огне, и комната начала освещаться по мере того, как он зажигал толстые
желтые свечи в большой бронзовой люстре, висевшей над столом. В этом доме
положительно были помешаны на стилизации под средневековье.
Но нельзя было сказать, чтобы я имел что-нибудь против. Хорошо бы
пробраться в комнату Илль и посмотреть, нет ли там клавесина и портрета
прекрасного рыцаря, шитого бледными шелками. Однако мое воображение резвится
сегодня более, чем обычно. На черта мне далась эта девчонка и ее комната!
Посмотрим лучше, что это накладывает мне в тарелку ухмыляющийся Джабжа? Два
куска почти черного мяса и гора неизвестной мне каши -- у меня на буе такой
в запасе не было. В глиняные бокалы с ручками и крышками полилось красное
вино, пахнущее терпко и призывно. Мне до смерти хотелось водрузить локти на
стол и взять вилку в кулак, как, по моим представлениям, должны были утолять
свой аппетит кровожадные средневековые бароны. Но я время от времени
чувствовал на себе взгляд, полный хорошо прикрытого любопытства. Это меня
несколько сдерживало и не позволяло распускаться слишком поспешно, хотя я
почувствовал, что обстановка к этому располагает.
Пока головы склонялись над тарелками, я бегло осмотрел всех.
Ничто так не характеризует человека, как процесс еды. Джабжа поглощал
все подряд. Туан копался вилкой в тарелке. Лакост лакомился. Илль откровенно
насыщалась, как человек, не садившийся за стол по крайней мере сутки.
Вероятно, она была на вахте, или как это у них называется, и друзья ужинали
без нее. Во всяком случае, было очевидно, что Лакост и Туан сидят за столом
лишь ради общей компании и хорошего вина, которое тоже было в стиле всего
этого ужина по старинке. Наверное, эта старина обошлась им в уйму времени.
Илль подняла руку с бокалом. Полный, он был тяжел, и ей пришлось
обхватить его двумя руками, черными руками с длинными тонкими пальцами.
-- За джиннов, которые умели благодарить своих спасителей, -- сказала
она мягко, без всякого вызова. Так, словно напоминала мне о чем-то очень
хорошем, принадлежавшем только нам двоим.
-- Объяснитесь, -- по-королевски бросил Лакост.
Мне пришлось во всеуслышанье рассказать о том, как я хотел спихнуть
Илль в пропасть. Я умышленно не назвал эту расщелину канавой, чтобы сгустить
краски.
-- Честное слово, надо было! -- неожиданно перешел на мою сторону Туан.
Вероятно, причуды сестры порядком ему надоели.
-- Вынужден признаться, что не имел бы ничего против, -- склонил голову
Лакост.
-- Остановка за немногим, -- резюмировал Джабжа. -- На дворе еще ночь,
и вам остается только исправить ваш промах. Пропасть в десяти шагах.
-- Не поддавайтесь, вас провоцируют! -- крикнула Илль. -- Сами научили
меня драться, а теперь хотят продемонстрировать.
Она вскочила на кресло ногами и изогнулась, опираясь на спинку. Кем она
была в этот момент -- ящерицей? Кошкой? Что же это за хищный гибкий зверек,
бросающийся на человека и в одно мгновенье перекусывающий ему сонную
артерию? Ах, да, соболь. Вороной соболь. По-древнему -- аскыр.
Я смотрел и ждал, когда она бросится на меня. Я был почти в этом
уверен. Я представлял себе, как тонкие пальцы, черные пальцы захлестывают
мне шею, но я отрываю ее от себя и тащу к обрыву, что окружает Хижину, -- и
тут я вспомнил ее, замершую на моих руках с опущенными ресницами... Я
вздрогнул.
-- Ага! -- закричала она. -- Испугались! И правильно сделали. Эти
хвастуны сами не могут со мной справиться, уж разве что вдвоем. А надо было
мне тогда бросить вас и не откликаться, пока бы вы не съехали под горку.
-- И что тогда? -- полюбопытствовал я.
-- Ничего. Вы стукнулись бы ногами о противоположную стенку и спокойно
выбрались бы. Глубина пропасти там не больше полутора метров.
