, воде прудов, и белые
лебеди, разбуженные музыкой и шумом, плавали за лодками, в которых сидели
нарядные люди, и яства на столе были такие редкие, что даже поглядеть, не
то что съесть боязно. Веселье разгоралось все сильней и сильней:
засвистели флейты, чиновники стали хватать девиц и крутить их вокруг
головы, юбки девиц разлетались так, что видны были их белые бедра. Один из
чиновников упал, а девица на него села.
- Гасите факелы, - закричал кто-то.
Шаваш испугался, что все дело кончится общей свалкой, как у них в
деревне.
Но тут Шаваш заметил, как господин Андарз, в длинном шелковом платье,
покинув пирующих, засеменил в сопровождении спутницы к мраморному гроту,
увитому струящимися по воздуху лентами и зеленью. Мгновение, - Шаваш
скользнул, как белка, меж кустов, меж известковой стены и плетей ипомеи, и
оказался в темном гроте раньше ничего не заметившего Андарза.
Господин Андарз и его спутница вошли в грот. Императорский наставник
укрепил фонарь в форме персикового цветка, бывший с ним, на серебряной
подставке, а девица села на край розового ложа и принялась стаскивать с
себя юбку.
- Ой, - вдруг сказала девица, - тут кто-то есть.
- Да кто тут может быть, - сказал Андарз.
- Опять эти ваши выдумки, - капризно сказала девица.
Андарз, усмехнувшись, взял фонарь и наклонился над ложем:
действительно, под розовым одеялом, обшитом кружевами, лежало что-то
некрупное. Лежало и дышало.
- Тьфу, - сказал Андарз, - эти ручные лисицы.
Девица сняла одеяло.
На шелковом матрасике, расшитом цветами и травами, свернувшись в
клубочек, спал грязный уличный мальчишка.
- Ах, - сказала девица.
- Голубчик, - сказал императорский наставник, - ты что тут делаешь?
Мальчишка что-то пробурчал во сне и перевернулся на другой бок.
Господин Андарз взял со стола ведерко с холодной водой, в котором плавала
ароматная дыня, которую они с девицей намеревались съесть немного погодя,
вынул дыню и положил ее на поднос, а воду выплеснул прямо на мальчишку.
Мальчишка взвизгнул, проснулся и подскочил, намереваясь удрать, но не
тут-то было: государев наставник крепко ухватил его за волосы.
- Ой, господин, пустите, я больше не буду! - верещал мальчишка.
Одной рукой Андарз держал сорванца, а другой поднес к нему фонарь.
Мальчишка был тощий и маленький: у него были большие испуганные золотистые
глаза, хорошенькие пепельные волосы и хитрая, как у хорька, мордашка.
- Нахал, - сказала девица, - какой нахал!
- Ты кто такой? - спросил государев наставник.
- Шаваш, - жалобно сказал мальчишка.
- Из какой же ты шайки? - продолжал допрос чиновник.
- Из никакой, - ответил мальчишка, - я Шаваш, который сам по себе.
- Так невозможно, - сказала девица, - чтобы не быть в шайке. Иначе бы
тебя давно съели.
Шаваш оглядел кружевной грот, и взгляд его, пропутешествовав по
рисункам на стенах, остановился на дыне. Ноздри мальчишки расширились: он
с наслаждением вдохнул чудный запах и сказал:
- Если так невозможно, то я хотел бы быть в вашей шайке.
Чиновник расхохотался.
- Да ты знаешь, кто я такой? - спросил он мальчишку.
- Вы, господин, наверно, из очень достойной шайки.
Андарз рассмеялся еще веселей. Ночное приключение ему нравилось. Это
было забавней, чем девица. А девица дулась и глядела на Шаваша, как
мангуста на мышь.
- Ты как сюда попал?
Шаваш вздохнул и сказал:
- У меня сестра больная, а лекарь велел ей есть утятину. Я проходил
мимо сада и подумал: "Как вкусно пахнет. Наверняка тут есть и утятина!
