дворцовых сановников, прошествовал, в сопровождении слуг, к деревянному
лотку с трупом; упал на землю и горестно зарыдал.
- Императорский наставник Андарз, - прошептал кто-то рядом с Шавашем.
Шаваш раскрыл рот и стал смотреть. С мраморных ступеней управы
поспешно сошел судья, лег на землю рядом и завопил от уважения к гостю.
Они проплакали столько времени, сколько надо, чтобы сварился горшок каши.
Потом во двор спустился молодой чиновник в белой пятисторонней шапке,
поклонился и произнес:
- Пожалуйте внутрь!
Шаваш смотрел на императорского наставника завороженно. Господин
Андарз был стихотворцем и колдуном: одержал победу над западными
варварами, засыпав их пылающими листьями; превратил одного чиновника в
выдру; и однажды, когда государь пожаловал в его сад среди зимы, по
просьбе государя устроил лето. В общем, это был человек из тех, которых
при жизни рисуют с двумя зрачками, а стихи его пели во всех харчевнях даже
тогда, когда государыня Касия сослала его к ледяным горам.
Между тем Андарз и судья кончили плакать. Императорский наставник
встал и брезгливо отряхнул песок с рукавов. Андарз и судья поднялись по
мраморным ступеням; бронзовые двери закрылись. Из-за поднявшейся суматохи
судья так и не подошел к просителям, несмотря на то, что красные полосы на
шапках были очень заметны.
Шаваш подумал и пошел прочь из толпы. Через минуту он стоял с другой
стороны управы, в маленьком загончике перед стеной, за которой держали
преступников. В загончике скучало двое стражников. Один из стражников
отобрал у Шаваша корзинку и сказал:
- Куда лезешь, мизинчик!
Мизинчиками называли детей, принадлежавших крупным шайкам: те носили
в тюрьму корзинки, продавали краденое, а также, по распространившейся
моде, большие люди в шайках употребляли их вместо женщин.
- Какой же это мизинчик, - возразил другой стражник. - Это
Шаваш-сам-по-себе! Его сам Свиной Зуб приглашал в свое товарищество, а
Шаваш отказался. "Я, мол, сам по себе". Свиной Зуб велел его не трогать...
И стражник покачал головой, сильно удивляясь причуде Свиного Зуба.
- Что тебе нужно? - спросил он.
Шаваш объяснил стражникам свое дело, они взяли из его корзинки
лепешку побольше и пустили его к Лоне-Фазаненку.
- Неудачный человек Лоня, - сказал старый стражник. - Это же надо
так: убить, а наутро попасться. Ты вот, Шаваш, когда-нибудь слышал, чтобы
человек схватили наутро после убийства?
- Нет, - сказал Шаваш, - я никогда не слышал, чтобы человека схватили
наутро после убийства.
Стражник покачал головой и добавил:
- Воистину, когда человеку суждены неудачи, то даже приобретение
богатства ведет к несчастью.
За стеной начинался маленький садик. В садике рос кактус агава,
символизировавший колючее преступление, и морковка для кролика госпожи
супруги судьи. За грядкой с морковкой начинался крытый каменный проход, с
двумя стражами у входа и выхода, а в конце прохода начиналась собственно
тюрьма. Но внутрь тюрьмы Шаваша не пустили. Четвертый по счету охранник
порылся в корзинке, выбрал себе лепешку и сказал:
- Не нужна уже Лоне твоя корзинка. Слышал переполох во дворе? Это
приехал сам государев наставник, господин Андарз. Он, оказывается, был
знаком с покойником. Судья так и обмер. Сейчас его угощают чаем в Розовом
Павильоне, а потом, конечно, сразу вызовут Лоню с товарищами на допрос: не
дважды же ездить в наше заведение императорскому наставнику!
- Что же, - сказал Шаваш, - и допрашивать их будут в Розовом
Павильоне?
- Ради такого случая, - сообщил стражник, - велено вести в
Черепаховый Зал.
И забрал из корзинки еще лепешку.
Шаваш вынул из рукава розовую бумажку и протянул стражнику.