-- И вообще, -- сказал я, -- зачем вам было меня спасать? Ведь это не
входит в ваши обязанности.
-- Несколько странные представления о задачах и обязанностях персонала
спасательной станции, -- наклонив голову набок, задумчиво заметил Лакост.
Он, кажется, шутил.
-- Спасательной? -- переспросил я.
-- Ну, да, -- невозмутимо подтвердил он.
Это было здорово придумано. Спасательной?! Нет, вы подумайте --
спасательной! Я захохотал.
-- От чего же вы спасаете? Ведь каждый может узнать... Нет, молодцы,
люди! Люблю здоровый юмор. Спасатели...
Все почему-то смотрели в стороны, словно тактично ждали, когда я
перестану смеяться. А я не переставал. Уж очень это мне понравилось --
спасать людей, которые знают, что все равно они не погибнут. Когда-то это
называли "мартышкин труд".
-- А вот что, ребятки, -- сказал вдруг круглолицый с полотенцем, --
начихаем-ка мы на законы гостеприимства, возьмем уважаемого гостя под
локотки и скинем-ка его со стартовой площадки. Разбиться он, разумеется,
разобьется, но что-нибудь да уцелеет. Кусочки соберем -- придется мне
поработать; руки-ноги заменим биоквантовыми протезами, всякие там
печенки-селезенки поставим наилучшие, патентованные. Память восстановим
почти полностью -- это я гарантирую, запросим в профилакториуме снимок
нейронной структуры... А?
Я уже не смеялся.
-- Слух обеспечим отменный, -- Джабжа перекинул салфетку через согнутую
руку, наклонил голову, ухмыляясь. -- Зрение -- острейшее. Обоняние -- высшей
кондиции. Не угодно? И потом живите себе все положенные вам годы с миром,
живите -- поживайте, детей... -- Он быстро глянул в сторону Илль и осекся.
-- Ладно, -- сказал он, -- отставить избиение младенца. Присутствующим
ясно, что с горок лучше не падать. Чтобы прожить свои положенные годы, --
опять свирепый взгляд в мою сторону, -- по возможности с собственными
конечностями. Ну, а о тех, кто по тем или иным причинам не удосужился еще
обратиться в Комитет "Овератора", я даже и не говорю -- для них это
совершенно противопоказано, -- и он снова с минимальной дружелюбностью --
слишком демонстративной, однако, чтобы быть искренней, -- глянул на меня.
Свирепость у него была уморительная, и это несколько примирило меня с
только что преподанным мне уроком. Да, годы, проведенные в одиночестве,
здорово сказываются на психике.
Лакост, видимо, думал о том же:
-- Вы ведь тот самый механик, который просидел одиннадцать лет на
каком-то буе?
Все знают. Я кивнул.
-- Какого же черта вы молчите? -- вдруг взорвался Джабжа. -- В кои-то
веки выудишь в горах интересного человека, а ему и в голову не приходит
отплатить за гостеприимство. Выкладывайте, что там с вами приключилось.
Этот Джабжа распоряжался, словно он был начальником базы. Милый
дворняга. Но я был ему благодарен уже потому, что носик на черноглазой
рожице поехал круто вверх, чтобы никто не забывал, кто именно выудил меня,
такого интересного, из ледяной могилы.
-- Я думаю, что в общих чертах вы и сами все знаете, -- попытался я
скромно увильнуть от рассказа.
-- Рассказывайте же! Ну!
Ишь, какой капризный головастик!
И вдруг светлое лицо Саны встало передо мной. "Не надо... Не вспоминай
об этом... Не теряй на это времени -- нашего времени..."
Эти ребята ждали от меня веселых приключений. Кос-мический вояж с
десятилетней остановкой. Тайна рокового буя и искушение святого Антония на
современный лад. А для меня это были те, четверо, которые погибли в первые
же минуты этих лет и продолжали оставаться со мной до сих пор. Я был виновен
перед ними, и ни доводы собственного рассудка, ни воля Саны не могли
заставить меня оправдаться или позабыть о них.
-- Вы ведь были там не один. Как же произошло, что остальные не
вернулись?