Почему бы не влезть в сад и не пошарить по столам после пира? Из косточек
можно будет сварить отличный бульон!"
- Ты откуда такой заботливый? - усмехнулся Андарз.
- Из Чахара.
- Беглый, значит.
Шаваш очаровательно потупил глазки.
- И чем же ты пробавляешься в столице? Молишься святому Роху?
С тех пор, как чиновник Рох учинил в подземном царстве растрату и
лишился носа, он стал патроном цеха любителей чужих кошельков.
- Я, - сказал с достоинством Шаваш, - колдую, вот, - хотите вам
покажу?
И он сорвал с головы чиновника круглую желтую шапочку и поставил ее
на стол.
- Что под шапочкой?
- Ничего.
Шаваш снял шапочку. Под шапочкой лежал кожаный кошелек в форме листа
аквилегии, а на кошельке сидел маленький хомячок Дуня. Андарз хлопнул себя
по поясу, к которому кошелек был подвешен мгновение назад, а потом
усмехнулся, раскрыл кошелек, пересчитал деньги внутри, вынул оттуда пять
серебряных монет, украшенных изображением танцующего журавля, и отдал
Шавашу.
- Головы за такое колдовство рубят, - зашипела девица.
- Я еще маленький, - возразил Шаваш, - мне не голову, а руку отрубят.
Андарз, казалось, задумался.
- Господин, - вдруг жалобно сказал Шаваш, - возьмите меня к себе!
- Как же я могу тебя взять, - возразил императорский наставник, -
государь тебя мне не дарил, и вообще ты беглый.
- А купите меня в долговые рабы.
- Да кто же тебя продаст?
- А сестра и продаст.
Андарз вынул еще одного журавля, дал его Шавашу и сказал:
- Ладно, - приходи завтра в полдень с сестрой к боковым воротам.
Когда, спустя некоторое время, Андарз вновь присоединился к пирующим,
к нему подбежал изящный секретарь, который утром сопровождал его к судье,
- подбежал и шепнул что-то на ухо.
Господин Андарз кивнул и направился в глубину сада, к беседке.
Беседка, окруженная старыми соснами, походила на тысячекрылый цветок. В
знак того, что в этой беседке принимаются важные государственные решения,
над ней развевалось десятихвостое знамя с серебряной рыбой, вышитой на
алом фоне и надписью, исполненной травяным письмом. Почва кругом беседки
была мелко вспахана, чтобы живущий в беседке дух-хранитель не мог из нее
уйти, а посторонний - подслушать что-либо. Поэтому люди в усадьбе обходили
беседку стороной. Они считали, что дух-хранитель, живущий в беседке -
порядочная дрянь, судя по тому, какие там принимаются решения.
Внутри беседки, облокотившись на подушку, подобную цветочному лугу,
сидел чиновник судебного ведомства. Это был молодой еще человек, лет
двадцати пяти или шести. У него были выщипанные брови и маленький изящный
рот. Взгляд у него был внимательный и холодный. Он был одет в красные
бархатные штаны и белую, затканную красными цветами куртку. На ногах у
него были сапожки с высокими белыми каблуками, чтобы удобней было
цепляться за стремена. Это был тот самый чиновник, который утром стоял
подле судьи. Звали его господин Нан.
При виде Андарза чиновник выронил персик, который жевал, вскочил с
подушки, подобной цветочному лугу, и принялся кланяться. Кланялся он
минуты три, после чего Андарз слегка поклонился в ответ и попросил гостя
занять его прежнее место. Нан сел на диван и даже подобрал персик. Андарз,
улыбаясь, смотрел на него.
Господин Нан был чиновник молодой и настойчивый, выходец из сонимских
крестьян, скорее умный, чем добродетельный, и из некоторых вещей, которые
господин Андарз знал о Нане, он мог заключить, что у этого человека волчьи
зубы и лисий хвост, и даже Андарз не подозревал, сколько казенного добра