- Чего мне тут сидеть? Отдайте корзинку Лоне, если он вернется, а? А
я пойду.
Шаваш, однако, никуда не пошел из тюремного двора, как сделал бы на
его месте всякий разумный человек, торопясь покинуть это место подозрения
и скорби. Едва каменный угол коридора укрыл его от взора стражника, Шаваш
остановился, поплевал на руки и, - просочился через не забранную решеткой
отдушину около пола, которую он еще раньше приметил. Не то что взрослому
человеку, но и крупной собаке было б невозможно пролезть сквозь эту
отдушину. Но Шаваш, как мы уже упоминали, был не человек, а так - огрызок.
В казенном саду Шаваш остановился, обдумывая дальнейший план
действий. Шаваш не знал, сколько времени полагается угощать императорского
наставника чаем, но подумал, что это дело займет у судьи все время до
третьей дневной стражи.
За стеной, покрытой синей глазурованной черепицей и увитой
виноградом, начинались длинные кровли и башенки парадной части управы.
Виноградные плети оборвались бы под тяжестью взрослого человека, но Шаваша
должны были выдержать.
Шаваш взобрался на стену, прокрался по синему ее коньку и перескочил
на толстую черепичную крышу управы. Миг - и вот он уже пробежал по кровле
крытой дороги, еще миг, - и вот он уже над крышей главного зала. Шаваш лег
на кровлю и тихо-тихо вытащил несколько черепиц. За черепицами начиналась
вата, - Шаваш вытащил и ее. Шаваш просунул голову вниз и увидел толстые,
как ананас, балки. Снизу к ним были прибиты тоненькие доски потолка. Между
плоской черепичной кровлей, подбитой ватой, и потолком оставалось
пространство в локоть высотой. Шавашу этого было вполне достаточно. Он
влез внутрь, задвинул, как мог, за собой черепицу и ужом пополз по
серединной балке. Скоро он дополз до перекрестка балок, как раз поверх
стены Черепаховой Залы, отыскал место, где из потолка выпал сучок, и
вытаращил внутрь любопытный глазок. Шаваш хорошо знал устройство здешних
покоев, потому что трижды его таскали сюда как свидетеля, а однажды даже
что-то пытались приписать.
Суд только начинался.
Господин судья, в желтом платье с квадратным воротником, расшитом
ветвями и пятилистниками, восседал на возвышении. Поверх головы судьи
травяным письмом было написано красивое изречение: "Если суды в
государстве устроены ненадлежащим образом, государство перестает быть
государством". Двое писцов сидели на циновках, а молодой помощник судьи,
которого Шаваш видел на ступенях управы, почтительно стоял справа от
кресла. Слева от кресла стояла статуя государя с головой мангусты. Эта
статуя обладали удивительным свойством: в присутствии статуи даже самые
закоренелые преступники говорили только правду. Самому Шавашу трижды
приходилось при ней лгать, но это только потому, что у него был с собой
талисман "идака", специально чтобы лгать на суде.
Самого императора Шаваш видел только один раз, в прошлом году, как
раз на Новый Год. Тогда на красных улицах построили большой мост, чтобы
все могли видеть Государя, а Шаваш, боясь, что его задавят, залез с ночи
на длинный тополь. Император шествовал, окруженный львами, козами,
собаками, лисами, оленями с золочеными рожками, и такими животными,
которых Шаваш никогда и не видел, и которые водятся только по краям земли
и в императорском саду. Львы трясли головой, рвались с золоченых поводков,
- слуги из императорского зверинца мотались за ними, как дым из печки. Сам
император был в рисовой маске, и в его белой одежде не было ни единого
шва, подобно тому как в законах империи не было ни одного зазора: впрочем,
насчет швов Шаваш издалека не мог ничего сказать путного. Государь и люди
из его свиты бросали в народ деньги и билетики государственной лотереи.
Пять лет назад такой вот праздничный мост обвалился: пострадало сто
сорок человек императорской свиты, одна золоторогая коза и народ под
мостом, но в этот раз никаких происшествий не было.