Я посмотрел на Джабжу с ненавистью. Что он лез ко мне? Какое он имел
право спрашивать о том, в чем я был не виновен перед людьми? А уж то, что
касалось меня самого, я никак не собирался раскрывать здесь, в каком-то
случайном уголке, где мне суждено провести одну ночь.
-- Мы осмотрели буй и кое-что подремонтировали. -- Я постарался
отделаться краткой информацией, -- Получили с Земли "добро" на обратный
вылет и поднялись с буя. Два раза обошли вокруг него, потому что, когда мы
прилетали, его сигнализационная система работала нечетко. На первом витке
все было хорошо, а на втором сигналы стали гаснуть. Потом нас швырнуло
обратно к поверхности... Я тогда не понял, что это происходит против воли
командира корабля. Я думал, что он сознательно возвращается, чтобы устранить
недоделки. Мне было не до того -- ведь система сигнализации целиком лежала
на моей совести.
-- Ну?.. -- сказал сдержанный Лакост.
-- Я занял межпланетный фон, так как на ультракоротком не смог бы
связаться с киберцентром буя, и вызвал дежурных "гномов" из сектора приема и
сигнализации. "Выходите первым!" -- крикнул мне командир, и я, еще не
снявший скафандра, выскочил из корабля и громадными прыжками бросился к
появившимся из лифта "гномам". В последний момент мне показалось, что
командир и механик-фоновик с отчаянными лицами что-то выколачивают из
межпланетного фона. Я это вспомнил потом, когда стал все вспоминать. А тогда
я бежал к роботам, и самый большой из них неожиданно схватил меня и бросился
в лифт. Я закричал и стал вырываться, но вы понимаете, что этого сделать
нельзя, если робот выходит из подчинения. Лифт полетел вниз с ускорением не
меньше земного свободного падения, и когда он остановился на среднем
горизонтальном уровне, толчок был слишком силен, и я потерял сознание.
Собственно говоря, это было все. Что я мог им еще рассказать? Как мне
мерещились их крики, стуки и скрежет металла? Как я боролся с роботом, мешая
ему спасать меня? Как до сих пор...
-- Вы были самым молодым на корабле? -- тихо спросил меня Джабжа.
-- Да, -- ответил я, не зная, к чему этот вопрос.
-- И он приказал вам выйти первым...
Да, я должен был выйти первым и спуститься в отделение фонотронов. Я
был самым молодым... И меня ждала Сана. Командир знал, как она меня ждала.
Он приказал мне идти первым. Может быть, он еще что-нибудь передавал мне, но
ультракороткие фоны уже молчали. А я даже не успел оглянуться и посмотреть,
вышел ли кто-нибудь следом за мной или нет.
-- Я думаю, что никто больше не вышел, -- задумчиво сказал Лакост. --
Раз начала отказывать аппаратура, то не могла работать и выходная камера
корабля.
-- Можно было вырезать люк изнутри, -- предложил Туан, словно это
сейчас имело какое-нибудь значение.
-- Нет, -- сказал Джабжа, -- Время. Они не успели бы этого сделать.
-- Почему на буе не было приспособления для мгновенного переноса
корабля к ангарному лифту? -- не унимался Туан.
Откуда я знал, почему его не было.
-- Теперь это есть везде, -- сказал Лакост, -- но разве их спасло бы
это?
Я кивнул:
-- Ангар находился на глубине пятидесяти метров. Они не успели бы выйти
из корабля, как излучение достигло бы смертельной плотности, а металл,
деформируясь, расплющил бы звездолет, как он и сделал это со всем ангаром.
-- Но ведь излучение проникло вглубь не мгновенно?
-- Достаточно быстро. Меня спасло еще и то, что металл, уплотняясь, сам
становился изолирующим слоем. Да еще защитное поле после каждого
горизонтального уровня -- его включал мой "гном".
-- Это же смертельно для тех, кто оставался наверху! -- воскликнул
Лакост.
-- Киберы принимают свои решения мгновенно. Боюсь, что мой непрошенный
спаситель рассчитал, что те четверо мертвы, еще раньше, чем они перестали
дышать. И тогда все заботы были перенесены на одного меня.