На следующий день Шаваш срезал на рынке кошелек и вдруг почувствовал
угрызения совести. "Даже бессмысленный зверь, овца и павлин, - подумал он,
- слушаются императора, а я вот нарушаю закон!" Но кошелек все-таки
срезал.
Тем временем в зал вошел господин Андарз. Господину Андарзу было
немного за сорок. Это был человек очень красивый, худощавый, с приятным
лицом цвета топленого молока, и с проницательными серыми глазами, формой
напоминающими персиковую косточку. Руки его были несколько тонки в
запястьях, и кончики длинных и узких пальцев были выкрашены хной. Шелковое
платье Андарза было расшито павлинами и единорогами, и из-под платья
виднелись кончики сапог, украшенных серебряными ирисами. На голове у него
была круглая шапочка, увенчанная выступом наподобие соколиного клюва.
Помощник десятого судьи поспешно подставил ему бронзовую табуреточку.
- Как можно сидеть в присутствии судьи, - отрывисто проговорил Андарз
и отошел к левой стене. Нечаянно он стал как раз под тем местом, где
расположился Шаваш. Лицо его, отраженное в зеркале, было совершенно
невозмутимым, но сверху Шаваш вдруг увидел на его затылке бисеринки пота.
"Удивительные люди чиновники" - подумал Шаваш, - даже потеют затылком.
- Значит, - осведомился судья, сделав знак писцам, - убитый был вам
знаком?
- Увы, да! - промолвил государев наставник. - Я учился с ним вместе в
дворцовом лицее! Его звали господин Ахсай. Он был назначен тысячником
морских перевозок в Лакку и проявил на этом посту известные способности.
Впоследствии он незаслуженно подвергся взысканиям: наша семья нашла
возможным поручиться за него. Ахсай получил должность в провинции Дая,
однако проживал в основном в столице.
Тут Шаваш заметил, что молодой помощник судьи быстро и нагло
усмехнулся. Дело в том, что провинция Дая была давно завоевана варварами,
и должности в ней за деньги приобретали люди, подозреваемые в богатстве.
Таких людей называли пустыми чиновниками. Эти пустые чиновники понастроили
себе по империи домов с изукрашенными окнами, завели павлинов в садах и
рабов в мастерских, - потому что по закону государя Иршахчана только
чиновникам полагались дома с выгнутыми бровями и павлины в садах, и они,
конечно, не очень твердо знали имена своих провинций, а зато хорошо знали
дебет и кредит. Нажитые им земли и лавки они обычно дарили высоким
сановникам в обмен на покровительство и право управления подарком.
Разумеется, все эти люди ужасно рисковали, что их покровителя арестуют, а
подаренную землю заберут в казну. При аресте Руша около двух тысяч
уважаемых людей пострадало таким образом, - в провинции многие с трудом
откупились, а в столице Нарай защемил им горло.
- Я, - продолжал между тем Андарз, - не поддерживал с ним связи, но,
будучи благодарен мне, этот человек несколько раз в месяц наносил мне
визиты, и, хотя лично я не имел в нем никакой нужды, он выполнял разные
мелкие поручения моей жены. Я неоднократно предупреждал женщину, чтоб они
не имели с ним дела, - но разве ее переспоришь?
Императорский наставник смущенно засмеялся, и судья хихикнул. Страсть
господина Андарза к женщине по имени Лина была притчей во языцех. Господин
Андарз встретил ее год назад в домишке какого-то лесника, застигнутый
грозой. Затащил девицу на ночь в постель, а на следующий день увез с
собой. Женщина эта была настырная, и по ее настоянию Андарз отослал из
столицы других четырех жен. Господин Андарз продолжал:
- Словом, вчера моя жена дала этому Ахсаю письмо для своих родителей,
которые живут в императорских охотничьих угодьях, да немного денег, чтобы
он его отнес. Ей не терпелось получить ответ вчера вечером, и она
раскапризничалась как раз...
Уголки холеного, чуть сладострастного рта опустились вниз, и все
